Кирпичики (СИ) - Тамбовский Сергей

Мы и встали с правой стороны от снижателя. Сегодня у нас сплошная облицовка из сушилки лезла — это такой же по формату керамблок, как обычный, но без рубчиков. На внешний контур зданий предназначался. Её и выкладывать надо было по-своему, на ребро, не 306 штук в пирамидке выходило, а 284. И ещё пардон за подробность, но из-за каких-то специфических добавок в глину она пахла, извиняюсь, дерьмом… как будто рота солдат облегчилась в цеху. Я всё это не помнил, конечно, Миша просветил.

Не успели закончить первую пирамидку, как вернулся Витёк и выдернули меня. Отошел к столику мастера, там на табуретке сидел усталый и взмокший милицейский капитан.

— Фамилия-имя-отчество? — понуро спросил он меня, я ответил.

— Давно здесь трудишься?

— С января.

— Убитого хорошо знал?

— А кого убили? — на всякий случай решил уточнить я во избежание.

— Будто не знаешь, — буркнул капитан, — Игоря Азарова.

— Ааа, этого… чтобы хорошо, не могу сказать, так… общались раз десять в общей сложности… мы же из разных отрядов-то.

— Конфликты у него с кем-нибудь были? — продолжил спрашивать капитан.

— Не видел… — осторожно ответил я, — мы же всё-таки и в разных цехах трудимся. Домой только вместе ездили после смены… один раз он ругался с Васькой из нашего цеха.

— Что за Васька, как фамилия? — оживился тот.

— Фамилии убей не знаю, можете у мастера спросить — длинный и ухмыляется всегда. Сегодня его нет.

— Ты барабан этот видел, куда Азаров упал? — перепрыгнул зачем-то на другую тему капитан.

— Мимо много раз проходил, а чтобы подробно изучить и наверх подниматься, это нет…

— А кто-нибудь из твоей смены поднимался и изучал?

— Вряд ли… во время работы не до того, план надо делать. А после смены быстрей домой хочется — ни разу не видел изучающих.

— Ладно, подпишись здесь вот и иди пока, — милостиво разрешил капитан, — и позови Шубина.

Я подписался и позвал Мишаню, тот уныло поплёлся на допрос, даже не спросив у меня ничего. А я продолжил сборку очередной пирамидки облицовочки. Капитан, наконец, убрался из нашего цеха, а мы во время очередного перекура обсудили наболевшие вопросы.

— Он к бутылке часто прикладывался, я сам видел, — вспомнил этот момент Витёк, — по пьяни наверно и свалился туда.

— Да чё ты буровишь, — вступился за него Миша, — ни разу его пьяным не видел. И это… ты видел сам барабан-то?

— Ну видел…

— Там случайно свалиться никак нельзя, там бортик по грудь примерно. Это надо табуретку подставлять или за трубу сверху цепляться, тогда перелезешь. Точно ему помог кто-то.

Но тут раздался истошный крик из угла нашего цеха — все встали и двинулись по направлению к кричавшему. Откуда-то сбоку набежал мастер Сидоров и опередил нас.

— Тэээк, — сказал он, оглядев невесёлую картину.

Там сошла с рельсов и рассыпалась тележка, которую пытался вытащить из сушилки один из наших отрядников, Дима-Димон. Пара-тройка керамблоков упала и придавила левую ногу Димона, а весил каждый из них около пяти кило. Кирпичи мы конечно убрали и оттащили Диму от покачивающейся тележки.

— Перелом? — вслух подумал Сидоров, поднимая димину штанину. — Нет, кажись ушиб всего-навсего. Ходить сможешь?

— Не знаю, — признался тот, попытался встать, но тут же рухнул обратно на пол.

— Я знаю, что это такое, — вылез на передний план Миша, — это называется внутримышечная гематома. Страшного ничего нет, но болеть будет месяц, если не два. Помогает кетонал, можно таблетками, можно уколами.

— Тогда так сделаем, — начал распоряжаться Сидоров, — ты, Дима, полежи вон на той скамейке, ты, Мишаня, если такой умный, беги в аптеку за этим кетоналом, как выйдешь за ворота, направо метров двести, она у нас до семи работает. А ты, Санёк, встаешь на трамвайчик вместо Димы. Врача пока не будем звать, хватит на сегодня несчастных случаев. Остальные грузят вагонки. В темпе, время поджимает.

Я пожал плечами и двинулся в сторону этого так называемого трамвайчика. Это было устройство, двигающееся по рельсам, перпендикулярным основным, по которым вагонки в печь загоняли. Питание на них подавалось с контактного провода сверху, действительно на трамвай похоже. На них грузили маленькие тележки из сушилок и подгоняли садчикам — насколько я успел понять за эти два дня в новом мире, работа тяжёлая и муторная. И травмоопасная вдобавок. Потренькал звоночком, был здесь и такой инструмент, и поехал вытаскивать тележки из сушилки…

Это вот цех формовки, если кому-то интересно…

Тележки из сушилки надо было вытаскивать не как вздумается, а по строгому алгоритму, который мне сообщил тот же Сидоров — две из левой половины, так называемого полублока, две из правой. Причём следует строго отслеживать, не выперла ли какая очередь слишком далеко вперёд, грозя свалиться на рельсы, эти в первую очередь надо было растаскивать. И при этом надо обеспечивать бесперебойную подачу тележек для разгрузки, а это, на минуточку три снижателя… но сегодня только два функционировало, и то ладно. И при этом надо было по возможности убирать битый кирпич и керамзитовую крошку со всех подъездных путей. И ещё не следовало касаться всех токопроводящих поверхностей трамвая только в рукавицах, а то разное бывает, туманно пояснил Сидоров.

А я почесал в затылке и принялся выполнять производственную программу… как белка в колесе, сразу же пришло мне на ум сравнение. Нет, садчиком-то гораздо проще и ненапряжнее. А тут и время обеда подошло.

— Сегодня талоны на месяц выдавать будут, — сообщил мне Миша, когда мы двинулись в сторону заводской столовки.

— А что за талоны? — поинтересовался я.

— На молоко же, — пояснил он, — у нас же вредное производство, полагается бесплатное молоко, чтоб вредность компенсировать, — и, опередив мой следующий вопрос, тут же пояснил, — один талон на рабочий день полагается, за месяц 23 штук, на талон дают два пакета молока либо стакан сметаны.

— Пакета? — переспросил я, — какие сейчас пакеты?

— Обычные, треугольные…

Ага, вспомнил я про это чудо советской торговли — треугольные пирамидки красно-синей расцветки. Они ещё и проливались частенько.

Вот такая красота в развеселых тетраэдрах в магазинах продавалась

В столовой было пустынно и чисто, только что прибрались, похоже. Получили талончики у специальной тётеньки в углу и сразу и прошли к раздатку.

— Вот чем мне вторая смена нравится, — сказал Миша, набирая салатов и вторых блюд на поднос, — так это пустой столовкой… а ещё, что начальство домой уходит после семи вечера, никто не будет орать под руку.

— И ещё, что домой поздно приходишь, — добавил семейный Витёк, — дети с женой спят уже, никто по ушам ездить не будет.

— А часто у вас такие форс-мажоры случаются? — спросил я у Миши, когда мы сели за стол (итого за обед я выложил 95 копеек, недорого, на талон взял сметану).

— Какие форс-мажоры? — не понял он.

— Ну это обстоятельства такие… — начал пояснять я, — непреодолимой силы… ураган там или наводнение или революция. Несчастные случаи тоже входят в перечень.

— Понял, — отозвался Миша, наворачивая котлету с картофельным пюре, — нет, нечасто, за полгода второй раз.

— А первый когда и как случился?

— Это в первую нашу неделю — на керамзитовом участке одного мужика в пресс затянуло. Руку по локоть ему отрезали в конце концов.

— Мда… — только и смог ответить я, — надо бы побыстрее расплеваться с этим долбанным Керамзитом.

— Это ты ещё про дерматит наверно забыл, — ехидно добавил Миша.

— И что я про него забыл?

— Он тут у каждого первого случается, от керамической пыли. Кожа сначала чешется, потом шелушится, потом красными пятнами идёт. Проходит почти у всех через месяц где-то, но некоторым не везёт. И конъюнктивит ещё бывает…