Наугад - Ande
Фред, между тем, то ли захмелев, то ли сознательно, продолжал рассказывать занятные вещи:
— Со смертью Черненко, стало окончательно понятно, что это дело нужно сворачивать. В верхах начался передел, и наметилось противостояние. Стань это история известна, даже представить страшно, какие головы полетят. Поначалу была разработана изящная комбинация, когда Пьянкова выдвигают на повышение, но, пока суть да дело, он едет советником в Афган. Но там были сложности… Дальше ты знаешь. Информацию слили. Комиссии пришлось действовать в авральном режиме. Ну и ты, заодно, угодил.
— Дааааа… — протянул я — чудны дела твои, господи.
— Ладно, Дух. Поеду я. Я ведь как прилетел, в обед, еще домой не зашел. Надеюсь, ты зла не держишь. Сам понимаешь, случайность. Кто же знал, что Первый Секретарь ЦК такое учудит?
— Вот что я тебе, Фред, скажу. — ответил я, провожая его на выход — Я все понимаю, ты сложными вопросами занимаешься, и может быть всякое. Да только знай, нет во мне к тебе теперь веры!
— И как это исправить, Дух? Ты только скажи, я всегда.
— Очень хорошо, что ты тоже все понимаешь. Поэтому, вот тебе диктофон «Топаз». Его нужно починить. Лучше бы — еще вчера.
Я снял с крючка на вешалке, в прихожей, диктофон и повесил Андрюхе на плечо. Он потрясенно, как и сумку с долларами, потыкал в диктофон пальцем и поднял на меня квадратные глаза:
— Может, деньгами возьмешь, Коль?
— Ну уж нет! Ты должен сполна испить чашу унижений. А то ты так и будешь меня в блудняки пихать.
Фред остался верен себе. Сумку с долларами, опять засунутую в брезентовый мешок, тащил я. Он заявил что диктофон — гораздо более унизительно, но так уж и быть. Игорь открыл мне багажник, я закинул туда сумку. И мы вполне дружески простились.
— Если что — звони в любое время, Коль. — сказал Фред. И они уехали.
Я закурил, и постоял, опершись о перила канала Грибоедова. Дождь кончился и не холодно. Будет мне наука.
Глава 5
В связи с окончанием семестра, я позволил себе поспать в субботу подольше. Обычно я бегаю совсем рано, еще в сумерках. А сегодня вышел из дома после девяти утра. Посмотрел на небо, затянутое облаками, на тихий Канал Грибоедова, свистнул, попрыгал и побежал. Когда я бегаю в обычную для меня рань, на улицах почти никого. А те, кто попадаются, уже примелькались. Дворничиха, через несколько домов от моего, что подметает перед домом. Мужик с сенбернаром, в переулке, спешит на набережную. Какие то, по виду чиновники, видимо, работающие далеко от дома.
Сегодня совсем не то. Сегодня суббота. Банный день у коренных питерцев. Сейчас, в восемьдесят пятом, настоящий коренной житель Питера, это житель коммунальной квартиры. По субботам идет в баню. Прелесть здесь в том, что многим из них, предлагали переезд в нормальные квартиры, но на окраинах. Но упрямое старичье такие предложения отвергает. И по субботам идет в баню. Отличить их легко. Пожилой дядя/ тетка, с тазиком или веником подмышкой.
Мой обычный маршрут пролегает мимо двух общественных бань. На Плеханова, и в Фонарном. И я не мог не увидеть идущую туда публику. Бег, кроме поддержки формы, позволяет еще упорядочить мысли. Не сразу, конечно.
Поначалу я с раздражением думал, о том, что все, что я видел в Туркмении, было первоклассным. Машины, напитки, одежда, и даже гранаты. Все распоследнее и модное. И даже скотч. Я искал его здесь, в Питере. Не все даже слышали о таком, думали речь о бухле. Понятно, делаем скидку на партфункционера с нетрудовыми доходами. Но все равно, я с трудом представляю себе питерского чиновника на Волге 24–24. Очевидно, что туркмены получали все лучшее. А что до населения не доходило, так на то и социализм.
Но я эти мысли откинул. В конце концов, в Туркмении добывают то, чем потом до поноса будет гордиться патриотичная публика РФ. Газ и нефть. Торгуя туркменским газом, Россия будет вставать с колен. И рассказывать населению о том, что запад только и хочет, что забрать наши ресурсы. Хотя, и ресурсы не совсем наши, да и торговать ими будут за сколько дадут. Ну да ладно.
И эти мысли я отбросил, задумавшись, о последствиях моего полета в Туркмению, для меня. Фред вряд ли врал, рассказывая мне подоплеку этих событий. В общем то, о том, что из Афгана к нам гонят дурь, в девяностых кто только не говорил.
И можно бы уже успокоиться. Но мне не нравится один момент. Здесь замешана политика. И не какая то местечковая, а самая наивысшая. То ли случайно, то ли намеренно, Фред обозначил участников. Грубо говоря, в той или иной мере, это кадры, завязанные на старших членов ПолитБюро.
Поэтому понятен внушительный подход к решению этого вопроса. Если я правильно уяснил, там решили в качестве прикрытия использовать знаменитое «Узбекское Дело» — результат конфликта еще Андропова и товарища Рашидова, главы Узбекистана. Во многом от него отпочковалось множество других дел. Хлопковое, Торговое, Киргизское, рыбное. Ну и Туркменское никого не удивит, решили те, кто может принимать решения. И всех фигурантов так или иначе убрали, трафик остановлен.
Свернув на Мойку, я вспомнил, что в восемьдесят восьмом году, когда прокуроры по Узбекскому делу, Гдлян с Ивановым, рассказывали о вопиющих нарушениях в Узбекистане, от них так и не смогли толком добиться внятных примеров. Все как то обобщенно и многозначительно. «Все факты в деле», говорил Гдлян депутатам.
В прошлой жизни моим соседом, за городом, был отставной мент-генерал. Ушел в отставку в начале девяностых. Крепкий такой дед, неисчерпаемый на милицейские байки. Он иногда говорил вещи любопытные. Про Узбекское дело он как то сказал, что ничего там такого не было. Такие же грехи можно было предъявить практически любому главе региона в СССР. От Камчатки до Калининграда. В прорехи плановой экономики из всех щелей лезла экономика внеплановая. Которая эти прорехи хоть как то заделывала. Там, Петрович, обычно главы исполнительной власти были сильно замазаны. Но Секретари были как минимум вкурсе. А кое — где и руководили. С другой стороны, у него область на руках, ему нужно людей кормить — одевать. И если
