Тайна рода Загорских - Алёна Токарева
— Молодец, Ярославушка… — слегка отдышавшись, с улыбкой проговорила она, — умеешь ублажить…
После небольшой паузы парень вновь потянулся к ней жадной рукой.
— Иди ко мне, ненаглядная моя… — прошептал он, зарывшись лицом в её рыжие волосы, разметавшиеся по покрывалу.
— Уже готов? — удивилась она, отвечая на его призыв.
— С тобой мне всё мало…
«Вот ведь что бывает, когда парень любит…» — неожиданно промелькнула мысль в её голове, но она как пришла, так и ушла, потому что некогда было думать.
До утра они тешились, лишь немного поспали. Вот уж и рассвет забрезжил, а это означало, что жить Ярославу оставалось считанные часы.
«Ни о чём я не жалею… — с блаженной улыбкой на лице думал парень, закрыв глаза и раскинувшись на кровати. — Дашенька была моей — теперь и умереть не страшно…»
А Дарья Сергеевна лежала рядом и в глубокой задумчивости смотрела на него. «Почему так? — спрашивала себя она. — Знал ведь заранее, что умрёт, а всё равно согласился… Это не те телки, которых я силой сгоняла для своих утех… Тут другое… Как же я с ним расстанусь?»
Ярослав, в конце концов, задремал, и она, накинув пеньюар, вышла на балкон. Солнце уже почти поднялось из-за горизонта. Летнее утро было восхитительным — воздух пронзительно свеж, а птичьи трели на удивление мелодичны. Дарья Сергеевна блаженно потянулась. Давно она не испытывала подобного умиротворения. «Пусть поживёт Ярослав-Ярославушка… — решила неожиданно для себя. — А там поглядим…»
В эту минуту бросила взгляд вниз и тут заметила в саду под балконом какую-то бабу. Пригляделась — это, похоже, была Лукерья, мать Ярослава, которая умудрилась сюда пробраться. Как она посмела? Кто дозволил?
— Барыня, матушка… — вдруг завыла баба. — Пожалейте моего Ярославушку… Христом Богом молю… Один у меня сыночек, моя кровиночка…
Выла она протяжно, страшно, припадая к траве и раскачиваясь из стороны в сторону. От благодушного настроения барыни не осталось и следа.
— Как ты смеешь, Лукерья?! — истошно закричала Дарья Сергеевна. — Вон!
Она вбежала в опочивальню и принялась что есть силы трясти звонок.
— Прошка! Степан! Авдотья! — звала прислугу.
Ничего не понимающий Ярослав тут же открыл глаза и одним прыжком вскочил с кровати.
— Что случилось, Дашенька? — подбежал он к барыне. — Тебя кто-то обидел, ненаглядная моя?
— Дашенька? Ненаглядная? — недобро засмеялась та, облив его презрительным взглядом. — Да как у тебя язык повернулся, мужик, хам? Какая я тебе Дашенька?
Побледневший Ярослав всё понял. Ночь любви закончилась, а вместе с ней и его жизнь.
— Звали, барыня? — на пороге уже толпилась заспанная прислуга, успевшая натянуть кое-что из одежды.
Им было не впервой наблюдать барский гнев.
— Никифора позови! — приказала она одному из мужиков. — А этого, — не глядя кивнула в сторону Ярослава, — заприте пока в подвале. Лукерью, что под окнами — на конюшню и пороть нещадно!
— Слушаемся, барыня, — в пояс поклонились испуганные мужики.
— Кто её пустил? Кто дозволил? — прогремела Дарья Сергеевна. — Всех запорю!
— Дарья Сергеевна, пожалейте Лукерью, прошу… — взмолился Ярослав. — Это она из-за меня…
— Ты мне ещё указывать будешь? — побелела от гнева барыня. — Взять его!
Мужики тут же скрутили Ярослава, который едва ухитрился надеть штаны.
— Рубашку можно? — сдавленно спросил он.
— Она тебе больше не понадобится! — зло засмеялась барыня. — А теперь все пошли вон!
Прислуга поспешно ретировалась, дабы не вызвать новой вспышки гнева хозяйки. Ярослава мужики, как и было велено, потащили в подвал. Мимо них прошёл Никифор, который сразу смекнул, в чём дело. «Не пощадила парня барыня… — с грустью подумал он. — А жаль. Другого такого покладистого, сметливого да проворного уже не будет».
— Где тебя носит, Никифор? — раздражённо набросилась на него Дарья Сергеевна, когда приказчик показался на пороге.
То, что ещё было раннее утро, для неё не имело значения. Раз ей надо, значит, все должны в нужный момент оказаться под рукой.
— Вот он я, барыня, — поклонился Никифор. — Чего изволите?
— Готовь показательную порку, — приказала она. — Сгони дворовых, ну и крестьян из ближайшей деревни… Чтобы явились все — слышишь все! — вплоть до стариков и малых детей! Скажешь, что порют за неповиновение барской воле — ну, сам что-нибудь придумай, не впервой… И пригрози, что, мол, каждого ждёт такая участь, кто ослушается… Пороть плетью, до конца, пока дышать не перестанет!
У Никифора, ко всему привычного, холодок пробежал по спине. В их барыне как будто было что-то сатанинское — иначе чем объяснить такую жестокость? Ладно бы мужик, ещё можно понять, а бабье сердце ведь по природе мягче… Мужа бы ей настоящего, детишек — вдруг перебесится?
— Ты что, Никифор, оглох? — топнула ногой Дарья Сергеевна. — Я тебе говорю!
— Слушаюсь, барыня, — снова поклонился приказчик. — А кого пороть-то?
У него была ещё слабая надежда, что предстоящая экзекуция касается не его любимца.
— А ты ещё не сообразил? — гневно сверкнула очами она. — Туповат стал что-то… Мимо тебя сейчас протащили Ярослава…
Ей было немного досадно, что приходится озвучивать имя парня. Самый крохотный червячок сожаления ещё шевелился в её душе, но она его подавила. Стоит дать слабину один раз — и ей сядут на шею. Бояться перестанут, слушаться тоже, и тогда всё пойдёт вразнос. Да и с забавами придётся распрощаться. Так что нет уж, пусть, как было, так и будет. А таких вот Ярославов полны деревни — только свистни. Да и свистеть не надо, достаточно приказание отдать, и ей приведут любого.
— Барыня, дозвольте слово… — осторожно кашлянул Никифор.
— Что такое? — удивлённо вскинула на него глаза Дарья Сергеевна.
— Ярослав… это… того самого… — он запнулся, не зная, как сказать.
— Да говори, что ты мямлишь! — стала она закипать гневом. — Что — Ярослав?
— Парень больно хорош… — решился, наконец, Никифор. — Умён, расторопен, покладист…
— Ну и что? — язвительно осведомилась Дарья Сергеевна.
— Может, пощадите его, барыня? — просительно молвил Никифор. — Не виноват же он ни в чём…
— Ещё один заступничек выискался! — вскричала она. — Ты, я смотрю, совсем голову потерял! Желаешь и
