МИМ-1. Оникс - Эл Лекс
— Ну точно не ты, — усмехнулся я. — Она сама и разрешила, полагаю. А в чём дело? А, понял — тебе-то до сих пор не разрешает! Бедненький куколд!
Вот этот выпад, более простой и понятный, чем пассаж про аборигенов, наконец-то дошел до Укропова. И не просто дошел, а, судя по тому, как он сразу покраснел, практически превратившись в помидор, я попал в точку. Ничего удивительного, в общем-то.
— Ты точно берега попутал… — пролепетал Укропов, у которого чуть ли пар из ушей не валил. — Как только выйдешь из больницы, я тебя…
— Что именно «ты меня»? — заинтересовался я. — Угостишь мороженым?
— Угостим, только не мороженым, — усмехнулся Ватрушкин. — Будет невкусно, но хватит на всю жизнь, уж поверь.
— О, правда? А почему только когда я выйду из больницы? — я зевнул. — Вас тут двое, я один, да еще и лежу на кровати. Так в чем проблема? Давайте, ребята, сказали А, так сделайте и Б.
— Ну да, ищи дураков, — пробормотал Укропов. — А нас потом по камерам узнают и в полицию потащат за то, что на инвалида напали? Нет уж, мы подождем, пока ты отсюда выйдешь, и тогда…
Он сжал кулак, заставляя пальцы хрустеть. Он думал, что это выглядит угрожающе, а на самом деле выглядело глупо. И смешно. Но больше — глупо.
— И тогда что? Сделаете меня настоящим инвалидом? — вздохнул я. — Да уж, ну и злодеи пошли. Заходят как-то раз в палату к больному два крутых парня, а в итоге по степени крутости оказываются на уровне ватрушки и укропа.
— Слышь ты… Скорострельцов… — неумело попытался подколоть меня Укропов.
— Серьезно? — искренне удивился я, не давая ему договорить. — Это правда единственное, на что хватило твоих умственных способностей? Вот это неумелое коверкание фамилии — это все, на что ты способен? Черт, ну ты бы хоть у мамки своей взял пару уроков, думаю, даже она смогла бы придумать более оскорбительную шутку!
— У меня хотя бы есть мамка, — оскалился Укропов. — А твоя вот сдохла!
Я на несколько секунд замер, пытаясь понять, это он от глупости сказал или, наоборот, впервые в жизни выдал что-то обдуманное. Хотя какая разница. Он уже это сказал. А за свои слова надо отвечать.
Пусть я давно смирился с тем, что мама мертва. Пусть я уже привык жить без нее. Но это не значит, что я позволю кому-то говорить о ней в таком тоне. Тем более, если я к этому «кому-то» изначально не испытываю ни капли симпатии. Тем более, если этот «кто-то» и сам давным-давно напрашивается на добрую порцию звездюлей.
Я откинул простыню, которой был накрыт, и спустил ноги с кровати, прямо в развязанные кроссовки, которые стояли рядом.
— Идем, — коротко сказал я, махнув рукой и направляясь к двери.
— Куда? — удивился Укропов.
— На улицу, — пожал я плечами, берясь за ручку двери. — Или где вы там собрались меня угощать? Макдональдс? Шоколадница? Не знаю… Ресторан какой-то? Короче, идем туда, где нет камер.
— Зачем? — не понимал Укропов.
— Ну как зачем, — вздохнул я и развернулся к нему. — Ты же сам хотел. Говорил, мол, когда ты выйдешь из больницы. Вот я выхожу. Вы со мной или как?
Не дожидаясь ответа, я дернул ручку двери и вышел из палаты.
За дверью оказался коридор с большими окнами, через которые пространство заливало ярким солнцем. Я посмотрел налево, направо, увидел на стене зеленую стрелочку с бегущим человечком и надписью «Выход» и двинулся туда, куда она указывала.
Я даже не оборачивался, чтобы выяснить, пошли ли за мной двое незваных гостей — конечно, пошли. Им было некомфортно оставаться одним в палате. Их там вообще быть не должно, а уж тем более в отсутствие больного.
В больнице было немноголюдно — дойдя до мраморной лестницы, ведущей на первый этаж, я встретил только двух человек. Одна из них была медсестра, которая даже не обратила на меня внимания, а другой — спешащий врач в расстегнутом халате, который быстро проходил мимо. Сразу становилось понятно, что я нахожусь не в обычной поликлинике или госпитале. Я знаю, о чем говорю, я в больницах бывал не раз, и всегда там было много людей — больных, травмированных и тех, кто их сопровождает, и шум, который наваливался со всех сторон.
Но не здесь. Здесь тоже не было полной тишины, но вместо какофонии посторонних звуков играла тихая классическая музыка. Седьмая симфония Бетховена, аллегретто.
Я легко сбежал по мраморным ступеням, отмечая про себя, что голова уже почти не болит и я почти полностью вернул контроль над своим телом. Целительная магия доктора Милы просто творила чудеса.
Внизу лестницы я услышал, как этажом выше, специально отставая от меня, шепчутся мои недруги:
— Это какая-то подстава!
— Да какая подстава, он же один! Какая братва, откуда?!
— Да я откуда знаю, но ты посмотри, как он уверенно идет!
— Ну он же башкой ударился, вот, наверное, и двинулся окончательно, в смысле, кукуха тю-тю! Ну кто ему тут может помочь?
Придурки думали, что я их не слышу, но гулкий мрамор, из которого были сделаны не только ступени, но и стены, донес до меня их голоса. Умение понижать голос до едва слышного шепота было развито у этой парочки примерно так же хорошо, как умение подкалывать словами. То есть — на уровне трехлетки.
Ну вот и отлично. Пусть продолжают думать, что это не подстава, и идут как телята на убой. Это ведь и правда никакая не подстава. Меня никто не страхует, у меня нет никакой «братвы», я здесь один. Но им этого хватит. Даже несколько раз хватит.
Внизу, в большом холле, отделанном тем же гулким мрамором, располагалась регистратура, которая больше напоминала ресепшн дорогого отеля — невысокая полукруглая стойка из лакированного дерева, за которой сидели несколько молодых и красивых девушек в очках и с собранными в деловые прически волосами. Одеты они все были в белые пиджачки, фасоном неуловимо напоминающие врачебные халаты, и все это выглядело необычно. Вроде топ-модели с обложек журналов, но при этом такие деловые и строгие, что подступиться страшно.
Но не мне, конечно.
Людей в холле было немного, всего двое незнакомых мужчин стояли возле стойки, ожидая оформления.
