Черные ножи 2 (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович
— Возвращаемся! — приказал я, и Евсюков развернул машину в обратном направлении.
«Тигры» больше не стреляли, ограничившись тем, что заявили о своем присутствии. Интересно, кто-то, кроме меня, сумел опознать эти машины? Вряд ли. Скорее всего, они остались нераскрытой загадкой.
Помнится, в юности я читал, что впервые «Королевские тигры» были использованы немцами лишь в 1944 году… значит, нам попались опытные образцы. Бросить новые машины в бой и глянуть, настолько ли они хороши, как обещали конструкторы — дело святое, и вряд ли немец в этом плане отличался от нас.
Вот бы захватить один «Тигр», да пригнать в наше расположение. Но сделать это в текущих условиях попросту нереально. «Королевский тигр» — машина секретная, и охрана вокруг места ее базирования максимально усиленная. И все же… об этом стоило бы подумать нашей разведке. Такой ценный приз на дороге не валяется!
Сегодняшний день дался нам большими потерями и кровью, требовалось перевести дух и дождаться подкрепления. Хорошо хоть, что немецкий укрепрайон мы успели так распахать траками, разгромить все, что только возможно, разнести на бревна — восстановить все это в ближайшие часы будет попросту невозможно, а с утра, уверен, атака повторится со свежими силами. Главное, мы более-менее зачистили этот берег, уничтожив оборону врага, и теперь будет легче форсировать реку и перебраться на южный берег, где немцев сосредоточилось куда больше, чем с нашей стороны.
Я высунулся из люка и огляделся. Густой черный дым практически закрывал обзор, но кое-что можно было разглядеть. Поле боя выглядело, как долина смерти. Горели танки. Наши и немецкие. Повсюду лежали изувеченные тела солдат. Смерть не красит, она уродует. Даже когда человек умирает в своей постели, черты его лица заостряются и принимают иной вид, чем при жизни. Здесь же в поле в лицах погибших не осталось вообще ничего человеческого. Лишь звериные оскалы, застывшие навсегда в последнем своем выражении, да мертвые тусклые глаза, смотревшие в никуда.
В расположение вернулись нерадостными. Санитарный батальон под прикрытием артиллерийских орудий и нескольких тридцатьчетверок продолжал искать раненных, которых было столь много, что полевой госпиталь не справлялся.
Мы расположились за одним из холмов и отдыхали. Казаков развел небольшой костер, на котором уже пристроил котелок и варил незамысловатую похлебку для всего экипажа. Евсюков и Корякин проверяли машину на наличие повреждений после первого боя и банили орудие.
Я же отправился к командиру роты. Васин с мрачным видом пинал носком сапога поваленный ствол березы, а на меня воззрился без всякого энтузиазма.
— Такое дело, товарищ капитан, — начал я, — те непонятные немецкие машины… вот бы одну из них захватить и отдать на осмотр нашим техникам! Что скажете?
Но Васин лишь нервно отмахнулся, мол, не до тебя. Ладно, нет, так нет. Спросим кого-то другого, кто не отбросит перспективную идею вот так сходу. Я крутил в голове варианты, и в целом полагал, что эта затея может сработать. Немцы не ожидают от нас такой наглости, да и вряд ли думают, что кто-то, увидевший их машины издалека, догадался об их особой ценности и секретности. Думаю, «Тигры» вообще оказались на поле боя случайно, и изначально задействовать их вовсе не предполагалось. Но случилось то, что случилось, и свой шанс упускать я не хотел.
Пока же я пошел обратно к своим, но по дороге заметил, что у одной из полуторок собралось человек десять танкистов, и лица у них были очень недобрыми.
— А я сказал, не повезу! — седой шофер повысил голос, и я услышал его слова. — Не было приказа!
— Отэц, да эты сукы нас чуть с землей не сравнялы! — перед ним горой возвышался грузин Арчуадзе, командир одного из танков, которого я помнил по несносному характеру и склонностям к авантюрам — этим он мне нравился.
— А я говорю, не повезу!
Второй шофер был солидарен с первым. Оба явно не хотели попасть под раздачу за не санкционированное начальством действие.
— Самы сгоняэм! — отрезал Арчуадзе. — Дай нам чут-чут врэмя! Мы быстро!
Шоферов оттеснили в сторону, в кузов машины забрались бойцы. Были они грязные, перепачканные землей с ног до головы и безумно злые.
— Что происходит? — спросил я грузина.
— С лэтчиками надо пэрэтэрэт, брат! — пояснил он, и до меня тут же дошло. Намечалась разборка. Нас чуть было не уничтожили свои же. Точнее не так — мы выжили, но другие нет. И все из-за ошибки летунов. Требовалось выяснить, кто несет ответственность за гибель наших товарищей, и наказать их по полной строгости… если не закона, то хотя бы по справедливости.
— Знаешь, чем это грозит? — предупредил я грузина.
Но тот лишь презрительно сплюнул и, чуть прищурившись, ответил:
— Трусышь? Оставайся тута!
Дело было вовсе не в трусости, просто обычно подобные истории кончались плохо для всех, кто в них участвовал. И все же…
— Я с вами! — ни на секунду не задумываясь, я запрыгнул в кузов полуторки.
Шоферы драться с танкистами не стали, отошли в сторону, давая проехать, но я был уверен, что это добром не кончится. Дело пахло трибуналом. Впрочем, бойцов можно было понять, и я вполне разделял их гнев. Мало нам немцев, так теперь и свои же убивают?
— Каков план? — поинтересовался я у ближайшего бойца, с меланхоличным видом тянувшего папироску.
— Летунов пиз…ть, — пожав плечами, ответил он, — тут недалеко в пяти километрах их временная база и аэродром. За четверть часа управимся…
Полуторка неслась по бездорожью, как сумасшедшая. Нас безжалостно подбрасывало в кузове, грозя отбить все внутренности.
— Осади, братан! — хлопнул я по крыше кабины, и машина чуть сбавила ход.
— Там за баранкой Осипов, — пояснил мне сосед, — у него в этой бомбежке лучший кореш погиб, вот он и гонит…
До летчиков добрались, и правда, быстро. Повезло, что по дороге не попался ни один пост — аэродром находился близко, — а то нас тут же и развернули бы обратно, а то и арестовали бы до выяснения — без специальных документов от командования удаляться из расположения части было запрещено.
На аэродроме все было устроено просто — небольшое поле, предназначенное для взлетов и посадок, сбитая на скорую руку наблюдательная вышка, да палатки, в которых ночевали летчики и персонал. Красноармейцы БАО, охраняли периметр и территорию.
*БАО — батальон аэродромного обслуживания.
Ни ворот, ни заборов тут не было — откуда им взяться?..
Сейчас главное, чтобы БАО-вцы не расстреляли нашу полуторку прямо на подходе, но и тут обошлось. Кажется, нас приняли за свою же машину, возвращающуюся с людьми. Часовые лишь скользнули по нам невнимательным взглядом. Бардак! И это в такой близости от линии фронта…
Наша машина, не встречая препятствий на пути, подъехала прямо к взлетному полю и резко затормозила, разбрызгав вокруг себя грязь из большой лужи. Бойцы повыскакивали из кузова — к счастью, хватило ума не брать с собой оружие, но злобы и негодования им было не занимать.
— Эй, друг, скажы, а кто вылетал с утра на позыции? — ласково, как ему казалось, поинтересовался у пробегавшего мимо техника Арчуадзе.
Тот лишь небрежно махнул рукой в сторону дальних палаток и убежал по своим делам.
Мы дружно двинулась в указанном направлении и за пару минут добрались до места.
От палаток как раз навстречу нам неторопливо шла группа летчиков в летных комбинезонах и техников. Они что-то обсуждали между собой, но, заметив нас, недоуменно остановились.
— Ау, родныэ! Кто из вас лэтал утром? — сходу начал нагнетать Арчуадзе. — Кто нас бомбыл?
Летуны переглянулись между собой. Очевидно, что им было крайне досадно за произошедшую ошибку, но исправить уже ничего было нельзя, а оправдываться — бесполезно.
— Мужики, — вперед вышел чернявый парень, — произошло ужасное недоразумение…
— Недоразумение, говоришь? — недобро прищурился Осипов — крепкий парень с рязанской физиономией и щербинкой между зубов. — Это Ванька для тебя недоразумение? Ты же убил его, сука!
