1000 и 1 жизнь 9 - Самат Айдосович Сейтимбетов
— В общем, никто особо и не рассчитывал, — вздохнул Сергей, убирая палец от ее прекрасного лба.
Связь с источником работала, пока был жив ее муж, сейчас же воздействовать через нее на хранителя не вышло бы. Отдельно для себя Сергей отметил, что связь с хранителем не перешла к другим членам рода, такое могло пригодиться, когда дело дойдет до Берлина.
— Что с ней делать, милорд? — спросил Билл О’Дизли.
— На ваше усмотрение, — махнул рукой Сергей.
Когда-то он мечтал о том, какой порядок и закон будет среди Псов, но как-то не вышло. Сам виноват, без дураков, сбросил подразделение на Билла и его лейтенантов, ну максимум с группой охраны познакомился и то, опять же, не влезая в их дела и жизни. Закон и порядок могли бы наступить, стань он (а не Билл) действительно командиром Псов, и продолжай сохранять прежние взгляды на жизнь.
Но он не стал и не сохранил.
— Благодарю, милорд, — расплылся в улыбке Билл.
Псы и так взлетели в иерархии, теперь их не чурались аристократки по обе стороны Ла-Манша, но в то же время… было что-то противоестественно притягательное в жене врага. Особенно такой, как Мари-Аньес, уж на дурнушке президент Дюпон (тоже, кстати, Любимец Матери) жениться бы не стал.
— Скажи ей, что если она выдаст какие-то важные тайны, то все прекратится, — обронил Сергей.
— Да, милорд, — и Билл взмахнул рукой, Мари-Аньес потащили прочь, — я лично прослежу.
Сергей повернулся к терпеливо ожидавшей Софи Голен, скользнул взглядом по магам в отдалении.
— Хранитель сейчас отравлен и безумен, а сила источника подорвана и будет растрачена и дальше, так как без попыток отбить Париж не обойдется, — заявил он прямо в лицо Софи.
Собственно, на этом и строилась первая из ловушек (со слабой надеждой, что она отобьет у французов охоту соваться сюда), подчинение источника и удар Софи по своим же, по той армии перехвата и окончательное ее уничтожение. Затем стремительные удары на юг, насаживание Франции на вилку или трезубец, без разницы, рассечение, подрыв, окружение, вывод сателлитов из войны под обещания не трогать их.
— Наши сеансы омоложения и усиления придется прекратить, — добавил он, — слишком много силы будет уходить, если с источником все пройдет нормально.
Почти чистая правда, Сергей мог бы поискать обходные пути, но не в нынешней ситуации.
— Меня это устраивает, Гарольд, — не изменила своего решения Софи. — Даже если ничего не выйдет… это были прекрасные несколько дней, я снова ощутила себя желанной и способной отомстить.
Сергей не мог отделаться от идиотской мысли, что он, как Топор, начал специализироваться на старухах и все это вело к аллюзиям на «Преступление и наказание», где он, разумеется, выступал в роли Раскольникова. Жены получались собирательным образом Сонечки Мармеладовой, а старушка-процентщица вполне могла быть воплощением Матери.
Попутно Сергей укрепился в мысли, что не зря не любил классику.
— Тогда приступим, — сказал он.
Софи вошла в ритуальный круг, постепенно подбирая полы одеяния и обнажая ноги все сильнее, словно медленно хвастаясь, что те стали выглядеть лучше. Как и у большинства других Священных Родов, алтарь здесь представлял собой грубый, дикий камень, слегка обработанный, дабы кровь стекала прямо в источник и удобнее было принимать наполовину сидячее положение в тех случаях, когда ритуал требовал секса.
Обычно на алтарях скрепляли магические браки, но сейчас предстояло обойтись эрзацем.
— Вла… владыка, — простонала Софи, прямо сквозь прокушенную руку.
Обессиленный Сергей ощутил, как у него подгибаются ноги, и он отодвинулся от Голен, превратившейся словно в кусок пластилина, вмятый в потекший и оплавившийся от их страсти и магии камень алтаря. Дыхание прерывалось, в груди и паху болело, голова раскалывалась.
Сражение вышло утомительным и болезненным, изматывающим.
Урок императрицы Китая не пропал зря, но даже с принятыми мерами предосторожности, Сергей едва-едва взял верх, за счет поддержки магов извне. Но все же взял, как взял и саму Софи, наверняка порвав ей там все внутри в процессе, опять мешая секс, кровь и магию в безумном коктейле.
Софи даже не пыталась подняться, отлипнуть от камня, лишь опустила ноги, которые обвисли бессильно. Из задницы вяло вытекала кровь, густо перемешанная с семенем и прочими выделениями, и стекала вниз по камню, падала в источник тягучими каплями. Из рта Голен текла слюна, а из глаз слезы, она смотрела куда-то на него и одновременно мимо и на мгновение Сергея охватил страх, что Софи все же сошла с ума.
— Госпожа президент, — выдохнул он, словно пытался вдохнуть в нее силу.
Вот он, прецедент, каких еще не бывало. О, разумеется, Софи не признают, будет раскол, почти гражданская война и в то же время тем, кто выступит за Британию, будет под чьим знаменем собираться. Здесь тоже надежд мало, вяло текли мысли о делах, обычно бурные после секса, но в этот раз секс вышел слишком уж бурным.
Слишком давняя и сильная вражда разделяла Францию и Англию, поэтому следовало зайти с другого угла.
— Нет, это вы мой господин, господин и посланец матери нашей магии! — голос Софи вдруг загремел, а дворец затрясся в такт ее телу, содрогавшемуся на алтаре. — Сегодня же в Париже и всех храмах пройдут благодарственные молебны в вашу честь!
— Ну-ну, — пробормотал Сергей, отступая на шаг, — главное, не усиль ненависть.
— Ваша воля — воля Матери, владыка! — прогремел голос обнаженной Софи.
В такт ему содрогнулся дворец и все вокруг, демонстрируя, что ритуал прошел успешно. Религиозный экстаз тут еще не худший исход, с учетом прошедшего ритуала и кого именно они подчиняли, подумал Сергей, одновременно с этим испытывая легкий страх.
Он измотался, маги выдохлись, а Софи командовала источником. Если она…
— У меня нет сил спорить, обсудим это завтра, — махнул он рукой.
— Да, владыка.
Сергея вдруг подхватило, и он оказался рядом с женами, которые тут же завозились, вместо того чтобы спать и дальше. Да, Софи могла его прибить, но не стала, и усталость навалились десятикратно, словно на него уронили скалу.
— Ух, Гарольд, как от тебя разит женщиной! — пролаяла Люси, залезшая на него. — Монашкой!
— И ты устал, — тут же сунулась полечить его Робин.
— В первую-то брачную ночь, — с насмешливой укоризной произнесла Ширли, словно невзначай выставляя наружу кривоватую ногу.
