Красная королева (СИ) - Ром Полина
Похоже, что хоть король и огрызался на мать, но принять какое-то решение самостоятельно все же боялся. Совершенно не по-королевски он каким-то визгливым тоном приказал:
— Замолчите вы! Обе замолчите!
После этого выкрика он несколько минут тяжело дышал, пытаясь прийти в себя. Сердце у меня в груди прыгало так, что мне казалось, это видно даже со стороны. Я ждала королевского решения, понимая, что будет так, как сказал этот слабовольный мужик, и даже представить себе не могла, что он решит.
Король щелкнул пальцами, и двое из его свиты метнулись к столу, чтобы подать его величеству кресло. Он сел не глядя, совершенно точно уверенный, что там, где он садится, будет необходимая мебель. Видеть это мне было немного странно, пусть я и понимала, что каждое пожелание этого мужчины мгновенно выполнялось с самого детства. Сама бы я так сесть не смогла: обязательно обернулась бы и убедилась в наличии кресла.
Король сидел, приходя в себя, а меня радовало то, что матери он сесть не предложил. Впрочем, она перенесла этот каприз с завидным спокойствием. Возможно, таким образом он подчеркивал свой более высокий социальный статус и делал это не первый раз. Король положил трость поперек коленей и потребовал:
— Дайте мне сына.
Возникла некоторая заминка, природу которой я поняла не сразу. Только спустя минуту переглядываний мадам Менуаш и Софи, до меня дошло: сама я встать не могу, значит передать королю ребенка должна была нянька. А нянька здесь не присутствовала. Ждать, пока король разозлится в очередной раз я не стала:
— Мадам Вербент, прошу вас, возьмите дофина, — я аккуратно протянула ей теплый сверток. Смущенная Софи положила малыша на колени королю, поклонилась и встала чуть в стороне, а мой, так называемый, муж застыл, разглядывая сына. Он успокоился и даже черты его лица слегка смягчились. Наконец, вдоволь налюбовавшись, он посмотрел на Софи, передал ей ребенка и вынес решение:
— Я лично проверю детскую моего сына, Элен. Вам не о чем больше беспокоиться.
Свекровь недовольно поджала губу, понимая, что я избежала наказания. А король, между тем, очевидно, желая выказать мне свое расположение, с улыбкой сказал:
— Я вижу, что вы любите нашего сына, Элен. Я позволяю вам видеть его не один, а два раза в неделю. Вы заслужили это своей преданностью наследнику.
От шока я даже не сразу поняла, о чем он говорит. У меня в голове просто не укладывался этот идиотизм. Сложно сказать, сколько убитых нервных клеток мне стоило молчание. Впрочем, свекровь моя тоже была не слишком довольна решением, однако и она не возразила. И вот тут я поняла, почему: у нее еще будет время переубедить сына. А я же, поскольку уже родила и теперь длительное время не смогу принимать его в постели, потеряла доступ к королевским ушам.
Чем больше я смотрела на свою свекровь, тем больше я ее ненавидела. Даже думать о том, в каких условиях будет расти мой сын, какой яд в его уши будет лить эта изворотливая гадина, я представить боялась.
Король с матерью и их сопровождение удалились, а сын остался со мной. Думаю, всем, кто был приставлен к дофину, сегодня достанется от свекрови по полной. Только мне этого было мало. Я собиралась сама участвовать в воспитании ребенка. Если понадобится, для этого я переверну все местные правила и обычаи. Плевать мне на их этикет!
Через некоторое время в дверь робко просочилась первая из моих фрейлин. Чуть позднее пришла королевская нянька в сопровождении фрейлин и двух гвардейцев охраны. Кланяясь, но не поднимая на меня взгляд, она подхватила сына и унесла с собой.
Я отдала малыша без скандала и споров, хотя сердце сжалось от тоски и потери. Но я твердо знала: мое время придет. Я не отдам ребенка на воспитание этой стае саранчи. Не позволю, чтобы из него растили малодушного и избалованного барчука, слабовольного и удобного, как марионетка. Если для этого нужно будет воевать, они получат войну.
Глава 9
Когда королевская семейка свалила из спальни, унося с собой моего сына, когда робко и неуверенно, по одной в комнату начали возвращаться помятые фрейлины, благоухая запахами перегара и духов и стыдливо пряча от меня глаза с красными белками, я просто от раздражения и желания хоть как-то обратить на себя внимание этих женщин выговорила той самой миледи Лекорн, которая всегда с особым подобострастием: теперь я это уже отчетливо понимала сама, кланялась моей свекрови:
— Мадам Лекорн, вы по возрасту — самая пожилая среди моих фрейлин, соответственно, именно от вас я ждала максимального благоразумия. Но вы бросили меня именно в тот момент, когда мне больше всего требовалась помощь. Вы даже не побеспокоились о том, что в моей спальне разбито окно, и я могу замерзнуть!
Женщина кланялась и бубнила извинения. Софи, слегка потянув меня за руку и переключив мое внимание на себя, тихонько прошептала:
— Ваше королевское величество, местные не любят, когда вы пользуетесь титулами нашей родины. Чтобы не раздражать миледи Лекорн, не стоит обращаться к ней «мадам».
— Софи, я очень благодарна тебе за поддержку и внимание, но своих фрейлин я буду называть так, как сочту нужным! А тебя, милая Софи, я буду звать так, как ты сама захочешь.
Софи только порозовела и покорно склонила голову, соглашаясь с моим правом на гнев. Через некоторое время я задумалась: а откуда, собственно, взялось разбитое окно? И поскольку сейчас мне не нужно было ссылаться на потерю памяти и прочие глупости, я спросила прямо:
— Софи, я помню, что теряла сознание, когда было очень душно… Очевидно, я пропустила момент, когда разбили окно. Ты не можешь мне сказать, кто это сделал?
— О, ваше величество, это герцог Роган де Сюзор нечаянно уронил подсвечник.
Случайно уронил подсвечник? Странно… Как можно случайно уронить устойчивую железяку, да еще так, чтобы разбилось стекло? И за каким чертом этому самому герцогу понадобилось брать подсвечник в руки, ведь в комнате было достаточно светло. История разбитого окна показалась мне непонятной, и потому имя герцога де Сюзора я накрепко отложила в памяти. В конце концов, именно эта струя свежего воздуха дала мне возможность прийти в себя. Именно благодаря этому роды и завершились благополучно. Не знаю, знак ли это свыше, просто совпадение или же что-то другое, но очень постараюсь выяснить.
Сейчас, когда я родила, интерес двора, короля и свекрови пропал ко мне окончательно. Не было больше ежедневных контрольных визитов мужа утром и вечером. Его величество навещал меня один раз в неделю. Больная жена, которой пока что врачи не рекомендовали рожать нового ребенка, короля не интересовала.
Более того, через месяц, когда мне официально разрешили вставать с кровати, выяснилось, что теперь я сама должна наносить визиты мужу. Впрочем, все это было пустой формальностью, и при встречах мы оба старались сократить время свидания.
Отвары мадам Менуаш помогали мне значительно больше, чем микстуры лекаря. Именно эти отвары поспособствовали тому, что у меня пропало молоко. Моего сына по-прежнему кормила посторонняя женщина, и видеть его мне дозволяли только дважды в неделю. Первое время визиты дофина в мою опочивальню строго контролировала королева. Каждый раз, когда приносили сына, эта дрянь была тут как тут.
У меня не было даже призрачной возможности как-то поладить с кормилицей: поговорить с ней, выяснить, чем она питается, возможно, подарить какую-то безделушку и добиться ее расположения.
Со слов Софи я уже знала, что графиня-кормилица — вдова и практически разорена, но именно ее необычная особенность, почти постоянное наличие молока, держало даму на плаву. Правда, надо сказать, что выглядела она значительно старше своих лет: лицо покрывала сетка мелких морщинок. Она частенько имела утомленный вид и даже ее полнота казалось не приятной пухлостью, а некой отечностью и обрюзглостью. Графине Матильде Аронской было только двадцать семь лет, но навскидку можно было свободно дать на десять лет больше. Возможно, графиня и была неплохим человеком, но в присутствии королевы-матери держалась почтительно и отчужденно.
