Паутина. Книга 2 - Андрей Стоев

— Ты меня успокоила, конечно, — озадачился я, — но я уже начинаю думать, не прогадал ли.

— Да в общем-то, дверь для тебя совсем не закрыта, — хмыкнула она. — Ты можешь участвовать, если захочешь — Яромир закроет глаза на любые твои действия. Ну, почти на любые, но то, что ему не понравится, ты и сам вряд ли станешь делать. Просто ты из ключевой фигуры стал посторонним, который при желании тоже может подключиться.

— А что вообще с Греками происходит?

— Пока ничего, но желающие уже толкаются локтями. Самые смелые обратились в Дворянский совет с разными претензиями к Грекам и их союзникам. Греки стали изгоями, но пока что никто не решается на что-то серьёзное — Остромира побаиваются, он может так ответить, что мало не покажется.

— И как эта ситуация будет развиваться? — заинтересовался я.

— Да очень просто. Все заинтересованные лица конфиденциально поставлены в известность, что если Остромира Грека не станет, обстоятельства его смерти расследоваться не будут.

— Остромир ведь может уехать, — удивился я. — В тот же Владимир, например. Не могу поверить, что он не знает о том, что на него открылась охота.

— Знает, конечно, но в том-то и дело, что он не может уехать, — усмехнулась Драгана. — Это будет признанием своего предательства и подтверждением всех обвинений. Греков тут же объявят вне закона, лишат дворянства и конфискуют имущество. Яромир будет просто счастлив получить такой повод, чтобы искоренить их навсегда, и Остромир это понимает. А вот оставшись, он умрёт, но семейство выживет и когда-нибудь, возможно, поднимется вновь.

— То есть рано или поздно Остромир умрёт, и группировку Греков начнут рвать со всех сторон, — сделал вывод я. — Без Остромира и Кисы они серьёзного сопротивления оказать не смогут.

— Так ты присоединишься? — вопросительно посмотрела на меня Драгана.

— Заманчиво, но роль падальщика мне плохо подходит, — покачал головой я.

— Напрасно ты так, Кен, — вздохнула она. — Чисто по-человечески это вызывает уважение, но для главы семьи такое чистоплюйство недопустимо. Нужно думать не о своих принципах, а о семье.

— На самом деле я не такой уж принципиальный, — пожал плечами я, — и ради семьи на многое могу пойти. Но наша семья в первую очередь Владеющие, и только потом уже дворяне. Ну вот такие у нас приоритеты. И я совершенно ясно чувствую, что если мы поведём себя как стервятники, то для нас это очень затруднит возвышение. Если даже не закроет совсем.

Драгана ушла в себя, что-то обдумывая.

— А ведь ты прав, пожалуй, — наконец пробудилась она. — Из-за того, что ты ещё студент, я тебя как-то и не воспринимаю, как Владеющего, а вот ты очень правильно делаешь, что об этом уже сейчас задумываешься. Тебе действительно не стоит влезать в эту навозную кучу. Для тебя такие поступки нехарактерны, и бесследно это не пройдёт. Но жаль, конечно — приобрести ты мог изрядно, Яромир тебе очень многое простил бы.

— Много не откусишь, зато и не подавишься, — философски заметил я. — Чего тут жалеть.

Для меня происходящее с Греками оказалось интересным и изрядно пугающим уроком политики. Вот была — ну, точнее, пока что ещё есть, — мощная дворянская группировка, которая успешно оппонировала князю и вообще серьёзно влияла на политику княжества. Но стоило им зарваться и стать реальной угрозой, как князь просто раздавил их одним движением пальца. И особо отметим, что для общества он при этом остался в стороне, и совершенно ни при чём. Ему ведь даже не понадобилось ничего делать — по сути, он всего лишь дал понять, что больше не защищает Греков. Лично меня просто потрясла эта небрежная лёгкость, с которой князь уничтожил такого серьёзного противника. Это урок, который ни в коем случае не стоит забывать, если я не хочу оказаться на месте Остромира Грека.

* * *

Я стоял у машины, поёживаясь на холодном осеннем ветру, и смотрел на ворота маминой клиники. Идти туда совсем не хотелось.

Вчера за ужином мама как бы невзначай заметила:

— Сегодня приехал Воислав Владимирский. Будет у меня лечиться три дня, а дальше посмотрим, может, и задержится.

— Вот как? — нейтрально отозвался я, стараясь выглядеть безразличным.

— Ведёт себя очень вежливо, — продолжала мама, — но видно, что для него это совсем непривычно. Кстати, он попросил меня организовать встречу с тобой.

Стало быть, это была просто краткая прелюдия, а сейчас мы, наконец, перешли к делу. Я совершенно непроизвольно поморщился.

— Не хочешь с ним встречаться? — заметила мою гримасу мама. — Ну это вроде бы необязательно, он сказал, что просто хочет познакомиться. Я могу передать ему, что ты по какой-то причине не можешь встретиться.

— Ну что ты говоришь, — недовольно отозвался я. — У нас с ним и так некоторое напряжение присутствует, не хватало только для полноты картины оскорбить его отказом встретиться. Так что хочешь не хочешь, а придётся к нему явиться. Он назвал какое-то время?

— Сказал, что ему было бы удобнее всего завтра после дневных процедур. То есть в три пополудни.

— Приеду, — вздохнул я.

И вот сейчас я и стоял у ворот, собираясь с мыслями. От встречи я никаких приятных сюрпризов не ждал, зато неприятные были вполне возможны. Наш-то князь по натуре скорее дипломат — он, конечно, тоже может и голову открутить, но для этого нужно его всерьёз вывести из себя. А вот Воислав, по слухам, характером совсем не дипломат, и отношения у меня с ним непростые. Он, конечно, не мой князь, но всё равно — при желании он может доставить мне столько проблем, что не унести.

Я постоял ещё минуту, разглядывая ворота, и в конце концов решил, что хватит тянуть время, и вообще надо бы собраться. Такие, как Воислав, не хуже дикого зверя чуют слабость и неуверенность. А ещё у таких, как он, в рефлексы вбит охотничий инстинкт догнать и загрызть слабого. Так что ни в коем случае нельзя показать, что я его опасаюсь. Я прогнал из головы все неподходящие мысли и решительным шагом двинулся к воротам.

Палата Воислава была роскошной — в сравнении с ней та палата, куда мама поселила Путяту, и в самом деле выглядела каморкой дворника. Сам Воислав тоже впечатлял. Одет он был в какие-то военного покроя штаны и безрукавку, а пронзительный взгляд и бугрящиеся мышцами руки очень гармонично дополняли образ. Представить его в больничной пижаме было совершенно невозможно, зато посреди горящей деревни он был бы вполне на