Закон Долга. Болото - Гюрза Левантская
Кирка машинально вонзалась в породу в такт тревожным мыслям. Плечи болели, поясницу ломило, ноги шатало. Про руки лучше не вспоминать. Завтра утром тело будет похоже на конструктор, а до конца дня ещё куча времени. Каждый удар давался со всё большим и большим трудом, но она заставляла себя поднимать руки. И когда казалось, что ещё одно движение, и они сломаются, зазвонил гонг. Все сложили инструменты в кучу и начали выходить из пещеры. Она оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, последовать ли всеобщему примеру или остаться. Её сомнения разрешил один из «кнутоносцев», жестами показавший, что да, её начавшийся перерыв тоже касается. Она поблагодарила его кивком и вышла из пещеры. Маяти сидела возле кучи мешков и ящиков и старательно перебирала добытый камень и просматривала землю. Рядом с ней тем же самым занимались парочка женщин-дроу. Ира подошла и присела рядом на корточки, стараясь понять, что они делают.
Вот оно!
Маяти как раз при помощи инструментов заканчивала освобождать от наслоений грязи и камней кусочек вещества размером с крупную бусину. «Если не врут мне очи, это давешнее топливо. Во всяком случае, очень похоже». Маяти, заметив её интерес, положила «бусинку» на ладонь и дала ей рассмотреть поближе. Потом ткнула в неё пальцем и чётко произнесла:
— Порух.
— Порох? — удивленно вскинула глаза Ира. Маяти улыбнулась и покачала головой.
— ПоРУх. Пооо-Рууу-х, — повторила она по слогам.
Слава богу, значит, просто похожее название. Было бы не очень забавно, если бы эта штука до кучи ещё и взрывалась. Маяти тем временем закончила обрабатывать камень и сложила вещество в холщовый мешочек. Она встала, отряхнулась и потянула Иру в сторону, где уже начинали собираться остальные работники. Тут были все: и пленные, и жители селенья, хотя первые держались особняком. Присев кто на траву, кто на камни, кто на поваленные брёвна, коих тут было в изобилии, рабочие с аппетитом уплетали свои лепёшки, запивая ключевой водой. Она последовала их примеру, стараясь понять, сколько лепёшек они съедают за раз. Выяснилось, что одну. Что ж, не будем выделяться и последуем примеру бывалых, хотя кушать (или правильнее — жрать) хотелось безумно.
Перерыв длился примерно полчаса. Возвращаться к работе не хотелось совсем, но, к сожалению, слово «хотеть» тут неуместно. Было тепло, с болота поднимался пар, дышалось всё хуже и хуже. Вторая звезда уже появилась на небосклоне, а вот третьей пока не было видно. Интересно который час? Не то чтобы это важно, но привычка ориентироваться по времени въедается в плоть и кровь, когда живёшь так изо дня в день. Снова кирка и такая неподатливая скала. Сил не осталось ни думать, ни что-то планировать. Всё существо настроено только на одно — поднять руки в очередном замахе. Перерывы делались примерно через равные промежутки времени, во время которых можно было поесть или отлучиться по нужде. Ей пришлось повторить эту унизительную процедуру — «показать то, что мне нужно, в жестах», да ещё на глазах у всего народа, но, слава богу, это потребовалось всего один раз. «Санитарная зона» была организована у подножия холма, там стояли крытые «кабинки», внутри которых деревянные настилы с дырками были выстроены прямо над болотом. Кто бы знал, как страшно ими пользоваться. Всё время казалось, что доски не выдержат и ты упадёшь прямо в трясину. Но и альтернативы не было. В дальнейшем её никто не останавливал, если во время перерыва она отходила туда, никто не ходил за спиной, не окрикивал. Ей даже показалось странным такое отношение, если не сказать пугающим.
Как после работы под вечер Ира сумела доползти до своей камеры, она не помнила. Но вот что точно врезалось в память…
Их вернули в барак. Показалось правильным назвать это помещение именно так. После размышлений о рабстве слово «тюрьма» никак не хотело оставаться в голове. Она без сил рухнула на половик. Вернули всех пленных, кроме Маяти, которую под презрительные взгляды людей и эльфийки куда-то увела охрана. В сумке оставалась ещё одна лепёшка, но не было сил поднять даже палец. Болело всё, что могло болеть, а вместо разумных мыслей в голове хлопали в ладоши, бурлили аплодисменты и возводились памятники изобретателям восьмичасового рабочего дня, выходных, оплачиваемого отпуска и отпуска за свой счёт. Были б деньги, она не отказалась бы от одного вот-прям-сейчас. Одно радовало, что здесь, в бараке, воздух был определённо полегче, чем на болоте. Остальные сокамерники смотрели на неё с нескрываемой усмешкой и злорадством. Не все конечно, но большая часть. То ли Карра, то ли Минэ (она так и не узнала пока, кто из них кто), глядя ей в глаза, проговорил какую-то язвительную фразу.
— Угу, дорогой, я бы тоже на твоём месте, наверное, так подумала, — буркнула Ира в ответ, прекрасно сознавая, что собеседник ни черта не понял. В ответ мужчина яростно сверкнул глазами, наверняка мысленно мечтая её придушить за то, что она вообще открыла рот. Наблюдений дня было достаточно, чтобы понять, что женщины людей тут слова не пикают поперёк мужчин.
Зазвенели ключи. Краем глаза Ира скользнула по решётке и резко села. Какая бы боль в мышцах ни мучила её сейчас, всё это меркло перед открывшейся картиной. Вместо того, чтобы повесить замок на дверь и запереть клетку, охранник отворил дверцу настежь и замком просто прикрепил её к прутьям, чтобы не хлопала. Оба дроу уселись на своих скамьях, занявшись собственными делами.
Ира не сводила глаз с дверцы. В камере, казалось, никто не заметил такого поведения охраны. Мало того, один из мужчин-пленников совершенно спокойно встал и куда-то вышел, вернувшись минут через десять. Охрана даже не шевельнулась в его сторону. Что это значит? Их отпускают на свободу? Или что?
Шок от увиденного был столь велик, что она сидела, не мигая минут десять. В голове прояснилось, и секунда за секундой она начала вспоминать сегодняшний день. Всё, что видела, всё, что знала, свои размышления. Потом ещё раз и ещё. Но сколько бы раз она этого ни делала, вывод напрашивался только один. Пленные никак не реагировали на поведение охраны. Значит — это норма. Сегодня что, какой-то праздник? Чушь! Если это норма, то почему клетка была закрыта раньше? Все дни, что она была… Клетку запирали ради неё! Не верилось, но иной мысли не было. Чтобы она не попыталась
