Первопричина: Лагерь смерти - Артём Соболь
****
Вскакиваю от звука выстрелов и женского крика где-то совсем рядом. Вскакиваю и тут же…
— Тише, — зажимая мой рот рукой шепчет Горчаков. — Без резких движений. Враг рядом?
Это я и сама понимаю. Где-то впереди, слышатся разговоры на немецком, команды… Командует женщина. Нет, даже две, но голоса похожи.
— Что говорят?
— Требуют, — кивает Савин. — Требуют Кастиана выходить. Иначе расстреляют всех заключённых. Бред какой-то.
Тем временем выстрелы повторяются. Слышится громкий плач, кто-то на русском умоляет старшего надзирателя прекратить всё это.
— Вот что, красноармейцы, — надевая шапку и сжимая автомат кивает Горчаков. — Уходить надо.
Уйти не получается, как только двое бойцов начинают раскапывать выход, нас глушит залпом. Тут же громко говорит женщина…
— Двести убили, — переводит Савин. — Не выйдешь убьём всех. Все они будут на твоей совести. Или ты боишься? Тёмный Император на самом деле такой трус? Какой вашу матушку тёмный император? Мы что, к дурдому пришли. Что с выходом?
— Отставить! — шикаю на бойцов. — Ждём.
Ждём десять минут, после чего залп повторяется. Женщина, называя неизвестного то Владом, то Кастианом, в открытую глумится над ним. Солдаты смеются, заключённые…
— Мы пришли к лагерю, — заключает Горчаков. — Судя по тому как слышно, мы совсем рядом. Вот это заблудились… Всем тихо.
Сидим, отсчитываем время и ждём третьего залпа. Судя по звукам ветер стих, погода наладилась. Но то что мы пришли не туда, совсем не радует. Нас всего двенадцать. Мы не справимся вообще ни с кем.
— Нестерова, — не выдерживает Ваня. — Товарищ лейтенант, разрешите мне…
— Нацистские свиньи! — режет уши громоподобный голос. — Хотели видеть меня, Тёмного Императора? Созерцайте! На колени перед моим величием.
Судя по стрельбе, на колени падать никто не стал. Все начинают стрелять в крикуна. И тут… Грохочут взрывы. Слышится полный ужаса визг, треск разрываемого мяса и захлёбывающиеся крики. Сухие щелчки, порывы ветра, почему-то шум воды. Земля вздрагивает и тут… Свод убежища светится красным. Снег мгновенно тает. Ёлки начинают тлеть, свод обваливается…
Резко встаём, вскидываем автоматы и с ужасом смотрим вперёд. Как оказалось, остановились мы прямо у забора из колючей проволоки. А впереди, за ней, плац лагеря где творится нечто ужасное. Среди убитых пленных, разорванные тела солдат. Трупы и всё ещё живые… Там немец стоит на коленях и плача собирает вываливающиеся из разорванного живота кишки. Второй, зажимая лохмотья оторванной руки, ползёт и зовёт маму. А дальше… Дальше ещё хуже. Там тела немецких солдат скручены, раздавленный. Сожжены в уголь, разорваны.
Всё залито водой, некоторые трупы без глаз, голов и… Оставшиеся в живых солдаты, бегут к одному из строений. Заключённые сбились в кучу у забора и дышать боятся.
— А вот и партизаны. Вот это я понимаю, работают. Так! Никифоров, бери бойцов и собирай узников. Нестерова, Савин, за мной. Пока такая паника, надо найти хоть кого-то. Пошли-пошли-пошли.
Это самоубийство. И, кажется, здесь орудуют совсем не партизаны. Хотя…
Втроём пробираемся через ограждение. Попав на территорию, прячась за строениями и искорёженными грузовиками бежим за солдатами. Подбегаем к бетонной конструкции, встаём по бокам от двери… Горчаков заглядывает, говорит что видит широкую ведущую вниз лестницу, кивает нам, как вдруг… Из недр строения, искрясь вылетает изувеченное тело. Падает, дымится…
— Товарищ капитан, — стонет Савин. — Может ну его?
— Отставить, Вася, — кривится Горчаков. — Нам туда надо. Не знаю почему, но надо.
— Я тоже так думаю, — глядя на бледного Савина киваю. — И надо очень сильно. Пошли…
Что я творю? Там же смерть? Там… Однако да, меня тянет в подземелье. Тянет с невероятной силой.
****
Спускаемся вниз, Савин зачитывает нам таблички с названиями этажей, то есть уровней. Заходим на минус первый, где должно было кипеть производство контейнеров и все втроём зажимаем рты. Все солдаты и множество узников здесь в кашу. Они буквально перемолоты. Скручены, разрезаны на множество частей, сожжены, выпотрошены. Выжившие, коих от силы человек двадцать, сидят вдоль стены и бормочат что-то о пришествии дьявола.
— Чем это их так? — наклоняясь к выгоревшему изнутри трупу солдата спрашивает Савин.
— По виду… Кажется, он засунул руки в трансформатор и сгорел изнутри, — морщится Горчаков. — А вон те, похоже утонули. Но как? Хм… За мной, но осторожно. Нестерова, узнай.
Подхожу к едва живым узникам, присаживаюсь перед одним из них и…
— Дьявол, — задыхаясь шепчет он. — Пришёл… Дьявол.
— Как он выглядел?
— Он не один! — глядя в пустоту восклицает заключённый. — Много их. Много! Бегите… А-а-а-а-а!
Закричав заключённый вскакивает, завывая бежит и с размаху впечатывается в стену. Падает на спину и затихает.
— Что же его так напугало? — сглотнув шепчет Савин. — Мистика…
— Соглашусь, — кивает Горчаков. — Люди такое сделать не могли. Смотрите. На трупах следы когтей. Пол буквально застелен гильзами. А по следам на стенах и потолке стреляли во все стороны. Может какая-нибудь броня? Кто знает что тут делали. Однако, всё можно объяснить.
— Вот это например, — подняв винтовку киваю Горчакову. — Здесь ствол откусили. Вот, следы зубов. Товарищ капитан, я за год всяких ужасов нагляделась. Но вот это уже лишнее. Надо уходить.
— Надо, меня хоть и тянет узнать что здесь происходит…
Договорить Горчаков не успевает. Где-то внизу грохочет взрыв, стены трясутся, потолок трескается, плиты с грохотом обваливаются и перегораживают выход.
— Дотянули, блин, — машет рукой Савин. — Теперь что?
— А вот теперь идём дальше, — протирая платком лысую голову кивает Горчаков.
Глава 40
Минус второй уровень. Нестерова.
На минус втором уровне, удаётся мельком захватить бой. Среди трупов и разрушений, мы видим как огромные солдаты в чёрной броне с символикой «СС» и шлемах с забралами
