Юрьев день - Михаил Француз
Я и раньше ходил под этой опасностью — писатели изначально — группа риска, ведь писатели итак, мыслями, всегда живут в своих мирах, иначе не в состоянии были бы нарисовать их достаточно живо и красочно, чтобы читатели смогли в эти миры поверить. А уж после «пробуждения», когда мне стало достаточно просто закрыть глаза, даже без дозы морфия, чтобы оказаться в ином, сказочном, волшебном мире, где у меня бесконечная свобода и бесконечные возможности…
Меня спасала лишь будничность того мира. Его бытовые проблемы и бытовая рутина, так похожая на такую же, в мире этом. Которой всё равно, где заниматься: там или здесь.
Теперь же… я подошёл вплотную к той черте, которая отделяет меня от становления настоящим Пискарёвым. Ведь, рутина исчезла!
Мне больше не надо было ни о чём заботиться: ни о чистоте своего жилища — завтра оно снова будет таким, как и сегодня, ни об учёбе — какая учёба, если завтра не настанет? Ни о своём здоровье — какое здоровье, если вечером всё равно смерть? Ни об общественном мнении с общественными правилами — плевать на правила, завтра не настанет. Ни о деньгах — деньги, пфф! Что это?.. Ни о нормах морали…
Знание, что завтра не наступит — это власть. А власть развращает. «А абсолютная власть развращает абсолютно!».
Это страшно осозновать.
С другой стороны, а кто не мечтал когда-нибудь оказаться запертым в «Дне сурка»? Том самом, с Биллом Мюрреем? Кто отказался бы от такого шанса? Я — везунчик. Пусть и попал в слегка другую вариацию: в «День курка» с Мэлом Гибсоном. Разница лишь в том, что каждый твой день заканчивается муками смерти…
Что, конечно же, само по себе — очень значительное и крайне неприятное обстоятельство… к которому, однако… оказалось возможно привыкнуть.
Боль, неудачи, моральная деградация и постепенное прогрессирующее сумасшествие — всё это ерунда, по сравнению с главным страхом. С возможностью потерять интерес к жизни… Уподобиться той лабораторной мышке, которой воткнули электрод в центр получения удовольствия в мозгу и дали педальку, на которую надо жать, чтобы его активировать. Деградировать и потерять всё. Потерять свой человеческий облик…
К чему я это всё? К тому, что нашёл «лайфхак» к своему состоянию: чтобы дни в одном мире, шли чаще, чем в другом, надо всего лишь почаще засыпать. И тогда, они идут уже не один к одному, а один к двум, к трём, к четырём и так далее…
Я поймал себя на том, что ставлю на ночь уже третий будильник, «чтобы сходить в туалет», как я оправдываюсь перед женой. Она, наверное, уже думает, что у меня прогрессирующий простатит и уже несколько раз заводила разговор, о том, чтобы я сходил к доктору провериться…
А ещё, я сплю теперь днём. Специально выделяю себе полчаса времени, свободных от любых дел…
И я не знаю, как остановиться. Мой страх начинает воплощаться в реальность…
* * *
Вечер, открытое пространство перед моим домом. Я возвращаюсь с занятий музыкой у Петра Соломоновича. Взгляд внимательно, буквально обшаривает окна окрестных зданий, крыши, деревья, любые «складки местности», в которых мог бы укрыться снайпер. И я уже определил для себя десять возможных точек для проверки.
Иду. До ворот и калитки в ограждении двора моего домика остаётся пятьдесят метров. Из-за угла выворачивает до боли знакомый полицейский «бобик», быстро едущий ко мне.
Пистолет уже в руке сзади под курткой. И он уже снят с предохранителя, а патрон загнан в патронник.
Машина с визгом тормозных колодок останавливается в пяти метрах впереди меня, отрезая от пути к дому. Значит, снайпер не у меня. А ведь было и такое предположение.
Из машины вываливаются ППС-ники. Я вскидываю руку, подхватываю её второй и быстро всаживаю пули в незащищённые ничем лица вооружённых… статистов передо мной, раньше, чем они успевают даже толком выбраться из машины.
И тут же, не тратя секунд на перезарядку оружия, прыгаю вперёд, прячусь за стоящую машину со стороны своего дома. Жду. Слежу. Пытаюсь понять, откуда? Откуда прилетит? Где он прячется?
Не стреляет, гад. Тоже ждёт. Умный!
Я жду. Он ждёт. Ничего не происходит. Постепенно остывает заглохший мотор «бобика». О чём-то перешипываются полицейские радиостанции, оставшиеся возле трупов и одна, встроенная в панель автомобиля. Какие-то непонятные цифровые коды-обозначения, адреса, группы.
Он ждёт. И я жду. Очень не хочется высовываться. Очень страшно. Даже, с учётом того, что я знаю о том, что оживу, всё равно, дико страшно. «А, что, бля, если нет⁈ Вот так вот, раз — и нет⁈», как-то не в тему, или слишком в тему, вспомнился Слепаков. Но, даже не в этом дело — умирать просто не может быть не страшно. Страх смерти прошит в базовых животных инстинктах. Простым волевым усилием и логическими рассуждениями его не переборешь…
Я жду. Он не стреляет…
Он ждёт. Я жду…
Бля… А может, и нет его? Может, нет никакого снайпера? А появился он только после того, как я Мамонту «наябиднечал»? Ведь было же у меня такое подозрение?
Выглянуть? Проверить? Встать?..
Или подождать ещё?
А, если он там? Что я узнаю, если он там? Должен успеть направление выстрела засечь. Хотя бы тот сектор, откуда прилетит пуля. Точнее, можно будет засечь… в следующий раз.
А, сахар! «Следующий раз»! Я реально это только что подумал? Только что, всерьёз обдумывал самоубийство⁈ Кошмар…
Хачапури с чесночным соусом, надо было хоть как-то заранее готовиться! Не тратить весь день впустую на занудного старика и глупые распевки с дурацкими закорючками на линованной бумаге старых нотных тетрадей… А теперь-то что? Как его выманить? Он же Разумник. Он на высунутый из-за колеса портфель не купится… Или купится?
Стоит попробовать. Что я теряю? Ну, кроме портфеля.
Я медленно начал выставлять вышеозначенный предмет своего обихода за пределы колеса, за которым спрятался. На самом деле, так себе защита. Особенно против крупнокалиберной винтовки. Она это колесо, да и не только его, а всю машину прошить может, достаточно вычислить, где я нахожусь. Но, тут нет гарантии попадания и нет возможности удостовериться в смерти
