Балтийский форпост (СИ) - Малыгин Владимир
— Чем скорее начнём поход, тем спокойнее жить станем! — убеждал рижский епископ папского посланника под согласное поддакивание городского бургомистра. — Уберите крестоносцев из города, а уж мы…
Епископ кивнул главе города. Тот сначала не понял такого жеста, на мгновение замялся, но почти сразу сообразил и полез в стол. Вильгельм заинтересованным взглядом уставился на столешницу, словно пытался увидеть, что там такое, чем это его рижане пытаются купить? И тут же себя поправил — нет, не купить, а всего лишь заинтересовать. Это можно. А знать толстяку бургомистру с его епископом о том, что поход этот всё равно бы состоялся, не нужно. Пусть лучше раскошелятся. И не они одни. И торопиться тут не стоит. Горожанки опасаются из дома на улицу выходить? Прекрасно! Чем больше бюргеры Риги от разгулявшихся крестоносцев стонать будут, тем быстрее и с большей охотой мошну свою развяжут!
Глава 4
К устью Наровы корабль подошёл ещё засветло, когда солнце только-только на сосновые лапы прилегло. Словно устало за день. Ещё бы, столько времени сплошная жара и ни капли дождя! Да сколько? С весны, если посчитать!
То, что это именно наше устье, сразу понятно стало, другой такой большой реки не видели за всё время пути. Да и нет тут рек соизмеримых с Наровой. А если и есть, то точно не в нашем районе. И даже не в нашем… Э-э, стоп! Это уже не отсюда. Никто меня не поймёт, если я пошучу подобным образом.
Издалека видно, как река в море впадает, как на стыке течения и набегающих волн рябь появляется. А за рябью снова тихая вода. Мутная, правда.
И жара к вечеру немного спадать начала.
На Тольсбург когда шли, так измучились под таким солнцем. Вдобавок и земля под ногами пересохла. Первый десяток ещё по твёрдому прошёл, а вот остальным уже не так пофартило. Разбили верхний слой, размесили сапогами. И превратился тот в пыль. В мелкую и невесомую, когда в пальцах даже песчинки-крупинки не ощущаются. Трёшь, трёшь, а там пшик. Взвесь.
А уж коли она невесомая, так и взмывает ввысь с превеликим своим удовольствием под нашими сапогами. Висит над головами серым облаком, налипает на лицо, лезет в нос и глаза, въедается в одежду, набивается под броню. Слёживается под ней тонким и плотным слоем, жуть. Про слипшиеся волосы и говорить не хочу, слишком неприятные ощущения.
А ещё надетое на нас железо из-за этой начинает противно скрипеть при малейшем движении. Пусть она мелкая, но вреда от неё ещё больше. Потому что вроде бы как невесомая, умудряется проникнуть во все щели и сочленения доспеха. И ведь всё равно абразив, пыль-то песчаная.
Если кто в этом сомневается, то достаточно лишь пастишку распахнуть, хапнуть немного этой дряни открытым ртом. Заскрипит песок на зубах, обдерёт язык и горло наждаком, враз все сомнения прочь отлетят.
И ручьи повсюду обмелели, самая мелкая птаха вброд любой из них перейдёт и перья на животе не замочит. От былой красоты водоёмов ничего не осталось, пышные лохмы пушистых зелёных водорослей на дне повысыхали, превратились в серую ломкую паклю.
Слух среди людей пошёл, что засуха грядёт, выгорят посевы, неурожай будет. Как выживать? Ладно мы, у нас и озеро с морем рядышком, и река под боком имеется. Если с огородов не прокормимся, так на рыбе продержимся. И на охоту уповать нельзя, охота в последнее время совсем никакая стала. За зверем далеко приходится ходить. Очень далеко. Ещё немного и с псковскими охотниками можно было бы пересечься. Те тоже в поисках добычи далеко забредают.
Будет туго, придётся с племенами на той стороне реки договариваться. Чтобы позволили по своей земле ходить и в лесах пропитание добывать.
А ведь помню я про подобную засуху в этом времени. И про голод тоже помню. Выходит, грядут тяжёлые испытания? Если так и есть, то нужно будет закрома дополна набить. И даже чуть больше.
Отложил пока пришедшие в голову мысли в сторону, не до воспоминаний сейчас, но чуть позже обязательно к ним вернусь.
Стою на мостике, на близкий берег поглядываю. Переход пусть и спокойный, но отвлекать новоназначенного шкипера от дела разговорами и расспросами не стал, в крепости договорим.
А присматривать, присматриваю! Мало ли. Одно дело по открытой воде идти, а другое как раз сейчас и наступает. Самый сложный этап плавания будет — заход в устье против течения и подход к месту стоянки. Вот и посмотрю, проверю, есть ли у него и впрямь какой-то мореходный опыт или нет?
Так что облокочусь на планширь и постою тут, сбоку от рулевого, так оно мне спокойнее будет.
Понимаю, что случись что, то и от меня проку мало будет, но… Но всё равно постою. Поприсутствую. И рулевого в тонусе подержу, и шкипера. Чтобы не расслаблялись лишний раз.
Как раз в этот момент вошли в зону речного течения. Корабль несколько раз легонько тряхнуло на границе вод, сердито шлёпнула речная, в разводах серой пены, вода по борту. Если бы не вслушивался и не всматривался, так ничего бы и не заметил и не услышал.
А раз вслушивался и настороже был, то не только снисходительное пошлёпывание волны по борту услышал, но и скрип ступеней на трапе! Поднимается кто-то. Кто? А кроме Ростиха больше и некому подниматься.
— Вроде бы наша река? — подошёл охотник.
— Наша, — кивнул в ответ. — Вон оно, устье, прямо перед нами.
— Где? — озадачился Ростих.
— Видишь, где песок заканчивается? — показал направление на оконечность мыса рукой. — Вот там и устье.
— Так это что? Получается, уже наш мыс? — и с явным облегчением в голосе выдохнул. — Неужели доплыли?
— Доплыли, — подтвердил. И чего так обрадовался? Надо бы уточнить. — Что? Не понравилось тебе море?
— Нет, — мотнул головой Ростих. И вполголоса заоправдывался, опасливо поглядывая на рулевого. — Ну кому такое может понравиться? Ни конца, ни края этой воде не видно. До берега не докричишься! И ладно бы вода эта добрая была, так ведь нет! Горькая!
— Да-а, получается, не по нраву тебе море пришлось? В лесу лучше?
— Знамо, лучше! — подхватил Ростих.
И, доверительно склонившись ко мне, проговорил, стараясь чтобы его ни рулевой, ни прислушивающийся к нашему разговору шкипер не услышал. — Как представлю, что под ногами ничего нет, а до дна не достать, так веришь ли, вот тут, — прижал ладонь к груди, — холодеет и душа чуть ли не в пятки проваливается!
— Верю. У меня иной раз тоже что-то этакое где-то здесь, — повторил его жест, тоже прижал руку к сердцу, — проскакивает.
Постарался придать лицу серьёзное выражение. А то улыбка так и просилась наружу. Человек ведь и впрямь опасается большой воды.
— И у тебя тоже? — неверяще глянул на меня Ростих. — А с виду и не скажешь…
— Невместно мне такое на людях выказывать, — построжел лицом.
— Ну, да, — смутился охотник. И тут же схитрил, вернулся к первоначальной теме. — А это точно наш мыс?
— Он самый и есть.
— А на мысу этом дозорные должны сидеть. Не видел ли кого? — И сам тоже в недалёкий берег пристально всматривается, старается разглядеть своих воинов.
— Нет, пока никого не видел. Сколько не всматривался, а никого не видать!
— Заснули они там все, что ли? — пробормотал словно бы про себя Ростих. Искоса глянул на меня.
В ответ плечами пожал, рано выводы делать. Как бы и не должны они высовываться. Если только не сообразят, что свои пришли. Должны ведь знать, кто на этом корабле плыть будет? Должны! Значит, если не полные дурни, а таковых в дозор никто не отправит, то выглянут, никуда не денутся, обозначат себя!
Похоже, Ростиху точно такие же мысли в голову пришли:
— Нет, спать там никто не будет, а вот растеряться могут! — и выругался. — Ну я им устрою!
Именно в этот момент, не раньше и не позже, из-за деревьев вынырнула человеческая фигурка, сверкнула в лучах заходящего солнца железной бронёй, махнула руками над головой.
— А я что говорил? Бдят! Что ещё за знак такой? Не дело попусту руками размахивать. Не обговаривали мы ничего подобного! — озадачился Ростих.
