Александр Хакимов - Экскурсия в Авалон (СИ)
В душе у Проводника что-то шевельнулось, что-то похожее на симпатию и сочувствие к другому человеку.
– Как вас зовут? – мягко спросил он. – Если не секрет, конечно.
Ученый повернул к Проводнику сумрачное лицо.
– Не секрет, – глухо ответил он, и вдруг лицо его озарилось слабой улыбкой. – Меня зовут Азад. Можете называть меня так.
– Хорошо, – сказал Проводник и добавил: – А меня можете называть Саидом (на самом деле его звали совсем не так; будучи крайне осторожным, Проводник солгал, но солгал очень убедительно, так что его можно было вполне называть и Саидом).
– Хорошо, Саид, – сказал Доцент, которого, оказывается, звали Азадом, и улыбнулся уже более тепло и открыто. – Очень приятно.
– Взаимно, – ответствовал Проводник, выбравший себе на сей раз имя Саид.
– Я могу даже рассказать, зачем иду к Поляне, – сказал Азад.
Саид предостерегающе выставил перед собой обе ладони:
– Зачем? Если не хотите – не надо, Азад-муаллим. [4]
– Дааа… – Азад махнул рукой, сдвинул вязаную шапочку на затылок и сел прямее. – Никакого секрета, какие тут секреты… Знаете, Саид, как пошла жизнь наперекосяк после всего этого… – он сделал неопределенный жест рукой, но, в общем-то было понятно, что он имеет в виду. – Наступили, так сказать, «черные дни светлого будущего»… Ни перспектив, ни идеалов, жизнь вообще потеряла всякий смысл. Дезориентация. Все, что я знал и умел, оказалось ненужным. А того, что для этой жизни нужно, я не умею… Ну хорошо, я преподаю в университете. Взяток со студентов брать не умею и не хочу, и, откровенно говоря, боюсь, потому что кто-кто, а я сразу попадусь, и выкарабкаться мне будет довольно трудно… На студентов вообще тошно смотреть, учиться они не хотят и твердо уверены, что все на свете можно купить за деньги… да еще и издеваются надо мной, старым дураком, за то, что я с них не вымогаю… Даже самые умные из них не хотят утруждать себя учебой, а предпочитают платить за экзамены… Слушайте, я тут несу околесицу, вам, наверное, надоело?
– Нет-нет, – сказал Саид. – Я вас отлично понимаю.
– Единственным, как говорят, светом в окошке для меня была внучка, – продолжал Азад. – Моей супруги давно уже нет на свете, сын мой развелся с женой и запил; в общем, девочка целыми днями была со мной…
Саид молча кивал в знак того, что слушает собеседника.
– У нее были блестящие способности к музыке, – продолжал ученый. – Но еще более блестящие способности у нее были к математике. Я думаю, со временем из нее вышел бы толк. И вообще, она была славная девочка, добрая… – он сглотнул внезапно появившийся комок в горле.
Теперь уже и Султан внимательно слушал Азада, продолжая перебирать четки.
– Случилась беда, – горько сказал Азад. – Какая-то пьяная скотина на машине… знаете любителей гонять по городу на полной скорости?.. Такая вот тварь сбила девочку. Средь бела дня… Гюля умерла, не приходя в сознание. Ей было всего тринадцать… – он закашлялся и помотал головой. На глазах у него выступили слезы, но Азад быстро овладел собой. – А тут я услышал о Поляне… Не спрашивайте, от кого, ладно? Я не хочу подводить этого человека. Но денег не было… столько, во всяком случае… И я продал свою квартиру. Пять тысяч отдал вам, – он кивнул Саиду. – Остальное припрятал в надежном месте. Если все получится, и мы с Гюлей вернемся обратно, эти деньги нам пригодятся… Как вы думаете, получится? – вдруг спросил он, глядя на Проводника с какой-то детской надеждой в глазах.
– Думаю, что да, – уверенно ответил Саид. – Если человек погиб в результате несчастного случая – вам гарантирован стопроцентный успех.
– Ну и хорошо, – с облегчением сказал ученый. – Я буду беречь ее как зеницу ока. Я займусь ее воспитанием и образованием, сделаю для нее все, что смогу, и даже больше, посвящу ей весь остаток моей жизни… Если надо будет изменить себя – я сделаю это ради нее! – Азад доверительно подался к Саиду. – Я ведь тоже долго колебался – стоит ли воскрешать ребенка из мертвых… вызывать его обратно к жизни. Как говорят, Бог дал, Бог и взял, можно ли нарушать Его волю?.. Но сейчас такие времена, что можно все. И я решил – сделаю это! Это будет мой первый шаг к изменению себя. Мой вызов этому проклятому миру, этой проклятой судьбе…
К удивлению своему Саид почувствовал, что в этом интеллигентном и хлипком на вид человеке сокрыт немалый запас душевных сил. Он взглянул на Азада более внимательно и спросил:
– Вы точно никому не говорили о том, куда собрались?
– Нет, – ответил Азад. – Правда, каюсь, – перед тем, как идти на встречу с вами, я написал сыну письмо… Ну, на всякий случай… но по дороге порвал и выбросил. Гюля была у них единственным ребенком, представляете, какой это был удар! Я не хотел вселять в сына ложную надежду. Вот если все получится, и мы с Гюлей вернемся домой – тогда уже другое дело…
– Вы нарушили уговор, – неодобрительно сказал Саид. – Разве вас не предупреждали, Азад-муаллим, – никаких записок и всего такого?
– А, – простодушно махнул рукой ученый. – Я же порвал! На мелкие кусочки, И выбросил…
12
Султан внимательно прислушивался к разговору, сохраняя внешне бесстрастный вид, хотя все, что говорилось, его очень и очень интересовало.
Шестьдесят с лишком лет тому назад Султан родился в одной из затерянных горных деревушек в бедной, скорее даже нищей семье. Он стал в ней одиннадцатым ребенком. Тогда шла вторая мировая война.
Десяти лет от роду Султан вместе с родителями и оравой братишек и сестренок переехал в большое село на равнине. И первой профессией, которую освоил мальчик, была «профессия» продавца питьевой воды на базаре. Но уже в этом возрасте Султан твердо осознавал, что честным трудом ничего, кроме горба и мозолей, не наживешь. Поэтому он стал воришкой. А когда ему исполнилось пятнадцать лет, он попал в столицу – большой город у теплого южного моря (тот самый, откуда начали свой путь на Елисейские Поля все четверо).
Дальнейший его жизненный путь был подробно отражен в милицейских протоколах, уголовных делах, компроматах конкурентов и спецслужб и в прочих материалах подобного рода. Мальчик из горного селения стал, в конце концов, вором в законе и крупным мафиози. Он ворочал такими деньгами, которых простые люди вроде Доцента и Майора и вообразить себе не могли. Сам Султан образования не имел вообще, что ничуть не помешало его карьере. Когда наступили, по выражению Азада, «черные дни светлого будущего», многие высокообразованные люди превратились – постепенно, не сразу – в оборванцев, готовых ради пропитания на любую работу, вплоть до мытья машин бизнесменов. Зато для Султана и ему подобных наступили золотые времена. Игорный бизнес, проституция, контрабанда наркотиков, торговля оружием и так далее, – все это оказалось золотоносной жилой. Султан избрал сферой своего черного бизнеса торговлю оружием. В регионе все время шли локальные войны, более или менее интенсивные, и для их ведения требовалось вооружение, как легкое, так и тяжелое. Кроме того, оружие было нужно гангстерам. Сам себя Султан преступником не считал. Согласно его мировоззрению, всему в мире отведено свое место. Свое место предназначено баранам, коих должно стричь и забивать, свое место – коровам, коих должно доить и опять-таки забивать; свое место предназначено псам, стерегущим стада, шакалам, подбирающим падаль, волкам, режущим скотину, быкам, тянущим плуг, и так далее, и тому подобное. Себе же место Султан определил среди волков, потому как по характеру своему не мог быть ни псом, ни шакалом, ни тем более бараном, и постепенно выбился то ли в тигры, то ли в львы. Тем более, что деньги, приобретенные незаконным путем, отмывались через банки, и Султан частенько жертвовал на благотворительные цели. Нет, он не считал себя преступником, как не считает себя преступником тот же, например, тигр в индийских джунглях.
Людей Султан презирал, никогда никому не верил и никогда ни к кому не привязывался. Даже к жене своей он относился скорее как к рабыне и раз и навсегда определил ее место в семье. Единственным исключением (а исключения, как известно, подтверждают правило) был сын, поздний ребенок – единственная отрада, наследник миллиардов отца и, возможно, его власти. Но судьбе угодно было распорядиться иначе.
В среде обитания, избранной Султаном, царят суровые нравы и жесточайшая конкуренция – более, чем где-либо. И в наиболее жестоких и откровенных формах. Раз и навсегда, казалось бы, поделенные сферы влияния черного бизнеса постоянно переделывались, каждый следил за другим, выбирая удобный момент для того, чтобы дать подножку или ударить в спину. Клятвенные заверения в дружбе или взятые обязательства тут не значили ровным счетом ничего, союзник в любую минуту мог обернуться соперником и наоборот, так что Султан был в какой-то степени прав, абсолютно никому не доверяя. Трения между кланами порой приводили к разборкам – как мелким, так и крупным. В обыденной-то жизни поминутно наступаешь кому-нибудь на ногу или задеваешь плечом, а в стане волков и тигров масштабы таких толчков и ударов иногда бывают не просто трагичны, а прямо-таки катастрофичны.
