Злая Русь. Пронск - Даниил Сергеевич Калинин
К чести обозников стоит признать: они не воровали у своих. А в общий котел нукеры сбросили кости, что были оставлены ими на предыдущих дневках. Ильчин, молодец, придумал эти самые кости с остатками мяса сохранить на морозе и позже сварить из них шорбу, тщательно выварив до такой степени, чтобы все мясо растворилось в похлебке. Густая, ароматная, с насыщенным вкусом и разварившейся в ней крупой — шорба хороша всем, кроме того, что ее приходится очень долго готовить! Но ничего, десяток поставил котел на огонь, как только рассеялись сумерки, заранее отойдя к самой оконечности выпаса — ближе всего к лесу. Иные нукеры стараются держаться от темной чащи подальше — летящие из-за деревьев стрелы и пропадающие в глуби дубрав воинские отряды вызывают у особо впечатлительных суеверный страх! Но Азыд был уверен — на них орусуты не нападут. До самой крепости они обстреливали лишь головную тумену, устраивали засады передовому отряду да дозорам и перекрывали реку рогатками, вмороженными в лед. Значит, будут делать так и впредь! Потому его людям беспокоится нечего — орусуты ушли вслед за ордой… А вот нукеры других десятков до последнего не учуют аромат шорбы — и никто не сунется к ним просто так, случайно!
И до ее готовности осталось подождать уже совсем немного…
Легкий шелест в воздухе — а после короткий свист прервал умиротворенное ожидание десятка. Ильчин, потянувшийся к котлу со второй порцией пшена, вдруг сильно дернулся — а после неверящим взглядом уставился на свой живот. Чуть выше пупка в нем обнаружилось торчащее из плоти короткое древко болта, пущенного самострелом, а из глубокой раны вниз бодрым ручейком побежала кровь… В следующий миг кипчак истошно завопил — еще не от боли, что он даже не успел почувствовать, а от ужаса перед скорой и неотвратимой смертью. Хотя молодой нукер пока еще отказывался в нее поверить… Мгновением спустя Азыд уже вскочил на ноги, развернувшись к лесу — но крик его замер на губах, едва вырвавшись из горла, пробитого вторым болтом…
Арбанай упал на обжигающе ледяной снег — и последним, что он успел разглядеть своим гаснущим взглядом, была тонкая цепочка лыжников, спешно бегущих от леса к выпасам. А уже на грани яви монгол успел расслышать яростный боевой клич елецких ратников:
— Се-е-е-ве-е-е-р-р-р-р!!!
…- Се-е-е-ве-е-е-р-р-р-р!!!
Резким ударом развернутой вниз сабли сбиваю древко нацеленного в грудь копья — и тут же обратным движением рублю наискось, обрушив острие на голову кипчака! В кисти от удара отдает острой болью — а враг, пронзительно вскрикнув и выронив копье, падает на снег, орошая его кровью из широкой раны! Соратник погибшего, схватившийся за составной лук, рухнул на спину с рассеченным молодецким ударом Ждана горлом, все еще крепко сжимая в пальцах обрубок древка и не отправленный в полет срезень… А я уже ныряю вниз, глубоко присев и пропустив над головой хищно свистнувший палаш подскочившего справа ворога! Встречным движением пластую его живот наточенным лезвием сабли, скользнувшей по вражьей плоти чуть ниже плетеного щита… А распрямившись, едва успеваю принять атаку очередную противника на поднятый перед собой клинок, подставив под удар его плоскость! Шаг вправо вперед, разворот корпуса, разгоняющий контратаку — и наточенная русская сталь рассекает кольчужную бармицу вместе с шеей татарина, отвратительно скрежетнув по позвонкам…
— Егор, справа!
Резкий окрик бродника заставляет меня развернуться к новой опасности — бешено скачущему ко мне монголу, нацелившему стальной наконечник чжиды в мою грудь! На бесконечно долгое мгновение я буквально цепенею от сковавшего тело страха перед стремительно летящим на меня животным, высоко выкидывающим перед собой копыта… И сверкнувшей на солнце отточенной сталью!
Но прежде, чем монгол поразил бы меня копьем, в шею его жеребца впивается срезень! Оглушительно заржав, скакун на бегу рухнул набок, придавив собой отчаянно вскрикнувшего наездника — я ошарашено оглянулся назад, ища взглядом своего спасителя. И словно приветствуя меня, с победной улыбкой склонил голову замерший шагах в двадцати справа Завид, по-прежнему сжимающий составной лук в руках.
— Спасибо, друже!!!
…Чтобы охватить как можно большую площадь выпасов — и как следствие, угнать как можно больше лошадей и скота! — от леса мы пошли тонкой, растянутой цепью, из луков и арбалетов сняв всех, кто оказался на виду. Но когда уже достигли животных и начали резать путы на лошадях, со стороны татарских сторож, ведомых арбанаями-монголами, последовала бешеная контратака! Причем рассеянные десятки поганых изначально вступали в бой с меньшим числом дружинников, порой разрывая тонкую цепочку рязанских ратников. Однако каждый раз на помощь атакованным товарищам приходили те, кто двигался вперед справа или слева — и, в конечном итоге, сторожи были в буквальном смысле вырублены.
Чуть отойдя от короткой, яростной схватки, я встал на недавно сброшенные лыжи и поднял из снега палки, после чего окинул взглядом ратников, «подковой» гонящих отары скота и лошадиный табун к реке. Помедлив всего пару секунд, стараясь отдышаться, я снял с пояса боевой рог и прижал к губам, предварительно глубоко вдохнув… В следующий миг над заснеженным полем, бывшим летом роскошным пойменным лугом с густой, высокой травой, раздался условный сигнал из трех повторяющихся протяжных, громких звуков. И тут же из леса вынырнули вои сотни (хотя вернее сказать, уже полусотни) Кречета, сжимая в руках за ночь сбитые рогатки, а от «подковы» отделилось несколько десятков моих собственных ратников и дружинников Ельца.
— К реке братцы, поспешим к реке!!!
Наш двухсотенный отряд, играющий роль «щита» остальной дружине, занял позицию на левой оконечности «цепи» — ближе всего к монгольскому корпусу, осаждающему Ижеславец. Такое решение самое правильное и рациональное, хотя и несет в себе определенную опасность… Например, не успеем мы вовремя выставить заграждение из рогаток на реке — и поганых придется тормозить стеной из собственных щитов и тел, что в любом случае очень быстро истончится… И потому, как только мы перебили все татарские сторожи на своем участке, я подал сигнал — и вои устремились за мной.
А теперь вот мы со всех ног дружно бежим на лыжах к Прони, судорожно глотая морозный воздух широко раскрытыми ртами и уже на берегу начав разбрасывать остатки запасов чеснока… Зараза, как при этом мешается саадак и колчан, прицепленные на пояс — кто бы знал! Во время схватки их даже не замечал, а тут…
— На лед приберегите рогульки железные!
