Юрий Добронравов - Реинкарнация, или «Янки-2000»
— Подожди отец. Познакомься — доктор Прастель. Хочет лечить меня от наркотиков.
— А разве ты их еще употребляешь? — удивился Ройд-старший.
— В том то и дело, что нет. Но для господина доктора это не аргумент. Скажи, я ведь лечился в его центре? Помогло мне это или нет.
— В центре? Каком таком центре? — удивился папаша. — Первый раз слышу. Ты лечился в госпитале «Фабрика здоровья». Самое лучшее и дорогое учреждение в городе, если не в стране.
— Наш центр создан недавно, — возразил Прастель. — Но хочу вам ска…
— Извините, господа, я вернусь через минуту. Нужно сделать кое-какие распоряжения, — и господин Ройд скрылся за дверью. Похоже, тема разговора совершенно не интересовала моего папашу.
— Господин Гарвер, — продолжил доктор, — Скажу вам откровенно. Чтобы вступить в права владения наследством вам придется пройти медкомиссию. Врядли она подтвердит вашу дееспособность без нашего заключения. Поэтому собирайтесь и поехали.
— Сегодня господин Гарвер не может поехать, — выступил вперед Рубио. — У него важная встреча. Но вы оставьте адрес. Он непременно на днях к вам заскочит.
— Адрес на визитной карточке. Но я просил бы со здоровьем не шутить. Мало ли что может произойти, — это было похоже на угрозу. А следующая фраза и вовсе напоминала приказ. — Собирайтесь, господин Ройд. Дорога каждая минута. Вы у нас не одни — нам еще нужно успеть к двум больным.
— Господин Гарвер приедет к вам, как только освободится, — повторил Рубио. — Кстати, Извилистая улица, дом 42, - это не возле стрелкового клуба «Снайпер»?
— Да, недалеко, — бросил доктор, даже не взглянув на Рубио, и обратился уже ко мне. — Вы не прислушались к голосу рассудка, Смотрите, не пожалейте. До встречи, господин Ройд.
Прастель снова хотел было протянуть руку для прощания, но понял, что я не собираюсь вылезать из своего кресла, а тянуться через стол — не хватит роста. Доктор повернулся и скрылся за дверью.
— Чего это ты такой взвинченный, дружище? — сказал я, когда Рубио вернулся в кабинет, проводив назойливого посетителя.
— Они такие же врачи, как я балерина! Мне удалось разглядеть в бинокль этих лекарей. Санитары, конечно, как санитары. Я таких навидался. Здоровые, тяжелые, мощные. Любого раненого вытащат с поля боя, и сошедшего с ума бедолагу успокоят одним подзатыльником. Попадешь им в руки — не вырвешься. Но это не все. В машине сидел человек, которого я знал во время войны. Хорошо знал. Так хорошо, что лучше бы его в глаза никогда не видеть. Дворянчик, подполковник.
Звать — Кумерих, подполковник Кумерих. Командовал полковой разведкой. Пристрелил бы его еще тогда, да случая не представилось. С чего бы это ему вдруг делать медицинскую карьеру? А адрес этого центра? В том районе никогда не было стрелковых клубов. Это район городских трущоб. Тоже наполовину разрушенный, меньше чем Западный, но… Короче, врал этот Прастель. Я отправил людей проследить, куда они поедут. Подождем, скоро должны вернуться.
Мы ждали часа два, почти не разговаривая. Тяжелая атмосфера страха снова повисла над моей головой. Опять вернулся начавший забываться беспричинный ужас. Рубио тоже боялся, но в отличие от меня он знал причину своего страха.
Наконец вернулись следившие за авто врачей люди.
— Шеф, Они проехали через весь город, нигде не останавливаясь, и выехали на трассу в сторону Омры. Там они от нас оторвались. Сами понимаете, у них — машина, а у нас — «и-и-го-го»!
— Можешь идти. — Рубио еще больше помрачнел. — Дрянь — дело.
— Объясни.
— За Омрой — проклятое место. Люди там последнее время стараются не ходить и не ездить. Грозы там гремят очень часто. Как только тучи сгустятся — над Омрой уже сверкает. Погибло от молний людей немало. А кто выжил — тот свихнулся. Клиент святого Иолисиана.
— Думаешь — их рук дело? — Руби не ответил, только пожал плечами. — Но я-то тут причем? Что им от меня-то нужно?
— Дело в том, Гарви, что ты потерял память, и вообще, очень изменился, когда попал в автокатастрофу во время грозы. И происходило все это на трассе за Омрой.
Глава 8
— Все, Вера, на сегодня достаточно. Голова уже не варит, и в животе урчит. Да и на тебя уже страшно смотреть, совсем уморил тебя твой начальник, — я захлопнул объемистую папку и поднялся из-за стола.
— А разве не завтра нужно сдать документацию? — мой зам оторвала взгляд от своей порции расчетов и подняла на меня усталые глаза.
— Не принципиально. Да и незачем. Эти элементы погоды не сделают, даже если ребята немного и просчитались. Все, заканчивай. Одиннадцать ночи. А мы ели последний раз в полдень. Собирайся, Руби отвезет нас в какой-нибудь ресторанчик. Возражения не принимаются.
На общем фоне дневной серости, граничащей с зеленой тоской, ночной город жил, будто на островах. Островах света на фоне общего мрака. В центре, и еще в нескольких богатых районах, сверкая роскошью, шумело разгульное пьяное веселье. Светились вычурные фонарики, гремела музыка, сигналили огромные, отделанные полированным деревом и позолотой паромобили. Но стоило на квартал удалиться от этого островка счастья и достатка, как ты погружался в царство сна и страха. Надежные замки охраняли сон измученных жизнью усталых за день небогатых людей. Плотно закрытые ставни не пропускали и лучика света из безмолвных домов. Найти тихое и безопасное место в это время было делом нелегким. «Жемчужина» была отвергнута сразу же, а небольшие кафе были уже закрыты. К счастью, Рубио знал один не очень помпезный ресторан на окраине города. Это было относительно небольшое по местным меркам и достаточно тихое заведение. На сцене четверо немолодых и внешне неказистых, но вполне приличных с профессиональной точки зрения музыкантов исполняли не очень громогласную, но удобоваримую для ушей музыку. Ни тебе бассейнов с рыбками, ни беседок, увитых розами. Явно, ресторан не для высшего света, а для людей среднего достатка, но это нам подходило, как нельзя более кстати. И кормили здесь неплохо, хотя и без вычурных деликатесов.
— Все равно, Гарви, зря ты меня сюда привел. Я чувствую себя как-то скованно. И одета не для ресторана, и прическу не сделала… — смущенно вздохнула Верга.
— Ничего. Мы сегодня закончили большое дело и заслужили эту передышку. И плевать на окружающих. А насчет одежды… Ты и в спецовке очень неплохо смотрелась бы. Тебе все к лицу, но я надеюсь когда-нибудь все же увидеть тебя в красивом платье, — сказал я. А про себя подумал, что без платья вообще, хотел бы увидеть Вергу еще сильнее.
— Не на работе же демонстрировать наряды! — улыбнулась девушка, — Но благодаря тебе, я вскоре, наверное, смогу обзавестись чем-то подобным. Обещаю, ты первый меня в нем увидишь. Заслужил — ты неплохо платишь, а еще обещаешь и процент прибыли… Не понимаю, зачем ты это делаешь? Другие работодатели подобной щедростью не отличаются. Не боишься прогореть?
— А не думаешь ли ты, милая, что я хочу претворить в жизнь не только свои механические, но и экономические новации? И вообще, хватит о работе. Пойдем, потанцуем.
— Как скажешь, начальник, — улыбнулась девушка. Чертовка в своем репертуаре — не может без колкостей.
Сентиментальная мелодия, которую играл квартет дома престарелых, настроила и нас на лирический лад. Головка Верги опустилась на мое плечо, и мы медленно закружились в танце.
Я в молодости слыл неплохим танцором. Вальсу и танго меня учила мама. Впрочем, эти танцы не очень мне пригодились. Станцевал разок вальс на выпускном балу со своей учительницей и пару раз на собственной свадьбе. Но не с невестой, а опять-таки, с мамой. Ну и еще считанные разы на танцульках во время курортных похождений, чем обаял местных дам. Так сложилась моя репутация. Остальные танцы моей молодости мама называла «трение двух полов о третий» и «кто на что гаразд». Здесь особой техники не требовалось. Вот и сейчас мне меньше всего хотелось соблюдать ритм и следить за последовательностью движений местной хореографии. Хотелось только одного — крепче прижать к себе и как можно дольше не отпускать эту милую девушку. И пусть на нас презрительно пялятся местные танцоры, плевать! Сейчас музыка закончится, и я ее поцелую. Не обиделась бы, кто ее знает, как она примет мои ухаживания. Она — не Винк, не испортить бы все в самом начале…
Поцеловать Вергу я так и не решился. Мы сели за столик и долго молчали, глядя друг на друга. Не знаю, о чем думала девушка, но я себя ругал, на чем свет стоит. Куда девалась моя смелость по отношению к женщинам? Что это я веду себя, как подросток?! В той жизни я и в свой «полтинник» не был обделен женским вниманием (пусть простит меня моя благоверная), да и Ройд-младший, похоже, был еще «тот мальчик». Откуда же эта робость? Немая сцена несколько затянулась, и я, чтобы прервать паузу прошептал:
