Затянувшаяся рыбалка - Роман Галкин
Впервые за все время злополучного похода пан делегат Верхней Палаты Королевского Сейма ложился спать с чувством относительного удовлетворения. Как бы то ни было, а цель похода достигнута. Сомнений в том, что крепостица на холме падет к его ногам так или иначе, не было. Золотоносный овраг, о котором поведала пришелица, обнаружен. Правда по нему течет весьма полноводный ручей, но он наверняка пересохнет, как только с гор сойдут вешние воды. Делегаты-конкуренты благополучно погибли от рук дикарей. И как знать, может, став владетелем новых земель, а то и хозяином приручённых сохатых и тиранов, пан Поросяцкий объявит себя наследником Казимира Всевластного, отменит Сейм и будет править единовластно… Засыпая, он видел себя на высоком троне. На челе корона из чистого золота. В одной руке держава. В другой карающий меч… Но вот меч зашевелился, и пан Поросяцкий с ужасом обнаружил, что держит в руке извивающееся тело ярко-оранжевого аспида. Аспид злобно зашипел, завораживающе шевеля длинным черным раздвоенным языком, и на его бородатом росском лице расплылась злорадная ухмылка…
- А-а-а! – завопил пан Поросяцкий. Вскочил с походного ложа и спросонок врезался всем телом в центральный столб шатра. Столб завалился, обрушив и весь шатер.
Дремавшие у входа караульные подскочили, и продолжительное время не могли понять, что происходит. В конце концов, решив, что на них снова напали дикари, хотели было уже упасть на четвереньки и в таком положении сбежать куда подальше. Однако тут на шум появился новоиспеченный хорунжий Парвуз со своим героическим десятком. Узнав от испуганных караульных, что на шатер пана делегата совершено нападение, он приказал осветить факелами дергающееся и вопящее полотно обрушенного шатра. Но неровный свет факелов не внес понимания. А тут еще от слишком низко опущенного факела занялось полотно. Огонь едва удалось затоптать. При этом кто-то из прыгающих по шатру казимиров ухитрился заехать каблуком по голове беснующегося пана Поросяцкого. От удара тот лишился чувств. Сразу же наступила тишина.
Теперь казимиры смогли спокойно поднять рухнувший шатер. С находящегося в беспамятстве владетельного пана стянули очередные обгаженные портки. Взамен одели выстиранные давеча единственные оставшиеся красные штаны. Их Пан Поросяцкий хотел надеть на торжественную сдачу москалями крепости. Но других запасных не было, а отдавать собственные никто из казимиров не захотел. Даже хорунжий Парвуз. Какой же из него будет хорунжий без портков-то?
Отчего рухнул шатер так и осталось загадкой. Прогоревшие дыры пришлось наскоро прикрыть овечьими шкурами. А когда Пан Поросяцкий пришел в себя, ему поведали о нападении подлых москалей и героической обороне его шатра.
Выслушивая доклад Парвуза о героической ночной битве с превосходящими силами клятых дикарей, Эдмонд Поросяцкий даже не поинтересовался, есть ли потери среди казимиров, и скольких москалей удалось убить. Все его мысли бродили вокруг поселившегося в душе беспокойства. Разве же готовящиеся сдать крепость и признать его своим владетелем москали стали бы нападать ночью? А ежели напали, значит ни о какой покорной сдачи речи быть не может… И так ли мало дикарей скрывается в крепостице? Если верить этому недоумку Парвузу, то в ночном нападении участвовало не менее сотни москалей… Откуда у росов вообще взялось столько воинов? Ведь по достоверным сведениям их всего в Росской Равнине не более двух с половиной сотен, включая женщин, стариков и малых детей. Неужели они все свои силы перекинули сюда?
Голова владетельного пана пухла от думок. После пережитого кошмара он никак не мог уснуть. А тут еще стены шатра начали сотрясаться от богатырского храпа расположившихся вокруг сплошным кольцом охранников. Пан Поросяцкий несколько раз зло прикрикнул на нерадивых стражей. Но те, изрядно вымотанные продолжительным походом и ночным переполохом вряд ли проснулись бы, даже ори он им в самое ухо.
Невесть сколько времени ворочался пан делегат. Так и не сумев уснуть, поднялся и пошел к выходу из шатра с намерением как следует отхлестать плетью первого подвернувшегося под руку храпуна. Выйдя, сразу обратил внимание на россыпь непонятных огоньков со стороны холма. Пока пытался рассмотреть, что же это такое, огоньки роем взмыли ввысь, описали в ночном небе дугу и ярким звездопадом обрушились на лагерь казимиров.
И снова, как несколько дней назад в роще гледичий, вокруг Эдмонда Поросяцкого воцарился кошмарный хаос. Ночь взорвалась криками боли и ужаса, стонами раненых и топотом беспорядочно мечущихся людей. А на лагерь уже падал новый рой огненных стрел, разящих все живое и поджигающих все, что могло гореть.
Предводитель казимирского войска остолбенело смотрел на вонзившуюся в землю у его ног стрелу, на которой искрясь догорал пучок серебристой водоросли. А за его спиной занимался веселым пламенем истыканный такими же стрелами шатер. И на этот раз некому было его тушить. Ведь те воины, которые не пали, сраженные стрелами, сами метались в поисках спасения от огненного дождя.
Вот кто-то в горящем, воспламенившемся от вонзившейся в спину стрелы, кафтане, наткнулся на пана Поросяцкого. И только тогда, сбитый с ног, тот пришел в чувство. Не вставая, владетельный пан на четвереньках ринулся прочь. По пути он подхватил потерянный кем-то щит. Далее пришлось прыгать на трех конечностях, так как одной рукой предводитель казимиров держал щит над собой. Предосторожность оказалась не лишней. На лагерь один за другим обрушились еще два огненных роя, и сразу три стрелы вонзилось в прикрывающий голову пана Поросяцкого щит. Чудом оставшийся невредимым, он добрался до спасительной повозки и привычно забрался под нее. Трясясь от страха, Эдмонд все же постарался рассмотреть, что творится вокруг. И от увиденного, сердце владетельного казимира сжалось в едва трепещущий комок. Словно демоны ночи на лагерь летелитемные фигуры всадников. Отражая огненные всполохи в их руках, хищно сверкали поднятые над головами клинки. Иные же сжимали длинные рогатины. А из-за спин ночных демонов, словно указующие путь светляки продолжали лететь теперь уже редкие огненные стрелы. И самое страшное в этом действе было то, что всадники не издавали ни единого звука, ни крика, ни залихватского свиста. Лишь топот карваньих ног примешивался к воплям раненых и мечущихся в панике казимиров.
Вот ощетинившаяся сталью темная лавина накатила на лагерь пришедших из-за горного
