Санек 3 (СИ) - Седой Василий
Когда я начал разглагольствовать о том, как я себе представляю ведение боевых действий в нынешних условиях, Ворошилов, сначала слушавший меня с некоторым скепсисом, в какой-то момент задумался, потом увлекся обсуждением и в итоге сам же и предложил этот обмен опытом, хотя скорее мнениями, потому что с опытом пока беда. Взаимодействие с этими только-только собранными рабочими группами поначалу занимало уйму времени, но потихоньку, по мере того как привлеченные в эти группы люди вникали во все и вся, я с удивлением замечал, что моего личного участия в этих танцах с бубнами требуется с каждым днем все меньше. К приезду в Советский Союз моих психологов — их прибыло сразу семь человек во главе с обоими профессорами — я практически освободился от работы, связанной с поставкой оборудования из Штатов. Команда к этому времени уже прекрасно справлялась с этим без меня, чему я был безмерно рад.
Мне не понадобилось много времени, чтобы сформулировать и поставить перед психологами задачу по разработке опросников для отбора военных в ряды ЧВК. Пока мои люди работали, у меня, если так можно выразиться, появилось время осмотреться вокруг и попытаться осмыслить, что вообще происходит. А посмотреть было на что. С началом чистки в партии наружу полезло столько мерзости, что в пору было реально подумать, нужна ли действительно государству такая структура в самой верхушке власти. Достаточно сказать, что в некоторых регионах страны дело чуть не дошло до мятежа, когда начались аресты руководителей высшего звена. Как выяснилось, в основном на Кавказе и в средней Азии чудо-коммунисты успели создать что-то вроде кланов, которые определяли на местах направление развития регионов и трактовали общую политику партии так, как им самим заблагорассудится. Да и на территории России, Украины и Белоруссии тоже не все было гладко. Партийные бронзы возомнили себя такими себе местечковыми аристократами, соответственно и вели себя, как баре. Узнав вот это вот все, я как-то в разговоре с Абрамом Лазаревичем обмолвился, что конституция, которую как раз сейчас активно обсуждают и собираются принять, у нас пока совсем недоработанная и сырая. Когда тот начал было спорить, я задал пару простых вопросов:
— Сейчас в республиках, которые находятся в составе Советского Союза, всей страной активно строят разные промышленные объекты. Где у нас прописано, как все, что государство сейчас вкладывает в эти республики, будет компенсироваться в том случае, если какая-то из этих самых республик в конце концов выйдет из состава Союза? Ведь они же могут это сделать в любой момент, не так ли? Это первый вопрос. И второй: для чего в паспортах есть графа с обозначением национальности гражданина страны? Чтобы подчеркнуть важность того или иного народа или, может, чтобы заложить такую себе нехилую бомбу на будущее, ведь понятно же, что националисты будут мутить воду, рассказывая, как было бы хорошо жить отдельно?
Озадачил я Абрама Лазаревича своими вопросами и очень нехило, раз он после этого разговора резко собрался куда-то ехать.
Эти чистки от агентов влияния, а может, и мои вопросы тоже, привели к неожиданному результату.
Во-первых, Сталин на все сто процентов воспользовался этой охотой на ведьм и в итоге получил действительно неограниченную власть. Благодаря этому, а может, ещё и от злости, которая забурила в нем, когда в полной мере осознала, что чуть ли не все люди в верхушке советской власти были марионетками в руках идеологических врагов, он инициировал целый вал мощных изменений — как в стране, так и в самой партии.
Он и его команда действовали стремительно. Уже через месяц после начала арестов партийные бонз население всех республик, входящих в состав СССР, вдруг ни с того ни с сего решило, что им не нужно никакое разделение на эти самые республики. Они хотят жить одной страной, быть одним народом вечно. И точка. Правительство страны, идя на поводу у населения, тут же решило вообще упразднить такое понятие, как республики. Страна была разбита на новые административные округа, но название при этом не поменяла. Его решили оставить неизменным ради того, чтобы помнить, с чего все начиналось. Странный поступок, как по мне, но кто я такой, чтобы оспаривать это решение.
Но это ладно, главным, как по мне, во всех произошедших изменениях стало введение уголовной ответственности для коммунистов. Они и раньше не то чтобы были прям совсем неподсудны, но сейчас это было за гранью. Наказание для коммуниста теперь было во много раз жестче, чем для обычного человека за то же самое преступление. За преступление, по которому обычному человеку давали тюремный срок, коммуниста и расстрелять могли. Не знаю, к чему это приведёт в дальнейшем, но думаю, что хуже не будет, тем более что после введения этих законов число желающих вступить в партию как-то резко уменьшилось, причем сразу во много раз.
Были и другие изменения в сравнении с тем, что было в прошлом моего мира. Так, теперь человека нельзя было отправить за решетку по анонимному доносу или просто из-за подозрения в его неблагонадежности. Сначала надзирающие органы должны были доказать виновность человека и только потом, после суда, тащить его в застенки. Нет, предварительное заключение все еще есть, но вот изуверских методов дознания больше не будет. Такая коллизия с системой правосудия произошла, когда начали разбираться с неугодными агентам влияния людьми, которые попали за решётку только по указанию этих самых агентов.
Правительство очень мудро поступило, когда осветило все происходящее в прессе. Благодаря этому оно не только получило поддержку населения в этих своих начинаниях, но и лишило надзирающие органы на местах возможностей к маневру. Очень сложно теперь стало осудить невиновного. Все изменения этих трех месяцев я даже устану перечислять, поэтому два слова ещё скажу об армии и на этом все.
Психологи закончили подготовку необходимых опросников, которые по моему указанию разработали в нескольких вариантах — не только для того, чтобы выяснить, подходит ли человек для службы в ЧВК, но и для того, чтобы понять, к какой воинской специальности он тяготеет и способен ли в принципе командовать людьми. Когда начались собеседования, Ворошилов захотел лично все проконтролировать.
Наблюдая процесс воочию и тут же получая достоверные результаты, он очень втянулся. И так ему понравился метод определения, к какой профессии склонны военнослужащие, что он загорелся ввести в войсках подобную практику на постоянной основе. Более того, он сумел продавить решение о привлечении психологов вроде моих для тестирования всей армии поголовно. Понятно, что с таким подходом психологов понадобится до фига и больше, да и опросников придётся разрабатывать огромное количество. Но главное ведь было то, что моя методика его заинтересовала, и её начали проталкивать в армию. Начало положено, а дальше только вопрос времени, когда это все заработает в полную силу.
Ещё порадовало, что Ворошилов без всяких сомнений и страха хотя бы за свою собственную судьбу решил начать практику тестирования с высшего командного состава. Чтобы сделать все в кратчайшие сроки, он попросил меня задержать в Союзе моих психологов и поручить им одновременно с обучением советских специалистов создать необходимые этой проверки вопросники. Пришлось мне пойти навстречу этой просьбе, и я даже об оплате этой работы не стал заикаться, боясь спугнуть удачу. Это ж какой шанс выпал вычистить армию от шлака в виде всяких разных приспособленцев, непригодных к службе командиров, да и просто дураков. Тут не о деньгах думать надо, а бога молить, чтобы не передумали.
Занимался я все это время помимо прочего еще и терзанием — в самом прямом смысле этого слова — своей памяти. Не так часто, как хотелось, но раз в неделю я обязательно погружал себя в этот специфический транс, стараясь вспомнить все, что только можно. При этом я заметил, что с каждым разом вход в состояние этого транса дается мне все легче, но вот последствия моего там пребывания почему-то становились, наоборот, все хуже и хуже. Последний раз так и вообще после такого сеанса изучения собственной памяти я вырубился на несколько часов, притом эта потеря сознания сопровождалась обильным кровотечением из носа. Этим я изрядно напугал Абрама Лазаревича, который, пока я был без сознания, распорядился везти меня в ближайшую больницу, где я, собственно, и пришёл в себя.
