Сфера времени - Алёна Ершова
Испуг и удивление даже изображать не пришлось, стоило лишь немного ослабить контроль над эмоциями. Щеки побледнели, глаза опустились в пол.
— Что ж, воля ваша… Не надо мне золота да серебра, как скажет супруг мой, так и будет. Если Давид сам захочет жену новую, ни слова против не скажу.
— Вот и ладненько, — боярин Позвизд сладко улыбнулся. — Князь в город въехал, сегодня и решение примет. А тебе всё же лучше уйти самой. Подобру-поздорову, а то ты ж знать не можешь, какое решение князь примет.
Бояре, довольно гудя, вымелись вон. Фрося в изнеможении села на лавку. Голова кружилась, тошнота подступила к горлу. «Может, действительно проще уйти? Всё же история наглядно показывает, что трон важнее семейных уз. А уговорить? Уговорить любого можно». Фрося вздохнула, размышляя. Ждать решение Давида или действовать самой? Нет, от добра добра не ищут. Вроде бы муж ни разу не дал повода усомниться в себе, но она прекрасно понимала, что на кону у него сегодня будет очень много. Город или жена? Власть или семья? Муром-то один, а дев на выданье пруд пруди.
— Даже не думай! — Ворвался в её размышления мужской голос.
Рамка с вышивкой выпала из рук, Фрося подняла взгляд и натолкнулась на недовольного Харальда
— О чем?
— О том, чтобы сбежать.
— Не тебе судить о том! Найдет себе князь жену по статусу и будет править городом спокойно. Ведь женщина как вода: в какой кубок не нальешь, деревянный ли, серебряный — вкус не поменяется.
— Дура ты! Хоть и умная! — выпалил взбешенный дружинник. — Естество, говоришь, женское одинаковое?! Так почему мимо одной проходишь, не заметив, а от взгляда на вторую замирает сердце? Улыбка на устах появляется и воздуха не хватает? Хочется быть рядом, слушать голос, дотрагиваться, оберегать, — и потом уже спокойней добавил: — Воля твоя, Ефросинья, но представь на мгновенье, что нет с тобой князя, нет и не будет более. Коли выть не захочется, езжай на все четыре стороны! Езжай, не оглядываясь!
Хотела бы Фрося возразить, а нечего. Всегда чем-то не настоящим, лишним, никому не ненужным свои чувства считала. Не научилась силу в них черпать. Не знала, как это без оглядки, без сомнений, без масок раскрывать себя. Душа — это же не тело, её попробуй нагой покажи, не отмоешься потом. Проще спрятать за ширмой приличий, культуры, прав. Проще жить с партнёрами, деля быт, финансы, постель, но не себя. Как отдать часть себя чужому человеку без оглядки? «А чужому и не надо», — трепетной ласточкой прилетела мысль.
Прикрыла глаза, оперлась на стену, успокаиваясь, приводя в порядок мысли, но обдумать, как следует, ей не дали. В светлицу, словно вихрь зимний, ворвался Белёк.
— Матушка Ефросинья! Отец Никон плох совсем. Духовник его за тобой послал, сказал, что коли застать хочешь, поговорить, поторопиться следует.
В мгновенье ока подорвалась княгиня, вылетела из светлицы, только успела Ретке крикнуть «Из дома ни ногой». Добежала до гридницы. Заперто. Дружина по бокам стоит.
— Мне к князю Давиду надо срочно!
— Не велел князь пускать, невесту выбирает.
— Ах, невесту?! Ну, Бог в помощь! — Фрося развернулась к Бельку и попросила:
— Дождись, когда весь этот отбор закончится, и сообщи князю про игумена, а я поехала.
И помчалась вниз, в конюшни. С бешеной скоростью оседлала лошадь, Харальд лишь успел со своей справиться да подпруги на княжеской проверить, как Фрося взлетела в седло, даром что в тягости. Как мчалась по Мурому да по дороге до монастыря Борисоглебского, как шептала молитвы, о том смутно помнила, просила одного: успеть.
Не успела.
Борисоглебский монастырь встретил медленным колокольным звоном, так хорошо разученным за это лето. Лошадь перешла на шаг. Торопиться теперь было некуда.
Фрося стояла в опустевшей усыпальнице и невидящим взглядом смотрела сквозь деревянную гробницу. Предыдущий час жизни словно выпал из её сознания, оставив лишь запах ладана на губах. И вот, сквозь кисею отрешённости, через спасительную пустоту и безмолвие, её трясут, выдёргивают, заставляют вынырнуть в мир звуков и вещей.
— Сударыня Ефросинья! — Белёк очень долго зовёт княгиню, и уже слёзы подступают к глазам от страха, что госпожа так и останется стоять безучастно. Но потом он вспоминает, что большой, взрослый, даром что тринадцатую весну справил. Стало быть, надо не сырость разводить, а наказ исполнять.
— Сударыня Ефросинья! — отрок зовёт настойчивей, дёргает за шелковый рукав.
Фрося прикрывает глаза, делает глубокий вдох. Выдох получается рваным, смотрит на перепуганного ребёнка, пытается улыбнуться ободряюще. Выходит вымученно, жалко.
— Чего тебе? — голос хриплый, словно она молчала целую вечность.
— Отец Никон распоряжение оставил: по смерти его ларец тебе отдать. А на словах просил прощения, — Белёк зажмурился и протянул ларец.
Фрося сомкнула брови, пытаясь понять услышанное, отворила крышку и замерла, недоуменно глядя вовнутрь. В сундучке лежал простой, без знаков и узоров, створчатый браслет и сложенный вчетверо лист бумаги. Дрожащими пальцами она достала и развернула письмо. Взглянула, и шкатулка с браслетом выпали из рук.
Глаза вцепились в знакомые с детства буквы.
«Милая моя, дорогая Фрося, раз ты читаешь эти строки, значит, я так и не нашел в себе мужества открыться тебе. Увы, некоторые черты характера не в силах изменить даже время.
Каждый раз, желая признаться, я находил сотню доводов, чтобы не делать этого. Убеждал себя, что не стоит ворошить угли прошлого, ведь будущего у нас уже не могло быть.
О том, что ты не вернулась из экспедиции, мне стало известно в первые же минуты. Как и то, что сбой не был простой технической ошибкой. Запрет совета управления на отправку спасательной экспедиции лишь подтвердил мои подозрения. Произошедшее — не случайность. Всему виной оказался я: моя должность министра, моё нежелание идти на компромисс, а также мой страх открыться тебе. Боже, каким дураком я был!
Хотя почему был?…
Подключив все свои контакты и связи, я смог отправиться за тобой в прошлое.
Как наивно с моей стороны было полагать, что люди, которые организовали тебе билет в один конец, не провернут тот же трюк со мной, для надёжности закинув подальше во времени. Так, чтобы точно никто из нас не вернулся.
Когда я понял, что застрял на пятьдесят лет раньше тебя, и осознал, что вновь подвёл, то
