Мир совкового периода. Четвертая масть - Игорь Черемис

– О… – Саша задумчиво кивнул. – Что ж, всё, что делается – к лучшему.

Фаталист нашелся, подумал я.

– Да, – согласился я. – К тому же я и сам прикинул, что новая специальность будет мне более интересна, чем то, что я изучаю сейчас.

– Понимаю, – кивнул Саша. – Может быть, ты и прав… хотя мне понравилось у нас учиться, думаю, после аспирантуры попробую в науку двинуться.

– Наука – это хорошо, – согласился я.

Я слегка покривил душой – ничего хорошего в науке о строительстве заборов не было. Она была актуальна в тридцатые, и тогда мудрые большевики превратили один из факультетов одного большого института более широкого профиля в отдельное учебное заведение. Но уже в семидесятые стало понятно, что этот путь ведет в тупик, хотя сам вуз протрепыхался до моей старости, превратившись за это время в филиал ада по выпуску всяких дизайнеров, экологов и менеджеров. За границей, кстати, это направление понемногу начали сворачивать в конце семидесятых, когда стала понятна его ненужность, и именно поэтому толковых работ на английском и не было. Коммунистам такая расточительность была не свойственна, и они выжимали кошку досуха, хотя тоже не понимали, зачем это нужно делать.

Впрочем, уже сейчас здесь в большинстве своём учились те, кому не повезло – как мне, например, не повезло родиться в городе, где имелось профильное предприятие, на котором работали мои родители. Среди студентов-заборостроителей, конечно, случались всякие флуктуации вроде тех москвичей, которые пропивали деньги Дёмы, но в целом костяк составляли именно уроженцы мест, в которых пока процветало прикладное заборостроительство, а остальные студенты просто при поступлении спутали специальности – всё же отсутствие нормального интернета играло свою отрицательную роль в информированности широких народных масс.

– Я могу снестись с комитетом комсомола того вуза, в который ты перейдешь, – после небольшой паузы предложил Саша.

– Зачем? – удивился я.

Честно говоря, комсомольцы мне тупо мешались – они были излишне инициативны, причем не по делу. И даже их будущие заслуги в области построения капиталистического общества на руинах бывшего СССР меня не вдохновляли. Не сейчас, не после отставки Горбачева. Я был уверен, что теперь всё будет по-другому, не так, как в моей жизни. И всеми силами молился всем известным мне богам, чтобы это «другое» было не слишком кровавым.

– Актив всем нужен, – заметил Саша. – Думаю, они тоже ищут инициативных ребят. Сразу, конечно, в комитет вряд ли пригласят, сначала присматриваться будут, но со временем – почему нет? Ты уже показал, что можешь взять на себя самые разные направления.

По моему скромному мнению, я ничего пока что не показал. Написал левой ногой доклад по международной обстановке? Ну так у нас в будущем такое может сваять любой школьник, особо не напрягаясь – идея загнивающего капитализма продолжала активно обсуждаться и через сорок лет; думаю, если бы я добавил пару абзацев про всяких трансов и геев, райкомовские тетушки вообще слегли бы с сердечными проблемами. Организовал концерт? Так это не я, а Врубель, который на подобных мероприятиях собаку съел, и наши институтские комсомольцы, умеющие проводить массовую работу с толпой учащейся молодежи. Больше я никаких заслуг за собой не видел – да и эти два пункта заслугами считать отказывался.

– Не нужно, думаю, – я покачал головой. – Я сам схожу к ним, вроде как на разведку, а там видно будет. Самотёком лучше, не уверен, что они обрадуются пришлому студиозу, о котором ещё и просят.

Я бы точно не обрадовался и сделался всё, чтобы запихнуть такого варяга на самый тяжелый участок, где вероятность провала близка к ста процентам.

– А… ну если так… – Саша, кажется, понял меня неправильно и был впечатлен моей скромностью. – Тогда желаю удачи… если что – обращайся, помогу, чем могу.

Он встал из-за стола и протянул мне руку.

Я тоже поднялся и с чувством пожал её. В душе я надеялся никогда больше здесь не появляться – но мой опыт подсказывал, что в таких случаях лучше не зарекаться. В некоторых вариантах будущего моё общение с представителями комсомольского движения оказывалось почти неизбежным.

***

Я остановился у хорошо знакомой мне курилки и достал сигарету, чтобы проститься