Рабы семьи Трок - Российский Ёж
И ни один из этих человек не желает даже словом с ним перекинуться. Как будто бы Алексей — прокажённый!
Он сгружает камни на площадку, откуда их по одному перетаскивают под навес — как Алексей слышал, их планируют в дальнейшем использовать для укрепления внешней стены… что за стена, он понятия не имеет. Вряд ли та, что ведёт вниз, к расположенному в небольшой окружённой горами со всех сторон долине городку. Но тогда… Впрочем, ему это ни капли не интересно. Совершенно.
Как не интересно ровным счётом ничего из того, что происходит вокруг. Потому что ничего не происходит! Изо дня в день Алексей только и делает то, что перетаскивает на тележке эти камни, стараясь при этом не улететь со скалы в пропасть!
Да, разумеется, можно было бы пойти на уступки и попытаться… Алексей едва ли не сплёвывает гадливо при одной только мысли, что станет прогибаться под местных хозяев! Которых, впрочем, за то время, что прошло с момента, когда он оказался в том зале — Алексей на мгновение позволяет себе поверить, что однажды ему удастся сбежать от надзирателей и проникнуть туда, где, он верит, у него получится понять, как вернуться домой! — он и не видел ни разу. Ну, не желают эти высокомерные ублюдки снисходить до такого, как он!
Он подхватывает тележку и спускается по крутой тропке вниз, туда, где слышны удары металла о камень. Тележка подпрыгивает на попадающихся под колёса камнях, едва не вырываясь из то и дело немеющих из-за вспышек боли рук. Алексей только и может, что уцепиться за скользкие от пота железные ручки и надеяться, что сумеет удержать тележку от падения. Потому, что даже страшно представить, что за наказание его ожидает, если он позволит «ценному имуществу» улететь в пропасть. Он скашивает глаза на начинающуюся едва ли не в шаге от него пустоту, которая, впрочем, теряется то ли в тумане, то ли в слишком низко опустившихся облаках, которые сегодня полностью затянули небо, и ёжится.
Наверное, после этого надсмотрщик его самого туда же сбросит!
Нижняя площадка встречает гулом крошащегося камня, перекрикиванием стражей, рёвом монстров, к виду которых Алексей успел немного притерпеться за последние дни. Уши тут же начинают болеть от какофонии звуков, но Алексей старается не обращать на это внимания. Он доталкивает тележку до входа в пещеру и замирает, ожидая, пока монстры, подгоняемые хлыстами — которые, к слову причиняют столько боли, что Алексей, лишь единственный раз попавший под удар, от одного только вида покрывается мурашками загрузят в неё камни. Роняя в процессе едва ли не две трети из-за совершенно неприспособленных для подобного конечностей, что растягивает время погрузки, как кажется Алексею, до бесконечности. После того, как погрузка всё же завершается, он выдыхает, отирает ладони о пропылённые штаны и, ухватившись за ручки, начинает толкать тележку наверх. Поминутно боясь, что теперь навернётся уже вместе с ней.
Хотя в таком случае надсмотрщику даже не придётся напрягаться…
По сути в том, что они вшестером тут делают, нет ни малейшего смысла. Перетаскивать камни с гораздо большей эффективностью способны всё те же монстры. Которых можно просто впрячь в эти несчастные тележки или приделать к спинам переноски, и вообще можно не жалеть. Это же… монстры! Тупые животные, не более того. Кроме того — на редкость отвратные на вид. Но вместо этого… Это же не более, чем наказание! Бессмысленное и выматывающее. И не приводящее ровным счётом ни к какому результату.
Алексей приостанавливается, чтобы перевести дух, и кидает взгляд на возвышающееся над всем главное здание поместья. А ведь где-то там сейчас наслаждается жизнью эта крыса. Которая, как он успел узнать — даром, что с ним даже за пределами времени, отведённого для работы, практически не разговаривают после третьего его наказания — едва ли не повизгивая от радости добровольно надела на себя эти уродские поделки, превратившие их обоих в рабов. Ну… ей не привыкать, наверное. Учитывая, что она делала всё, чтобы заполучить тогда должность… Алексей криво ухмыляется, представляя, как именно она убедила босса сделать именно её начальницей отдела… для неё в принятом решении нет ничего нового. Не привыкать стелиться под любого, кто может устроить ей более привилегированное положение, чем у остальных!
Гниль какая…
Он возобновляет движение, слыша, как позади приближается другой раб с тележкой.
А ведь тогда, в первое утро здесь, он думал попытаться спасти и эту крысу!
Зря.
Не стоит пытаться делать добро таким, как крыса. Они всё равно не оценят. А то и вовсе обнаглеют и начнут помыкать проявившим к ним участие…
До верхней площадки он добирается, задыхаясь и чувствуя, как все мышцы скручивает усталостью. Всё же это тело, в котором он теперь вынужден находиться, явно не было приучено к физическим нагрузкам. Один только подъём с грузом заставляет его едва ли не падать в изнеможении. Слабак! И надо бы с этим хоть что-то сделать…
Боль в браслетах внезапно становиться совсем нестерпимой. Алексей тихо вскрикивает и едва не упускает тележку. Спасает только то, что он уже добрался до верхней площадки. Так что тележка, опасно накренившись, всё же выравнивается. И даже ни одного камня не вываливается… Удача. Он даже немного радуется этому, но практически сразу морщится, понимая, насколько это сейчас жалко выглядит. Алексей потирает запястья, представляя, как боль утихает. Спустя несколько секунд становится немного легче. Достаточно для того, чтобы дотащить тележку, перевернуть её, вываливая содержимое, и направиться обратно.
Через несколько часов день закончится, и можно будет убраться в барак — в комнатушку, куда в первое утро его впихнули. А потом… Алексей заставляет себя не думать об этом, но предвкушение так или иначе, но скрашивает окружающую реальность.
Пусть это и глупость, за которую потом придётся расплачиваться. Но он всё равно сделает то, что задумал. Просто, чтобы доказать себе, что может. И чтобы напомнить — опять-таки, самому себе! — что он не раб. И никогда им не будет. И плевать на ошейник и браслеты.
Алексей на мгновение замирает перед тем, как начать спуск, ловя проглянувший через ненадолго разошедшиеся облака лучик солнца. И улыбается.
***
Вечера здесь прекрасны. Хотя, наверное, это то немногое, что здесь прекрасно. Но Инга даже жалеет сейчас, что в
