Второе счастье - Игорь Черемис
— За вас, ребята, — с чувством, на которое способен только слегка захмелевший человек, сказала Ирка и подняла свой граненый стакан.
Мы с Аллой подняли в ответ свои чайные чашечки, чокнулись втроем под задорное «дзынь» от Ирки — и выпили. Херес прошел на удивление хорошо.
Я откинулся на своем стуле, а девчонки вернулись к беседе, которую прервало моё появление. Насколько я понял, речь шла о каком-то парне, с которым Ирка в настоящее время крутила шуры-муры — её беспокоило то, что тот не хотел знакомить подругу со своей семьей, выдумывая всякие нелепые отмазки.
— Представляешь, вчера он рассказал, что на майские всей семьей ходили на пикник, а когда я спросила, почему он не позвал и меня, сказал, что забыл. Вот как можно обо мне забыть? — она гордо вскинула голову, и бигуди негромко звякнули.
Я хотел было вставить свои две копейки — что-то особо едкое на тему таких парней, но не стал. Когда-нибудь до Ирки дойдет, что её тактика не работает, и она её сменит. Ну или не дойдет и она не сменит — и продолжит удивляться странным, на её взгляд, поступкам сыновей московских мам, которые, очевидно, считали эту девицу не парой их отпрыску. У неё был шанс — например, залететь от очередного любовника и предъявить эту беременность его семье. Но не факт, что такой поступок облегчит ей завоевание столичных снобов.
— А у вас в комнате нет ещё одного такого классного мужчины? — Ирка внезапно обратилась ко мне.
Я мысленно пообещал себе потом поспрошать у Аллы, что она успела рассказать Ирке до моего прихода.
— Таких как я — один на миллион, — я налил себе ещё немного хереса и обслужил дам. — Но есть парочка, хотя и с нюансами. Казах после института уедет к себе в Казахию, а Дёмыча скоро выгонят из-за учебы. Впрочем, у тебя, Ир, есть шанс спасти заблудшую душу. Может, ему не хватает материнской любви, вот он и пьет по-черному, и к занятиям не готовится. Не хочешь попытаться? Так-то он парень прикольный и богатенький, только на морду лица страшный.
Ирку счастье в виде Дёмыча не соблазнило — или ей нужно было смириться с этой мыслью, — и мы выпили за нормальных мужчин, которых не осталось в природе. И этих двух подвыпивших тигриц ничуть не смутило, что я сидел рядом и слышал этот тост.
Наверное, любительнице столичной прописки стоило сосредоточиться на ребятах из провинции, которых в общаге буквально толпы и среди них встречаются неплохие экземпляры. Если история пойдет своим чередом, почти все они останутся в Москве и уже к середине девяностых обзаведутся своим собственным жильем. Я даже помнил имена и факультеты пригодных на заклание Ирке экземпляров — вернее, подходящих под её нехитрые требования.
Вот только сдавать их Ирке я не хотел. Даже недолгое общение с ней было очень изнуряющим опытом. Мне не нравились похотливые и манящие взгляды, которые та изредка на меня бросала, не нравилась её манера поведения, не нравились вульгарность в выражениях, которые наверняка помешают ей быть хорошей женой и матерью. Конечно, в студенческих романах всё это, скорее, приветствовалось, да и в том кругу общения, где Ирка обычно вращалась, подобное, наверное, даже поощрялось. Но отдавать ей на съедение своих знакомых — пусть даже шапочных — мне не хотелось. Если только Дёму, а потом посмотреть, кто из них кого сборет. Я ставил на Ирку.
* * *
— Как ты думаешь, нормально будет, если я переведусь к вам? — вопрос Аллы застал меня врасплох.
Ирку мы покинули под вечер, когда у той закончился её херес. Меня слегка штормило, а Аллу просто мотало, и мне приходило удерживать её в более-менее вертикальном положении. Наверное, стоило взять такси, но в этом времени агрегаторы ещё не придумали и номеров таксопарков на каждом заборе не рисовали. Хотя если долго стоять на обочине, можно было словить частника — предтечу бомбил 90-х, к которым я и сам когда-то принадлежал. Но заниматься этим было откровенно лень.
Пока мы добрались до метро, Алла слегка оклемалась, а во время пересадки созрела до волновавшего её вопроса. Не знаю, на что она рассчитывала, но я был её идее далеко не рад.
— Это будет ужасно, — честно ответил я.
— Почему? — недоуменно спросила Алла. — Мы могли бы учиться вместе…
— Да так-то всё нормально. Но тебе будет тяжело нормально перевестись из своего педагогического к нам. Скорее всего, год потеряешь, и нужно будет досдавать всякое, чего у вас в принципе не проходят.
— Я выучу!
— Не сомневаюсь, — я улыбнулся. — Только зачем тебе нужны наши заборы? У наших специальностей очень ограниченное применение, все заводы находятся в мелких и средних городках, ты вряд ли туда поедешь добровольно.
— С тобой — поеду! — пообещала она.
Это была сильная жертва с её стороны. Москвичи всеми силами старались устроиться в своем родном городе, лишь иногда случались некие флуктуации в атмосфере, которые приводили к их миграции в другие края. И я не знал, на что списать такой порыв Аллы, достойный лучших примеров из жизни жён декабристов — то ли на внеземную любовь, то ли на временную страсть. Я, конечно, рассчитывал на любовь, но знал, что со временем страсть может превратиться в нечто более крепкое, чем самая великая любовь.
К тому же эта жертва была абсолютно ненужной. Я точно знал, что из нашей группы лишь пара человек пошли работать по специальности — в конце восьмидесятых заборы как-то резко вышли из моды. Да и те ребята была вынуждены так поступить, поскольку учились по заводской квоте и обязаны были отработать три года на пославшем их предприятии. Я этой участи счастливо избежал, поскольку не стал брать направление от нашего комбината, хотя меня уговаривали. Это направление сулило всякие плюшки — например, чуть большую и гарантированную стипендию, даже
