Герильеро (СИ) - "Д. Н. Замполит"

Глава 4. Кто я? Где мои вещи?

Да нет, не может быть…

Лезет в голову всякая чушь. Ну знахарь, ну индеец, ну газета… Мало ли, завалялась стопка старых газет…

Примерно так Вася убеждал себя, что все в порядке, что нужно взять себя в руки и хотя бы одеться. Отложив мешочек с огнивом и газетой в сторону, он вылез из пончо, поежился и взял из кучи вещей штаны.

И только занес ногу над штаниной, как снова замер. Нога! Нога совсем чужая!!!

Он судорожно сел, вытянул вперед обе ступни — чужие!!! Форма ногтей, цвет кожи, круглый шрам под коленкой — все чужое!

Покрутил перед носом ладонями с растопыренными пальцами — чужие!

Заполошно проверил, на месте ли член. Выдохнул. Посмотрел еще раз на черные волосы в паху. Черные!!!

Так. Спокойно.

Могли они почернеть в подземелье? Конечно, могли! Там черт-те что могло почернеть!

Но вот форма ногтей и пальцев там вряд ли могла поменяться… Обалдевший от таких новостей Вася заторможенно поднял руку и для гарантии выдернул волосок с головы. Так и знал — черный, а не блондинистый. Ну, положим, седые волосы могут попадаться среди основной масти, но вот чтобы черные среди светло-русых…

Вместе с датой на газете это создавало очень нехороший фон и предстояло срочно разбираться, что вообще происходит. Вася на всякий случай ущипнул себя за бок — больно. Хотя бог его знает, и пыль эта дурацкая в подземелье, от которой кружилась голова, и травы “деда”…

Галлюцинация!!! Наверняка!

Вася надавил пальцем на глаз и посмотрел на мешочек. Мешочек раздвоился.

“Раздваивается. Это не галлюцинация. Или это, как ее, сложная наведенная галлюцинация? Или вообще наркотический сон?”

И что теперь делать? Мозг удивительно рационально выдал — ждать. Если это результат внешних действий, то, изнутри он его прервать не сможет, сколько волос не дери и себя не щипай.

Ждать… Легко сказать, но в сложной наведенной галлюцинации чужое тело хотело не ждать, а жрать.

Сильно и прямо сейчас.

Перетряхнул весь хабар, но ничего съедобного, кроме почти мгновенно исчезнувшей полоски вяленого мяса, не нашел. Зато обнаружил на шее кипу[i] малинового цвета с вплетенной в главную нить маленьким золотым диском. В голове проскочила мыслишка о том, что цвет означает нечто важное, но что именно Вася не вспомнил, смутная мысль ускользнула, задавленная все более сильным чувством голода.

Значит, нужно искать пропитание, а то урчание желудка все громче и громче. Вася внимательно оглядел окрестности — ветки пусть бобры грызут, овощей и фруктов нет, с дичью тоже проблемы… Впрочем, чуть подальше громко кричат какие-то птички, сильно похожие на индеек, их, наверное, можно попробовать подбить камнями.

Тело кидало камни неожиданно ловко и после десятка пристрелочных бросков первая птица, словив снаряд в голову, сверзилась с ветки. Подбив еще двух, новоявленный Чингачгук решил, что этого пока достаточно и вернулся к лазу. Охота, занявшая по ощущениям от силы полчаса, продолжалась явно дольше — солнце готовилось зайти за цепь Анд на западе.

Идти по горам во мраке так себе идея, о чем недвусмысленно говорил недавний опыт поиска склада и потому, натаскав в лаз деревяшек, Вася развел костерок внизу прямо у выхода, быстро зажарил и съел первую птицу целиком. С остальными он уже не так торопился, а нашел снаружи два плоских камня, соорудил нечто вроде цыпленка-табака, потом завернул прожаренные тушки в листья и спрятал в сумку, еще раз подивившись тому, что многие действия он делает бездумно, на автомате.

Постелив рядом с тлеющими углями все доступные тряпки, укрылся пончо, залег и мгновенно заснул — сухо, тепло и никакой зверь на огонь не полезет.

Наутро галлюцинация, на что сильно надеялся Вася, никуда не исчезла. Напротив, он чуть было не упал от прорвавшейся в голове плотины — всплыли ночные сны. Целый калейдоскоп из кусков читанных текстов, слышанных лекций, просмотренных видео. Впрочем, ничего конкретного вспомнить не удалось, только ощущение завала информацией, как перед экзаменом.

Он мрачно выбрался наружу, размялся и схарчил половину зажаренной вчера птички. Торчать посреди местных тьмутараканей даже в глюке смысла не имело. В любом случае, надо выбираться к людям, но как? “Вниз по склонам, если найдется река или ручей — вниз по течению, рано или поздно они приведут к жилью” — четко сложилось в голове. Настолько четко, что Васе показалось, что мысль высказал чужой голос. Впрочем, он списал это на всю ту же сложную наведенную галлюцинацию.

Руки сами уложили все небогатое хозяйство по карманам и в сумку, накинули на плечи пончо, на шею, поверх малинового шнура с узелками, надели кисет с листьями. Вася мимолетно удивился, но надо было идти. Задержался только на пять минут — выломал себе палку да сделал на деревьях зарубки, чтобы как-нибудь потом найти это место. Присел, вздохнул и тронулся вниз, старательно запоминая ориентиры и время от времени рефлекторно закидывая в рот листья из мешочка. На кой черт он все это делает в галлюцинации — Вася и сам бы не смог сказать, но чуял, что так и надо.

К вечеру, когда в запасе остались только две жареные птичьи ножки и несколько листьев в торбочке, а ноги ныли от непрерывной ходьбы, он вышел к дороге. Ну как дороге… Скорее, к широкой тропе, автомобили тут если и проезжали, то не чаще раза в год. Она змеилась между поросших зеленью склонов, перепрыгивая с одного на другой в удобных местах. Пора было думать о ночлеге и Вася начал присматривать место, но за очередным поворотом тропы увидел вдали на обочине белые домики.

По мере приближения он разглядел небольшой главный дом, почему-то с башенкой, пару сарайчиков, невысокую изгородь и вроде бы огород. Финка, то есть подворье, выглядело небогатым, но особенно удивило его крупное распятие, грубо нарисованное на стене — за свои недолгие странствия по Боливии он не встречал ничего похожего. Намалеванные кресты на сельских часовнях и миссиях попадались, но вот чтобы распятие…

Над деревянными воротами стояла фигурка Богоматери, чуть ниже горела лампадка, в быстро падающих сумерках Вася разглядел над башенкой крест. Похоже, это католическая миссия, но других вариантов для ночлега как-то не наблюдалось.

Стучаться пришлось долго, пока за тяжелой дверью не стали слышны шаги.

— Кто там?

— Я заблудился в горах, можно у вас переночевать?

Лязгнул засов, скрипнула дверь и на пороге, с лампой в руке, показался человек в темной рубахе с колораткой[ii] и крестом на груди.

— Заходи, сын мой.

Насчет сына это он погорячился, лет священнику было от силы тридцать пять.

Внутреннее убранство домика богатством не блистало, да каким там богатством… Ни тебе телевизора, ни даже завалященького радиоприемника, даже электричества нет! И плита на кухне — дровяная! Как-то слишком хорошо все билось с датой на газете…

Вася свалил вещи в указанный угол и тут же встал в тупик.

— Я отец Луис из ордена иезуитов, а как зовут тебя, сын мой?

А действительно, как? Не отвечать же “Уасья” и путник без имени решил рассказать все, авось этот хардкорный выживальщик поможет.

— Не знаю.

— Как это? Ты что, некрещеный? — падре подошел ближе, поднял руку и распахнул ворот васиной рубахи.

— Ого! — только и сказал иезуит, увидев кипу. — Ну-ка, садись, рассказывай.

— А можно я утром расскажу? Устал очень.

— Хм… Ладно, пойдем, покажу, где лечь.

На второе утро Вася понял, что понемногу сживается с глюком и уже не дергается при всяких странностях. Когда он проснулся, отец Луис вел службу, на которой, помимо него, присутствовали три или четыре крестьянина.

Как оказалось, они привезли ежемесячные дары иезуиту от соседних общин и вскоре отправились назад, а падре припахал своего гостя перетаскивать и укладывать привезенное.

Затем, за миской кукурузной каши, Вася начал свой рассказ. Как очнулся на поляне, как дед дал ему выпить травяной настой, как назвал его Тупаком Амару и все прочее. О подземелье, золотых самолетиках, Москве и геофаке он благоразумно умолчал — хоть и галлюцинация, но береженого бог бережет.