Мой район! (СИ) - Гаусс Максим
И снова мой вопрос поставил ее в тупик. К гадалке не ходи, отношения между матерью и сыном в последнее время были не очень. Определенно, в семье что-то произошло, что-то серьезное. Сын почему-то замкнулся и ушел в себя, а мать не нашла ничего лучше, как пить. Вместо решения проблем, она просто заливала их алкоголем, таким образом заглушая мучавшую ее боль. И все-таки, где же отец?
— Не знаю… — очевидно, что ей было неудобно говорить об этом, поэтому и отвечала не сразу. — Даже не знаю. Мы давно уже ничего не планировали.
— А давай-ка погуляем по городу? — предложил я. — Например, по Красной? Возьмем мороженное.
Из своей прошлой жизни я помнил, что в Краснодаре в конце двухтысячных годов была такая улица Красная, что пересекала город с севера на юг. По ней, в выходные дни перекрывалось все движение и пешеходы свободно могли гулять прямо по дороге, не опасаясь быть раздавленными. Везде играла тихая приятная музыка, была чистота. Иногда, тут и там, особенно в вечернее время, происходили выступления каких-нибудь местных талантов. Люди просто неторопливо ходили, беседовали. Интересно, в девяносто третьем так же или подобного еще не было?
— А давай… — вдруг согласилась она.
* * *Уже через полтора часа мы гуляли по Парку Победы.
В этот день Красная была закрыта для прогулок, поэтому нам пришлось перебраться в тот район. Легендарного моста поцелуев, что соединял Кубанскую Набережную и сам парк, еще не было, его построят примерно лет через десять.
Пришлось делать большой крюк и обходить через затон. Дорога через лес была не самой живописной, но вокруг было много прохожих. А вот в вечернее время здесь лучше не гулять — далеко не самое безопасное место в городе.
В парке была представлена выставка военной техники, что когда-то участвовала в Великой Отечественной Войне. Да и не только в ней. А еще был довольно крупный музей. Неподалеку протекала река Кубань, по которой туда-сюда плавали теплоходы, катая жителей и гостей города.
Помнится, в двадцать первом веке реку засрали настолько, что в ней запретили купаться. Хотя сотней километров по течению ниже, хитрые предприниматели на побережье во всю продавали экскурсии на купание в этой самой реке. Несмешной цирк.
Разговор с матерью не клеился и на то были причины.
С одной стороны я видел, что ей неловко и даже в какой-то мере стыдно, хотя она и пыталась этого не показывать. Перейти непосредственно к проблеме я тоже не мог, это вызвало бы ненужные подозрения. С другой стороны, вытягивать из нее все по крупице — тоже не дело. Я должен как можно быстрее понять, что произошло. Тянуть сопли нет смысла.
Возможно, кто-то скажет — мол, зачем мне было нужно копаться во всем этом? Проще бросить все и жить новой жизнью. Сложно ответить на данный вопрос, тут большое влияние оказывала внутренняя мораль и тот факт, что все-таки перерождение не прошло бесследно. Чувства сына к матери отразились на подсознании реципиента, а потому в какой-то мере воздействовали и на меня. Я вынужден был это принять. Чужие мысли были тесно связаны с моими собственными. Сам того не желая, я постепенно привыкал к тому, что теперь это моя новая жизнь и ее нужно устраивать.
Уйти и жить самому, по своим правилам? Да, пожалуй, так тоже можно было поступить, только мне совесть не позволила бы. Этой семье нужна была помощь. А сбежать никогда не поздно. Вот только где мне жить? Что есть, как одеваться? В девяностые годы вряд ли кто-то сдаст простому школьнику комнату, а тем более квартиру. Нет, сначала нужно адаптироваться, а уже потом искать варианты как жить дальше.
Когда мы покинули центральную площадь, откуда-то справа маму окликнули:
— Лена! Лена, привет. А ты чего здесь?
Я увидел приближающегося к нам высокого незнакомого мужика. Выглядел тот неприметно, ничем особым не выделался. Одет вполне себе опрятно, в руке темный фотоаппарат, а на плече сумка.
— Привет, Миша… — ответила мама, поежившись. Очевидно, что она была не очень рада этой встрече. Ей, как будто бы, было стыдно. — С сыном гуляем вот. Давно уже никуда не выбирались.
— Понятно, — улыбнулся тот. — Рад вас видеть. Привет, Антон!
— Угу… — кивнул я, пожимая ему руку.
— А ты чего в парке забыл? — поинтересовалась Лена. — Работаешь?
— Да на очередной экскурсии вот, фотографирую туристов, — он показал ей фотокамеру. — Слушай! Я давно уже хотел спросить, как там Димка? Уже и не помню, когда его последний раз видел! Вы что, куда-то переехали?
При этих словах мама опустила голову, на что Михаил сразу среагировал.
— Э-э… Лен, что-то не так?
— Миша… Разве ты не знаешь? — спросила мама и на глазах выступили слезы.
— Так! — тот осмотрелся по сторонам, увидел пустую малоприметную лавочку. — Идемте туда. Сядем, поговорим.
Это был мой шанс без неудобных вопросов узнать, что же произошло в семье Барсуковых и почему все сложилось таким образом.
Лавочка разместилась среди каштанов, в тени. Прохожих тут было немного, поэтому можно было поговорить, не рискуя быть услышанным. Судя по всему, разговор предстоял неприятный.
— Рассказывай! — мягко, но настойчиво произнес фотограф.
— Ой, Миш… Даже не знаю, с чего и начать, — Лена покачала головой. — В общем, началось все еще в январе этого года. Дима со службы возвращался, а дело было поздним вечером. Ну и услышал он, как кто-то на помощь зовет. Кричала молодая девушка — ее какие-то сволочи хотели затащить в машину, а там может и изнасиловать. А он за нее вступился. Ну, ты ж помнишь, он десантник, все за справедливость и правду боролся. Так получилось, что немного переборщил и сломал одному из них челюсть. Остальные испугались и сбежали. Сначала все было тихо. А потом…
У нее снова потекли слезы.
— Пострадавший оказался сыном важного человека, вроде как из депутатов. Я даже тогда даже фамилии не знала, все так спонтанно и проходило очень быстро. Милиция домой приходила, обыск устроили. Нашли пистолет, хотя я точно знаю, что у него никакого оружия не было. Зачем ему пистолет, если у него на службе табельный есть⁈ Уверена, что его ему просто подкинули. В присутствии понятых оружие изъяли, ну а потом пошли суды и прочее…
— Погоди, я правильно понял, что Димка в тюрьме? — уточнил фотограф.
Мама быстро и часто закивала головой, затем всхлипнув, схватилась за носовой платок. — Признали виновным. Всю ситуацию развернули совсем иначе. С позором уволили со службы, никто ему не помог.
— Так… — Михаил выдохнул, потрогал вспотевший лоб рукой. — Ну, а вы адвоката нанимали? Бороться пытались?
— Конечно, пытались. Только без толку. Там все схвачено, серьезные люди сидят. Не своротишь.
— Ясно… — выдохнул он. Видно было, что он хотел помочь, да только не знал чем.
Стараясь не подавать вида, я слушал с живым интересом, впитывая информацию как губка. Так как я стоял с краю, чуть позади и сбоку от Михаила, на меня никто не обращал внимания, поэтому я слышал все.
Вот, значит, откуда ноги растут и почему в семье все пошло наперекосяк?
С одной стороны, все ясно. Грубо говоря, отец пал жертвой несправедливости, при этом сражаясь за правое дело. Но даже такое горе, не повод, чтобы становиться алкоголиком и намеренно разрушать то, что осталось от семьи. Или это не единственная проблема?
— Да и не только в этом дело… — она тяжко вздохнула. — Все как-то кучей навалилось. Не прошло и двух недель, как меня тоже с работы уволили, и как я ни пыталась, устроиться в другие учреждения, меня только медсестрой в поликлинику и взяли. А я ведь хирург, Миш! Хирург, десять лет стажа.
— Да, я помню. Думаешь, это все связано?
— Конечно, связано. В почтовом ящике через какое-то время я нашла письмо, адресованное мне. С угрозами и оскорблениями. Я в милицию его отнесла, а там меня вежливо попросили забрать его и больше с такими вопросами не приходить.
Вон, Антона постоянно хулиганы били, он сам не свой из школы приходил. А ведь у него порок сердца, ему спорт противопоказан.
