Шаровая молния (СИ) - Александр Викторович Горохов

- Вы так усердно скрываете события более поздней истории, что у меня напрашиваются нехорошие мысли, - угрюмо подметил Румянцев.

- Всё ещё хуже, чем вы предполагаете, Анатолий Иванович. Но сначала нам нужно подготовиться к Войне, а уж потом решать более поздние проблемы.

- Советский Союз завоевали?

- Нет. Но, как говорили в годы моей молодости, «новой мировой войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется». Не гадайте, Анатолий Иванович. Многие знания порождают многие печали. Всему своё время. Нам с вами ещё предстоит предотвратить то, что я не хочу раскрывать раньше времени.

Прода от 18.12.22

12

В квартире Николая ждал сюрприз: его скромные пожитки были аккуратно выставлены в коридор. На стук в дверь высунулась незнакомая фиксатая морда, одетая в кальсоны и майку.

- Башкой об стену постучись! Чё надо?

- Это тебя надо спросить, чё тебе надо в моей комнате.

- Была твоей, фраерок, стала моей. Я теперь тут со своей супружницей живу, - кивнул приблатнённый в сторону сидящей на кровати Матрёны, одинокой тридцатилетней толстушки, жившей в комнате номер шесть. – Мы с ней завтра расписываться идём.

- Насколько я помню, у Матрёны и своя комната есть.

- А там уже мой зятёк с семьёй живёт, - заржал «захватчик». – Так что хватай узлы – вокзал отходит. И вали-ка отсюда, убогий, пока я тебе остатки твоих мозгов не вышиб. Или щас я ещё зятька крикну. Эй, зятёк! Васька! Подь сюда, тут этот, с отшибленными мозгами, права качает.

На шум из комнат начали выползать соседи, среди которых показался довольно крупный мужик с «раскрашенными» наколками лапами. Впрочем, «партаки» присутствовали и на руках матрёниного «мужа».

Подскочившая к двери Мотька потянула носом и заверещала:

- Нажрутся, а потом ломятся в чужие двери. Вы только гляньте, люди добрые, как антиобщественные элементы пытаются разрушить семью честных тружеников! И куда только смотрят органы, призванные защищать завоевания пролетариата от подозрительных элементов! Без году неделя в Москве, а комнату получил, ведёт себя вызывающе, пьяные скандалы устраивает.

Как только Матрёна «полезла в политику», число зрителей резко уменьшилось.

- Ты понял, фраерок? Катись отсюда, пока цел. Васька, вломи ему, если он не понимает.

- Постой Федот, - остановился Василий, рассмотрев Демьянова в свете тусклой коридорной лампочки. – Это ж мусорок. Видел я его как-то, когда он с гэбэшником в подворотне ручкался. Поручкались и разбежались.

- Да какой мусорок?! – опять взвигнула Матрёна. – Да на него самого мусора Лизку подрядили «стучать».

- Что? – ахнула «Элиза». – Что ты сказала, лахудра щипанная? Что ты напраслину возводишь на честных людей, подстилка уголовная?! Да я тебя…

И понеслось! Визг, ор вцепившихся друг другу в волосы женщин. На стороне Матрёны масса, Лизавета берёт подвижностью.

- Долго будешь пялиться, как бабы дерутся? – втолкнул в комнату скалящегося «жениха» Николай.

Тычок сложенными «лодочкой» пальцами в солнечное сплетение выбил Федоту дыхание, а удар ребром ладони по шее отправил его на пол. Усевшись «приблатнённому» на спину, Демьянов вцепился пальцами ему в патлы и обозначил удар лицом об паркет.

- Понял, что сейчас с твоим носом станет? А теперь быстро собрал свои манатки и вместе с «невестой» свалил в её конуру. Иначе вас обоих с твоим зятьком уделаю, как бог черепаху. Будете дёргаться – вообще порешу, и ничего мне не будет: у меня справка от психиатра есть, что я больной на голову, - зловеще заржал Николай.

- А Ваську куда теперь? – прохрипел «жених».

- Не колышет, куда хотите, туда и девайте. Сами кашу заварили, сами её и расхлёбывайте.

Утром Николаю на работу идти было не нужно, и он, готовя на кухне завтрак, слушал рыдания Матрёны и ругань Васьки с Федотом. Потом к нему заглянул Василий и мрачно предупредил.

- Ты, мусорок, оглядывайся почаще, когда по Москве ходишь. Я тебе не прощу того, что из-за тебя мне снова придётся по съёмным углам мыкаться.

- Договорились, - кивнул Демьянов. – Только учти при этом: ты так легко, как Федот, тоже не отделаешься. Сунешься ко мне – в инвалида превращу.

- Ну, ну, - зло сжал губы громила.

«Жених» исчез вместе с родственниками прямо с утра, а изрядно изодранная когтями и сияющая бланшем Мотька – ближе к обеду. И тут пришла очередь Лизы. У этой хоть хватило ума фонари припудрить и разбитую губу пластырем заклеить.

- Стёпа, это неправда. Врёт она всё.

После полуминуты молчания:

- Не специально я, меня заставили.

Ещё через полминуты по щекам, оставляя полосы на пудре, поползли слёзы.

- Будь проклят этот стихоплёт, из-за которого меня подцепили! Я только потому согласилась, что меня пообещали из соучастницы в свидетели перевести.

- На мужа тоже стучала?

- Не вспоминай это вороватое ничтожество! Поделом ему. Он же артельные деньги ворует, ему всё равно скоро «садиться». Я, когда за него выходила, думала, он щедрый мужчина, а у него даже на чулки приходится деньги выпрашивать: на дачу копит. Нужна-то мне его дача, если из-за неё я не могу даже в театр сходить.

- Кто давал задание следить за мной?

- Сержант госбезопасности Удовенко. Предупредил, что странный ты, и за тобой надо присматривать: с кем дружишь, о чём разговариваешь, с кем встречаешься. Стёпочка, прости, пожалуйста! Хочешь, я прямо сейчас тебе отдамся? Хочешь, я со своим разведусь и за тебя выйду? Он всё равно скоро сядет, а я знаю, где у него наворованное спрятано. Нам хорошо вместе будет.

Вот же торкнуло её! Помнится, одна из давних подружек Демьянова много лет назад (или вперёд?) говорила, что хорошо оттраханная женщина летит по жизни. Оказывается, хорошо оттраханная после хронического недотраха, ради «продолжения банкета», готова от нерадивого мужа с первым встречным сбежать.

Слушать за стенкой рыдания Лизы не хотелось, и Николай ушёл «поднимать культурный уровень»: в своё времена ему так и не удалось посетить Третьяковскую галерею, и он решил хоть теперь заполнить этот пробел. Выходя из подъезда, нос к носу столкнулся с возвращавшейся откуда-то Матрёной, тоже зарёванной и драной, демонстративно отвернувшейся от него при встрече.

Гулял долго, до вечерней темноты. Впрочем, в конце октября она наступает не так уж и поздно. И особого внимания на милиционера, прохаживающегося возле подъезда, не обратил.