Сень (СИ) - Номен Квинтус
Принятие такого постановления привело к изрядно удивившей руководство страны ситуации: самым массовым спросом пользовались квартиры площадью как раз в восемьдесят пять метров. То есть удивлял не сам факт, а то, что молодые семьи изначально явно рассчитывали на трех детей в семье. А вот «социальное жилье» все чаще простаивало, так что с осени пятьдесят восьмого его, без особого шума, было «рекомендовано» больше пока не строить…
В селах все было еще веселее: там по новому постановлению все дома для молодых семей обеспечивались водопроводами и «индивидуальными отопительными системами». Как правило, работающими на паллетах или на природном газе — но с газом это пока находилось в основном на стадии «благих пожеланий». Однако «не запрещалось» ставить и системы «централизованного отопления», а в домах для молодых семей такие «рекомендовались к установке в первую очередь после медицинских и детских учреждений» — естественно, там, где такое вообще можно было поставить. А ставились такие там, где в селах были свои электростанции («дровяные» или «соломенные»), тепло от которых и обеспечивало это отопление. Правда, чаще тепло это шло все же не на жилые дома, а на теплицы…
«Танина» идея варить стекло в электропечах дала совершенно «естественный» эффект: производство листового стекла в СССР выросло очень сильно. Ну а раз увеличилось производство, то цена его закономерно упала, и теперь ставить теплицы стало весьма выгодно даже в самом захудалом колхозе. То есть поначалу — очень выгодно, а к осени пятьдесят восьмого — выгодно, если три четверти урожая тепличных помидоров и огурцов укладывать в банки: конкуренция (хотя и социалистическая), магазины свежий продукт продавать не успевали. Но это огурцы с помидорами продавать не успевали, а разную зелень вполне себе продавали. Когда твои помидоры магазины не берут, а теплица уже выстроена — то поневоле задумаешься, что бы еще в ней повыращивать чтобы лишних денежек заработать. Так что на столе у советского горожанина не переводились и салаты разные, и петрушки с сельдерюшками, и прочая экзотика: под Дубной, пользуясь «бесплатным теплом» с АЭС, в городском тепличном комбинате начали даже ананасы выращивать…
Но тепло было именно что «бесплатным», а вот электричество — нет. Электричества сколько не производи — его все равно мало. Начала работу Братская ГЭС — и вся произведенная энергия тут же потреблялась, даже не доходя до Иркутска. Что было понятно, все же и введенные в работу шесть генераторов работали далеко не на полную мощность (водохранилище еще лет пять предстояло наполнять), да и оставшиеся двенадцать только монтировать начали — однако, по подсчетам Струмилина, электричества там будет не хватать даже после пуска станции полностью. Ну да, новенький завод в новом городе Бамбуй электричества жрал как не в себя: оказывается, газовые центрифуги — если их много — это машинки очень энергоемкие. Настолько энергоемкие, что строительство Братского алюминиевого завода никто не считал очень срочным. А вот строительство ГЭС Усть-Илимской и Богучанской — таковыми в правительстве сочли. Богучанскую, правда, лишь начали проектировать, а Усть-Илимскую — уже и строить начали. Объявив ее новой «всесоюзной комсомольской стройкой».
Одной из таких строек. Электростанции на Ангаре проектировал Мосгидэп, а ленинградцам стало совсем кисло. Они долго перебивались проектированием маленьких ГЭС чуть ли не на ручьях — но с этого ни славы мировой, ни премий выдающихся не получить. И в «столице Революции» разродились сразу четырьмя очень солидными проектами ГЭС, две из которых они предложили поставить на малоизвестной речке под названием Курейка. Смысл строить электростанцию на этой речке имелся, ведь она (электростанция) могла практически полностью обеспечить энергией Норильск со всеми тамошними рудниками, причем только «верхняя» электростанция уже «закрывала» все проблемы своими шестью сотнями мегаватт, а «нижняя», всего на полтораста мегаватт, давала солидный резерв для дальнейшего развития. Настолько солидный, что Иосиф Виссарионович поинтересовался у Станислава Густавовича:
— Слава, а ты представляешь, как там мы ГЭС строить будем? Ведь придется столько всего перевезти…
— Сто пятьдесят километров железной дороги от Игарки даже в смету проекта ленинградцы включили.
— В смету — это хорошо, а что дальше?
— А дальше начинается веселье. Наша Таня громко плачет…
— А она-то тут причем?
— А ей геологи привезли уголь, нарытый между Курейкой и Нижней Тунгусской. Не коксующийся, но ей он чем-то очень понравился, с точки зрения химии понравился. И она уже закинула товарищу Бещеву удочку на предмет строительства вторых путей на дороге до Игарки: намекнула, что хочет угля с Тунгуски возить миллионов двадцать тонн в год.
— Это она лихо…
— Ну да, Борис Павлович тоже так подумал — и спросил Таню, где ему рельсы и прочую сталь она брать предлагает. А девушка наша от такого вопроса даже не поморщилась: примерно в тех же краях еще Обручев нашел несколько месторождений упорных руд с приличным количеством железа. И две артели в Туруханском районе уже эту руду копают и уголь, а в самом Туруханске они поднимают металлургический завод. Много он, конечно, не наплавит… но Таня подсчитала, что пару тонн только золота в год… для начала. А рельсов с этого завода хватит чтобы аж до Игарки дорогу за пару лет протянуть. Через плотину Курейской ГЭС как раз.
— Это она неплохо придумала. Но я все же не пойму: а ей-то это зачем? Она ведь себя даже советским человеком не считает…
— Она не считает, что мы правильную экономику строим. То есть строим-то мы именно то, о чем ей Решатель поведал, но у нее свое мнение появилось. Я с ней об этом постоянно разговариваю, спорю.
— И что?
— Мне ее выводы понравились. Она говорит, что законы у нас для развития экономики самые правильные, просто далеко не всегда они исполняются. А иногда о них вообще просто не вспоминают, и это очень плохо.
— А как, по ее мнению, должно быть хорошо?
— Лаврентий же говорил: она не рассказывает, она показывает. Вот ты когда последний раз в Туруханске был?
— Да уж больше сорока лет назад.
— Будет время — съезди, вспомни молодость. В поселке аэропорт шикарный, дома многоэтажные, сейчас вообще микрорайон строится. Тебе понравится.
— Вряд ли время выкроить получится.
— Ну и не надо, там вроде уже местную телестудию оборудовать собираются и фильмы о родном крае снимают. Попрошу — привезут, посмотришь. Или сам попроси…
Микрорайон — это такое новое понятие в архитектуре возникло. В советской городской архитектуре. Сейчас этим термином стали называть небольшой район города, обычно от двенадцати до двадцати гектаров, застроенный трехэтажными в основном жилыми домами, с детским салом, школой, поликлиникой (причем школы строились почти всегда четырехэтажные), и с местной «архитектурной доминантой» в виде «сталинской высотки», в которой располагались все районные организации, магазины (кроме продуктовых, которые старались размещать все же в домах «в шаговой доступности»), библиотеки и кинотеатры (то есть часть здания как бы являлась местным «дворцом культуры». Первый такой «микрорайон» был выстроен в Вязниках, когда в городе начала строиться вторая очередь автозавода — и там ограничились «высоткой» в двенадцать этажей. А затем почин быстро распространился — и в Сальске высота её уже слегка превысила московскую гостиницу «Ленинградская» (а в здании и городскую гостиницу тоже разместили). То есть этажей в Сальске поставили семнадцать, но шпиль взгромоздили большой. А в Волгодонске уже в трех «микрорайонах» поставили высотки от двадцати двух до двадцати четырех этажей…
Правда, «гонку вверх» директивным порядком отменили, так что в среднем по стране «высотки» были в основном шестнадцатиэтажные — но опять-таки не потому, что «запрещено», а потому что с нужными стройматериалами архитекторов стали резко ограничивать. Дома-то ставились бетонные, а как раз с высокопрочными бетонами стало напряженно. Но не потому, что «люди перебьются», а потому, что высокопрочный бетон практически весь шел на строительство ГЭС.
