Открывашка и пробой (СИ) - Павел Смолин
— В бане, подтвердила та. Валюш, скоро?
— Минут десять, бабушка! — милым-премилым голосочком пропела в ответ Валентина.
Ясно — перед бабушкой она притворяется пай-девочкой.
— Переодевайся тогда и иди работу доделывай, — велела Зинаида Матвеевна. — Молотком стучал?
— Ворота в сарае поправил, — кивнул я. — И воды наносил в огород. Сейчас в баню буду носить.
— Ну молодец, — расплылась бабушка в ласковой улыбке. — Заслужил курочку-то.
И покинула комнату, закрыв за собой дверь.
Глава 5
К ужину пришлось переодеваться снова, в «домашнее»: синюю, выцветшую от времени, растянутую футболку и залатанные, матерчатые черные шорты. Носки надевать не стал — Валька босиком ходит, а я чем хуже? Сама она оставила сарафан — достаточно «домашний», получается — а вот баба Зина нарядилась в белую рубаху, повесила на шею красные бусы, положила на плечи черно-цветочный платочек и дополнила это длинной, до пола, черной юбкой. Выглядит очень фольклорно.
На столе, помимо разлитого по глубоким тарелкам куриного супа — с картошкой и лапшой — имеются тарелка с нарезанными ломтями белого хлеба, три красных яблока и зеленый лук, который я нарвал пару минут назад по презрительно выплюнутой в пространство «просьбе» Валентины. Еще нарвал огурцов, оставив расти дальше огурцы поменьше. Второго, видимо, не полагается, но я и так нереально доволен настолько шикарным пиром. Да мне целый окорочок в тарелку положили! Блин, разливавшая супчик волчица могла и в тарелку плюнуть, а то и чего похуже. Лучше об этом не думать.
Молиться перед приемом пищи никто не стал. Икон в доме я тоже не видел, поэтому, заставив себя медленно и культурно съесть ложку супа и закусить его хлебом, не спеша прожевал — просто охренеть как вкусно! — и спросил:
— А в России — атеизм?
Баба Зина дожевала хлебушек, проглотила и укоризненно заметила:
— Где твои манеры, Андрюша? Сел за стол, попробовал — стряпуху похвали, вон сколько старалась. Я-то, дура старая, задремала, вот, ей пришлось.
— Дай Андрею время, бабушка, — тепло улыбнулась ей Валентина. — Он же городской, у них там все по-другому.
Вот это уровень двуличия! Неудивительно — у нее же две «формы».
— Спасибо, очень вкусно, — похвала далась легко — правда же.
— Кушай на здоровье, — мило прощебетала в ответ волчица.
Я вернулся к еде и принялся наворачивать суп, закусывая его по очереди курицей, огурцом и хлебом. Хрустящий, обмакиваемый в соль лучок в организм поступает фоном. Сидящая напротив Валентина питается подчеркнуто-аккуратно, разительно контрастируя с виденными ранее картинами. Ополовинив свою тарелку, Зинаида Матвеевна решила ответить на вопрос:
— В России хошь верь, хошь — не верь. Европейцы вон, все как один уверовали — в жуках демонов из Ада опознали. А если есть Ад, значит есть и все остальное. Бред, конечно — ну какие из насекомых демоны? Они ж неразумные, а черт — он, зараза, умный и хитрый. Президент наш, дай ему бог здоровья, атеист. И мы с Валюшей в бога не верим — попы оборотней шибко не любят, за грехи, мол, наказаны.
Валентина закусила губку — обидно.
— Попов щас на колокольнях не вешают, — продолжила Зинаида Матвеевна. — Но все равно государство их к ногтю прижало. «Открывашки» пользу великую миру приносят, — с любовью посмотрела на внучку. — Это дар, а не проклятье.
— Правильно! — одобрил я. — Какое же проклятие, если от него одна польза?
Валентина недовольно зыркнула на меня и демонстративно отвернулась к окну. Что-то типа «больно нужно мне твое одобрение, раб!»? Пофигу — сказал что думаю.
— Вот-вот! — обрадовалась моему пониманию бабушка. — А в Европе всех оборотней за границу выкидывают. Обычно — на наши земли. Это если повезет и сам сдаваться Инквизиции придет, а если спрятавшегося найдут — все, пиши-пропало: в кандалы пудовые и в шахту. Бежать попробует — всё, сразу на костер!
Почему-то я совсем не удивлен — Европа еще и не так может.
— Кошмар какой, — вполне искренне вздохнул я.
А может это тоже вранье официальной пропаганды? Вечером новости попробую посмотреть — в Центре телевизора не было — и оценить накал ненависти к соседям.
Тут с улицы раздался громкий стук в калитку.
— Кого это там принесло? — с этой легендарной фразой Зинаида Матвеевна встала из-за стола и пошла в гостиную посмотреть на гостя в окно. — А, Савелий, — голос прозвучал вполне радушно. — Сидите, кушайте, — велела нам и пошла во двор.
Повисла гнетущая тишина, в которой пронзительно отбивали секунды «ходики» из моей комнаты. Варвара нагнетала саспенс, неотрывно пялясь на меня с непроницаемым выражением лица.
Игнорируем, доедаем супчик и беремся за яблоко. Ах, да!
— Спасибо еще раз, офигенно вкусно, — поблагодарил «стряпуху» еще раз.
Усмехнувшись, она положила руки локтями на стол и опустила подбородок на ладони:
— Я тебе в тарелку плюнула.
Я был морально готов, поэтому легко переборол отвращение и облизнулся:
— Буду счастлив, если ты так будешь делать каждый раз.
— Фу-у-у! — скривилась она. — Весь аппетит пропал! Доедай, раб, — презрительно подвинула мне свою тарелку и пошла в большую комнату — явно подглядывать за бабушкой и гостем в окно.
Больше плевать не будет.
Почему бы и не съесть добавочку? Унизительно? Да хрена с два — я месяц постился, похудел килограмма на три, после такого можно поступиться малой толикой самоуважения. Стоило мне откушать пару ложек из Валиной тарелки, девушка вернулась и отобрала у меня вкуснятину, усевшись на свое место. С демонстративным отвращением зачерпнула супа и поднесла ложку ко рту одновременно с возвращением бабы Зины в дом.
— Толька-пастух помер, — поделилась с нами новостями. — Пойду Клавку успокаивать, — зашла в комнату, дав Варе возможность вылить суп обратно.
— Земля пухом, — сымитировала девушка грусть.
Пастухом в таких условиях может работать только обычный человек, а значит ей на него вообще плевать.
— Святой человек был, — голос Зинаиды Матвеевны наполнился плачущими мотивами. — Тридцать лет с Клавкой прожил, руки золотые, — появилась на кухне в черном длинном закрытом платье и в черном платке на голове.
Плачет.
— Вы сидите, деточки, кушайте, — шмыгнула на нас носом и покинула дом.
— Жри, — Валя толкнула тарелку так, что содержимое немножко расплескалось. — Со стола уберешь потом, всё помоешь и скатерть вон испачкал, — с издевкой потыкала в пятна пальцем. — Придется постирать!
Просто ужасно.
— Больше не хочу, — отодвинул я ее тарелку.
— Я после тебя жрать не буду, — презрительно выплюнула она. — Свиньям вылей, в кастрюлю обратно не смей.
А в деревне разве не учат бережно относиться к еде? Что ж, приказ есть приказ — если Зинаида Матвеевна спросит, я так и скажу.
Хохотнув, девушка добавила:
— А если захочешь второе —
