Назад в СССР: 1985 Книга 3 (СИ) - Гаусс Максим

Тот внимательно на меня посмотрел, засмеялся.

— Инженеры рассчитывали, мы строили. Я так скажу, все по высшему разряду было. Цемент лучшей марки, строгое соотношение качества. Все на стяжках металлических. Арматура высшей пробы, оцинкованная даже. Да там металла столько было использовано, сколько ты за всю жизнь не видел. Нет, никакие землетрясения для фундамента станции не страшны. Максимум штукатурка осыплется и то, это как же шатать должно?! Сроду в этих землях землетрясений не было и не будет.

— То есть, все надежно?

— Надежно! Ты что ли, боишься? — усмехнулся Сергей Федорович. — Напрасно. Станция эта, которая Чернобыльская... Ну, первый блок, точнее еще сто лет точно простоит. Работать может и не будет уже, а стоять — да. Как этот, памятник. Не зря же ей имя дали от Владимира Ильича Ленина! А знаешь почему стоять будет?

— Потому, что вы строили? — догадался я.

— Правильно!

Ох, если бы этот сказочник знал, как же он был близок к истине. Работать сто лет она точно не будет. Точнее, в этом времени пока все нормально, а вот в моей прошлой жизни, от ЧАЭС только и останется, что огромный, печально известный на весь мир железобетонный памятник. Станция ведь окончательно прекратила вырабатывать электричество еще в декабре двухтысячного года, проработав только тридцать три года.

— А на остальных блоках как? — снова поинтересовался я.

— А вот там плохо. Меня когда выгнали, ну, за пьянство, другого взяли на мое место. Так тот, неопытный, но самовольный, всю технологию бетона по своему перестроил. Ты знаешь, что для некоторый помещений, пришлось часть уже заложенного сносить? Нет? Ну, вот теперь знаешь.

Наша беседа шла прямо во время работы, людей достаточно. Но на нас никто не обращал внимания. Вот часть из наших и решила передохнуть. Как раз скоро обед.

— А я слышал, что когда четвертый строили, вообще про все установленные ГОСТы забыли. — осторожно произнес я, следя за реакцией. — Это так?

— Да, знаю, — тот раздосадовано махнул рукой. — Ироды. Разве ж так можно? У меня знакомый был, говорит, еще сам реактор не запустили, так уже повсюду бетон крошился и сыпался. Говорили, что из-за того, что сроки все слетели, делали абы как... То металл не тот, то плита не из того цемента. А трубы были не рассчитаны на нужное давление, металл не легированный... Сплошные нарушения. Эх, как бы беды не было, от таких строителей. Есть же поговорка, поспешишь — людей насмешишь.

Ну да, поговорка правильная. Только вот в случае с Чернобылем, людей не насмешили, а заставили скорбить и страдать. Тысячами. Даже десятками тысяч.

Вскоре, болтать Сергею Федоровичу надоело и он ушел. Я его даже поблагодарить за информацию не успел.

В общем-то, я ничего нового не узнал. Тот факт, что четвертый блок построен с нарушениями и отклонениями по стандартам, я и так знал. Бетон, сам по себе, не рассыплется. Даже при мощном землетрясении. А вот сам реактор вполне мог бы и пострадать — там сложнейшая система трубопроводов, электрической проводки, систем управления.

Если все же допустить, что был локальный природный катаклизм, само здание могло и не пострадать, а вот системы управления... Впрочем, черт его знает. Вот если бы мне самому пробежаться по туннелям под четвертым реактором... Посмотреть, потрогать.

И тут мне в голову пришла безумная мысль, от которой я аж вздрогнул.

А что если там, в технических помещениях под самой банкой реактора, еще при строительстве была заложена мощная бомба?!

Глава 5. Плохие новости

Конечно, вариант с закладкой взрывного устройства тоже не исключен.

Если откинуть нюансы, ну кто бы в здравом уме стал искать следы подрыва бомбы, когда авария уже произошла? Особенно учитывая катастрофические разрушения, астрономический уровень излучения и человеческий фактор? Да никто!

Конечно, спустя некоторое время после аварии, уже когда четвертый энергоблок накрыли саркофагом, все там утыкали датчиками, дозиметрами. Десятки ученых спускались вниз и тщательно проводили замеры и визуальный осмотр непосредственно под тем, что осталось от реактора. И ведь там было на что посмотреть, хотя я бы ни за что сам туда не полез.

Я хорошо запомнил однажды увиденную фотографию «Слоновьей ноги», из так называемого кориума — самого радиоактивного сплава на земле. То, что осталось от развороченного взрывом реактора — раскаленная магма, проплавившая защиту и вытекшая на нижние уровни. За годы она успела застыть, хотя и сейчас ее температура чуть выше окружающей среды.

Выглядит эта «нога» кошмарно. Но если кто-то и стал бы закладывать бомбу, то вот именно те помещения подходили больше всего. Получить туда доступ было бы хорошо, да только это практически невозможно.

Разумеется достоверных сведений у меня не было, но кем-то наверняка были выдвинуты предположения, что реактор мог быть взорван специально обученными людьми. Само собой, это нигде официально не отражено.

А вообще, что толку предполагать? С тем же успехом можно считать, что в здание четвертого энергоблока врезался корабль инопланетной расы.

Отмахнулся от этих мыслей и вернувшись к реальности, я продолжил работу. Доски таскать надоело, поэтому я переквалифицировался прямо на ходу — забивать гвозди, прибивая тяжелые доски из лиственницы, оказалось интереснее. Дерево было прочное, жесткое. Гвозди входили тяжело, часто гнулись. Пару раз зарядил себе молотком по пальцам, что напрочь отбило у меня желание уходить «в себя».

Так прошло почти два часа, а затем нас позвали на обед.

Сегодня в заводской столовой был суп рассольник и макароны с вареной курицей, салат из квашеной капусты и компот. Но только я уселся за стол и взял ложку, как ко мне подошел Артур. Вид у него был слегка озабоченный.

— Леха, есть дело, — с ходу начал он, подсев ко мне со своим подносом. — Небольшое, но важное.

— Рассказывай! — отозвался я, забыв про бомбу. То есть про ложку.

— Короче, раз тебе Прудников доверяет и в увольнения отпускает... Можешь кое-что в городе купить?

— Смотря, что нужно.

— В общем, все просто. Мы вшестером дембельскую форму себе делаем... Ну, сам понимаешь, что уходить домой в обычной «Афганке» как-то не очень, вот и доделываем, каждый по-своему. Чтобы выглядело красиво и парадно. Знаешь, где в Припяти можно купить аксельбанты, значки, шевроны?

Я даже удивился. Нет, ну глав военторг конечно в восемьдесят пятом году давно уже существовал, но что-то не припомню, чтобы в Припяти имелись такие магазины. Честно говоря, никогда не обращал на это внимание.

— Точно не знаю, но посмотрю, — отозвался я.

Ничего удивительного, обычная просьба. Редко кто из числа демобилизующихся из армии, уходит домой не превратив повседневную полевую форму, в парадную. Своими силами, разумеется. Хотя опять же, везде по-разному и кто-то вообще подобным не заморачивается.

— Вот спасибо, Леха! Как на дембель уходить будем, с наших причитается.

— Да не вопрос, — я наконец-то взял ложку и принялся за еду.

В помещении заводской столовой играла ненавязчивая музыка. Прислушавшись, я сразу понял, что это был Юрий Антонов.

Вмиг огорчения любые

Исчезнут все до одного,

Лишь вспомнишь звезды голубые

Над крышей дома своего,

Над крышей дома своего.

Мир полон радости и счастья,

Но край родной милей всего.

И так прекрасно возвращаться

Под крышу дома своего,

Под крышу дома своего.

Уж не знаю почему, но именно с этим композитором у меня ассоциировались те годы. Даже на душе как-то теплее становилось от его песен.

Помню, увидел его уже в середине двухтысячных годов на концерте в Москве, так такая ностальгия накатила... А сам Антонов даже прослезился, когда весь зал поднялся, подпевая ему в унисон. Только песня другая была — «Поверь в мечту».