Изгои (СИ) - Калиничев Иван
— Гузя, не смотри назад! — скомандовал Остап.
— Это мы виноваты! Надо было его развязать! — воскликнул Кабан, также увидевший страшную картину.
— Не пори горячку. Даже если бы мы его развязали, они бы все равно до него добрались. Или нам надо было взять его в кабину?
— Надо было.
— Кабан, тебе что, память отшибло⁈ Он же пытался нас убить!
— Божечки, да они его жрут! — заорала Гюрза, вопреки наказу благоверного обернувшаяся назад.
— Я же просил тебя не смотреть туда! — прикрикнул Остап.
— Не ори на меня!
— А ты… ты… Ты слушай, что тебе говорят умные люди!
— Это ты-то умный⁈ Жалкий режиссеришка! Снимаешь дерьмовые сериалы, которые никто не смотрит!
— Дерьмовые? Да у «Хроник УГРО» на «Кинопоиске» рейтинг «7,5»!
— Угу, рейтинг, как бы не так! Ты думаешь, я не знаю, как все там устроено? Занесли кому надо бабла, вот и сразу рейтинг до небес!
— Гузя, давай не сейчас, прошу.
— А когда⁈ Ты мне уже какой месяц главную роль обещаешь! И где она?
— Гузя, если мы выберемся, я клятвенно обещаю, что в следующем сериале ты обязательно будешь главной героиней!
— Ребята, нам надо что-то делать, — дрожащим голосом напомнил Кабан, глядя на капот грузовика.
Туда как раз заскочили два тушканчика. Разъяренные, с окровавленными мордами, они начали отчаянно бить хвостами по лобовому стеклу.
— Не бойтесь, они не справятся с лобовухой, — авторитетно заявил Остап.
Но стоило ему это сказать, как один из розовых шипов с треском проделал дыру в стекле.
05. Крик банши
У Кабана имелись три сестры и брат. И когда все они собирались в одной комнате, стены буквально дрожали от ора. Нет, они не ругались и не ссорились. Близкие родственники просто не могли разговаривать тихо и спокойно. В семье Шпаликовых шумными, громкоголосыми и крикливыми были все. Прямо как итальянцы из кино. Особенно старшая из сестер, Люда. Она очень любила поплакать. Просто обожала! Рыдала по любому поводу. От горя, от счастья и просто так. Хлебом не корми, дай нюни распустить. Причем Люда словно бы очень хотела, чтоб о ее страданиях узнал весь свет, всегда оттягивалась на полную катушку. В семье ее прозвали «Ревушкой».
Кабан вообще-то обладал спокойным характером и просто нечеловеческой выдержкой, но уж если начинал волноваться, то делал это с размахом. Слезы, сопли, истошные вопли и чернейший пессимизм лились как из рога изобилия. Именно такая ситуация случилась сейчас. Совсем недавно Кабан был готов пожертвовать собой ради ближних, но сейчас его мешочек с храбростью оказался завязан тугим узлом. Он тщетно пытался распутать этот узел, но все без толку. И от этого Кабан становился все мрачнее и мрачнее.
— Мы умрем! Это конец! Мы умрем! Умрем! — запричитал он.
На капот взобрались уже восемь тушканчиков. А на лобовухе красовались три сквозных дыры.
Истерика Кабана на какое-то время перекрыла вопли Гюрзы. Но, не терпя конкуренции, она набрала воздуха и вновь заголосила так, что сотрясалась вся кабина.
— Возьмите себя в руки, все будет хорошо! Все обойдется, — пытался успокоить их Остап.
— Нет! Не обойдется! Мы все умрем! — не унимался один.
— Надо было спрятаться внутри контейнера! — вторила ему другая.
Остап положил руку на плечо другу и сказал:
— Кабан, ну перестань, ты же такой храбрый!
— Да уж, храбрый! И скоро я буду мертвым храбрецом!
— Но ты же не побоялся пойти к контейнеру.
— А сейчас я боюсь!
— Володя, ты должен нас спасти, — всхлипывая, велела Гюрза.
— Но что я могу сделать?
— Заведи машину!
— Так ведь ключей нету.
— А ты сделай с проводками то, что с ними делают обычно в кино, когда нет ключей.
— Я так не умею.
— Да что ты вообще умеешь⁈ — она в бессилии махнула рукой и переключилась на Кабана: — А ты чего разнылся, тряпка? Сделай хоть что-нибудь!
Тот словно не слышал и продолжал, как заевшая пластинка:
— Мы все умрем! Нам конец! Как бестолково прошла жизнь!
— Ты тряпка! Тряпка!
— Заткнитесь оба! — рявкнул Остап. — У меня есть идея! Надо их отвлечь.
На несколько секунд установилась тишина, нарушаемая только звуками снаружи.
— Это как? — прервав истерику, спросил Кабан.
— Кто-то из нас резко выскочит и побежит, и уведет за собой этих тварей, а остальные заберутся на крышу контейнера, — обрисовал режиссер пришедшую ему в голову мизансцену.
Гюрза шмыгнула носом:
— Думаешь, сработает?
— Не знаю. Но за неимением других вариантов…
— Но они же догонят и сожрут.
— Если бежать быстро, то не догонят и не сожрут. Но надо решать скорее.
Тушканчиков на капоте прибавилось. Их было уже тринадцать. А лобовое стекло покрылось паутиной трещин.
— Я побегу, — решительно заявил Остап. — Я крепче вас, и вообще…
— Но, Володя, может быть, есть другой вариант…
— Нет никаких других вариантов. Ты — девушка, а Кабан слишком неповоротлив, он и стометровки не осилит.
— Володя!
— Да не Володя я! Я — Остап! Здесь я — Остап! Поняла⁈
— Поняла. Ты сегодня сам на себя не похож.
— Да неужели⁈
— Ну да. Ты сильно изменился, — в ее голосе появились нотки кокетства. — Стал таким… таким мужественным.
— Еще бы! Мы попали на неизвестную планету, нас чуть не сожрал зомби, а сейчас нас атакует стая тушканчиков-людоедов. Тут поневоле изменишься!
— Вот бы ты и на работе был таким.
— В смысле?
— Ну, я помню, Угольников как-то на совещании на тебя так орал, а ты ничего ему не возражал и выглядел таким жалким…
Остап зло сверкнул глазами:
— Умеешь ты испортить момент!
— А что, разве не так было?
— Так, давайте о важном! — решительно сказал режиссер. — Слушайте меня. Ты, Гузя, сейчас перелезаешь на колени к Кабану…
— Еще чего! — ахнула Гюрза.
— Я сказал, перелезаешь на колени к Кабану. Потом я резко выпрыгиваю и увожу за собой этих тварей, а вы бежите к контейнеру. Ясно?
— Я-ясно.
— Кабан?
— Я все понял.
— Если выберетесь отсюда, передайте моей маме… — голос Остапа дрогнул. — Впрочем, нет. Ничего не передавайте.
Гюрза шмыгнула носом и обняла Остапа за шею.
А тем временем двое на крыше контейнера обсуждали, кто из советских юмористов круче. Разговор, начавшийся спонтанно, настолько их увлек, что они даже перестали обращать внимание на стаю хищников внизу.
Со стороны могло показаться странным, что люди, находящиеся на волосок от гибели, так странно себя ведут. Но наше создание выкидывает и не такие трюки в стрессовых ситуациях.
— Не-не-не, Задорнов — это полная шляпа. Каждый раз одно и то же. Тупые америкосы против находчивых русских, — заявляла Джей.
— А Хазанов? — интересовался Луцык.
— Это тот, который про кулинарный техникум?
— Он самый!
— Не нравится. Какой-то он мерзкий.
— Ну артист не обязательно должен быть красавчиком. Посмотри на Роберта Де Ниро — натуральный Квазимодо, только горба не хватает.
— Зато Де Ниро обаятельный, а Хазанов — натуральная жаба.
— А Семен Альтов?
— Это еще кто такой?
— Ну мрачный чувак с простуженным голосом. Очень смешной.
— Не помню. Мне, кстати, Евдокимов нравился.
— «На себя посмотрю — сам весь не красный, а морда — красная!» — спародировал Луцык.
— Очень похоже, — оценила Джей.
— Но первое место я бы отдал Ефиму Шифрину.
— Он сейчас называет себя Нахимом. Раскачался — что ваш Шварценеггер. Я фотки видела.
— Угу, я тоже видал. Суровый стал… Кстати, он как-то раз на меня наехал.
— Шифрин?
— Ну да, Шифрин.
— И где это вы пересеклись? В «КБ»? А может в «Магните»?
— В хрените! В нельзяграме, конечно. Шифрин фотку выложил из спортзала, а я под ней шутейный коммент оставил. Так он не поленился, зашел ко мне на страничку и потребовал извинений.
— А ты что?
— Извинился.
