Времена грёз 1 том - Мелисса Альсури
Стараясь отвлечься и пошарив взглядом по ближайшим полкам библиотеки, я достал словарь и чей-то старый пересказ нашей странной легенды. Даже не представляя, кто мог написать подобную поэму и чем руководствовался в ее создании, я чувствовал какую-то причастность к событиям в ней и искренне жалел героев. Это отчасти заменяло мне собственные переживания.
— Отчего же ты грустишь, Ганим?
— Я… текст, что ты мне дал, написан так хорошо, что, прочитав впервые, я заплакал и долго не мог успокоиться.
— Тебя так это тронуло?
— Похоже, я несколько сентиментален.
Гость прошел ко мне и, положив руку на плечо, ободряюще его сжал, встретив мой смущенный взгляд. Едва он оказался рядом, как до меня донесся сладкий запах специй и сандала, будто бы специально дурманя сознание. Хотелось вдохнуть аромат поглубже и одновременно спрятаться от него, подспудно опасаясь чересчур увлечься Давидом.
— Мне кажется, развивай ты свой талант, то написал бы не хуже.
Лесть, неприкрытая лесть, но… он говорит так уверенно.
— Ты правда так думаешь?
— Правда. Почему ты пишешь так редко?
Будто это и так не ясно. Не заставляй меня озвучивать это.
— Никому не интересно читать про… такое.
— Любовь?
Он будто специально давит на больное.
— К мужчинам, от мужчины, это же бред. А писать о девушках у меня получается натянуто и… плохо.
— Какие глупости, ты зарываешь свой талант, и даже если слушатель найдется лишь один, то хотя бы ради него тебе стоит писать. Вдруг именно ему будут важнее всего эти строки.
Не намекаешь же ты… не, точно нет.
— Давид, мне кажется, ты преувеличиваешь…
— Скорее наоборот, преуменьшаю. Пообещаешь мне почаще возвращаться к собственным стихам?
Пощади меня. Не стоит вселять надежду.
— Давид, я не…
— Пообещай, прошу тебя, мне тоже важно это.
— Д-да, конечно, я буду писать чаще.
Как я могу тебе отказать.
Беллаторец улыбнулся, как всегда нагловато и весело, словно заставил пса верно выполнить команду. Довольно кивнув, он отпустил меня, вернувшись к камину и креслам. Я же, вновь отвернувшись к полкам, постарался унять трепет, наполнявший грудь, и удержать глуповатую ухмылку, в которую мои губы так и норовили растянуться. Свои стихи я редко кому показывал, даже Софи их толком не видела, но, чувствуя такую поддержку, мне захотелось тут же рассказать о них каждому в доме. Или наоборот посвятить пару из них вполне конкретному лицу. Я уверен, он оценил бы.
Потратив немало сил, чтобы успокоиться и удержать свои эмоции, я все же припомнил, зачем пригласил Давида к себе. Прошествовав к камину, я проследил, как одна из горничных вошла в библиотеку и, оставив поднос с чаем, лишь единожды бросила взгляд на Давида из-под полуопущенных ресниц и поспешила уйти. Даже удивительно, что она не придумала повода задержаться и дольше поразглядывать беллаторца, как это делали девушки в кафе или ресторанах, где мы бывали.
— Что ж, я думаю, можно продолжить перевод.
Отложив словарь, я открыл свой блокнот и взял карандаш, но Давид, разлив чай по чашкам, покачал головой.
— Если ты не против, я предлагаю зачитывать фрагменты по ролям, как в прошлый раз. Так легче понять звучат они или нет.
— Да, конечно, я только за.
Беллаторец взял в руки листы с заготовленным текстом, и мы начали работу, периодически прерываясь и вслух проговаривая реплики по ролям. Волей случая ему досталась роль Люцифера, и я вновь смог наслаждаться его игрой, кажется, совсем забыв счет времени. Мне не хотелось даже взгляда отвести, боясь пропустить особенное движение брови или взмах руки.
— Но тварь в себе скрывала злого духа.
Гость с удовольствием продолжил:
— Нет, тварь его лишь разбудила в тех,
С кем говорил язык ее коварный.
Но мы — мы знаем истину и станем
Провозглашать лишь истину…
— Смерть мне внушает трепет.
Она есть нечто грозное: но что же
Она нам всем, виновным и невинным,
Как зло была объявлена: какое?
— Вновь прахом стать.
— Стать неподвижным прахом
Еще не зло; но только бы не быть ничем иным!
Прервавшись, я заметил на пороге Софи и, воспользовавшись паузой, поспешил подойти, приветственно обняв.
— Сестра, ты вернулась! Ты так рано сбежала сегодня из дома, что-то случилось? На тебе лица нет.
— Все хорошо, я просто по уши в работе, забегала сегодня на службу к Элею поговорить о часовне.
— Боги, тебе стоит отдохнуть хоть немного, я видел, что ты за чертежами все свободное время проводишь. Используй возможность, пока Каин занят, и поживи хоть немного для себя.
Огладив плечи девушки, я заглянул в ее глаза, ожидая реакции.
— Хорошо, братец, я попытаюсь.
— Ловлю на слове, а пока можешь послушать наши потуги в поэзии. Давид привез часть старых рукописей из Беллатора, и наш театр решил создать новую постановку на их основе, только нужно все правильно перевести.
Я подтолкнул Софи к креслам и, подхватив свою чашку, долил туда чай, отдав ее сестре. Давид же решил окончательно вогнать меня в краску своей похвалой.
— И ты неплохо с этим справляешься, умеешь подобрать верный слог.
— Кажется, ты меня перехваливаешь.
Неловко смутившись, я дождался, пока сестра сядет рядом и записал последние переведенные строки в блокнот. Софи с некоторой отстраненностью отпила чай и, поставив чашку на стол, взглянула на беллаторца.
— Впервые узнаю имя мужчины уже после того, как увижу его обнаженным.
— А я ваше имя так и не узнал.
Не веря своим ушам, я замер и, чуть не выронив карандаш из ослабевших пальцев, поднял голову. Желудок предупредительно заныл, норовя сжаться под солнечным сплетением в нервный комок.
— Простите… вы знакомы?
Покачав головой, Софи откинулась в кресле и пожала плечами.
— Один раз встретились, случайно.
— В борделе.
— Надеюсь, знакомство со стражами для вас прошло безболезненно.
— Они могли быть и помягче.
— Я обязательно передам им ваши пожелания.
Они говорили об этом так, будто обсуждают погоду, и только я был растерян настолько, что едва мог сохранять хотя бы внешнее спокойствие. Конечно, я не претендовал на всё свободное время Давида, но почему-то был уверен, между мной и Софи гость определенно выберет ее, я бы и сам так поступил на его месте.
— Насколько я понимаю, речь идет об
