Не та война (СИ) - Романов Герман Иванович
И сейчас Николай Иванович искренне радовался, что получил под командование двух умнейших и деятельных адмиралов, что должны были уйти совсем скоро из жизни, но получили шанс продлить свое земное существование, и не для себя, принести пользу флоту. И в который раз мысленно осудил насаждаемые Петербургом долгие десятилетия порядки, когда бесталанные, но со связями, продвигались «наверх», а отличившиеся на войне, имеющие как говорил Суворов «свой манер», тщательно «задвигались», а то и убирались в «задние ряды». Он сам от этого страдал на службе, и особенно попав под начало Рожественского, о котором вспоминал исключительно ругательными словами, ничего не простив самодуру. Ведь именно он привел эскадру к Цусимской катастрофе своим командованием, однако за чужие грехи пришлось расплачиваться именно ему, должен быть разжалованным, угодить в тюрьму, и ославленным до конца жизни прозябать.
А ведь он быстро довел свой небольшой отряд, хотя его собрали в жуткой спешке, до берегов Индокитая, проведя в пути учения. Имелся у него и собственный план действий на случай, если не удастся соединиться с эскадрой Рожественского. Имея несколько транспортов с углем, плавмастерскую и госпитальное судно «Кострома» он рассчитывал обогнуть японские острова много восточнее, пройти через один из проливов курильской гряды, и в обход все-таки добраться до Владивостока. Если путь через пролив Лаперуза будет закрыт вражеским флотом, то на этот случай имелось про запас два других варианта действий, не менее успешных.
Обогнуть Сахалин севернее, и войти в устье Амура. В мелководном Татарском проливе его маленькие броненосцы получали значительное преимущество над более крупными вражескими кораблями, имевшими большую осадку, следовательно, рисковали залезть днищем на камни, к тому же в незнакомых для неприятеля водах. А там действовать по обстановке — выбрать момент, и пройти вдоль побережья до Владивостока за несколько дней, ведь неприятельский флот не может вечно торчать в море, нужно ведь и уголь загружать. А для разведки подойдут вызванные из крепости миноносцы, и возможный прорыв поддержат также крейсера ВОК.
На крайний вариант имелся поход к берегам Камчатки — в Авачинской бухте можно продержатся долго, имея четыре броненосца, способных перекрыть вход в нее огнем двух десятков орудий, от девяти до двенадцать дюймов. Да еще больше стволов 152 мм и 120 мм, что могут отразить любую попытку атаки миноносцев, хоть днем, хоть ночью. К тому же часть из них можно поставить на береговых батареях, тем самым повторив действия команды фрегата «Аврора» в Крымскую войну.
Однако все его доводы в пользу такого варианта действий разбились о самодурство Рожественского — кроме оскорблений и высокомерного презрения от этого «флотоводца» он не получил. К тому же никакого внятного плана действий до своих подчиненных не донес, что само по себе действует губительно, когда капитаны и флагманы не знают что задумал командующий, пребывая в неведении.
Слава богу, что Фелькерзам нашел в себе силы на время «воскреснуть», а ведь сигнал о «сломанной шлюпбалке» чуть не подняли на мачте «Осляби». Он сам о том дотошно расспрашивал Бэра, и Владимир Иосифович это подтвердил в приватном разговоре.
И прорвались таки Цусимским проливом во Владивосток, понеся тяжелые, но не катастрофические потери. И при этом отправили на дно много неприятельских кораблей. Так что в общем подсчете потопленных броненосцев и крейсеров, русский флот остался в выигрыше.
Если это не победа — то, что тогда триумфом называть⁈
И вот теперь он уже полный адмирал — третий «орел» на погонах «уместился». Пришел долгожданный императорский указ, который они сейчас и «обмывали» с начальником штаба. Да оно и правильно — у него два ордена святого Георгия, причем высокой 2-й и 3-й степени, да еще георгиевское оружие с бриллиантами — никто на Российском Императорском флоте таких наград не имеет, как и авторитета, за исключением погибшего в бою Фелькерзама. А у него в подчинении четыре вице-адмирала — а это неправильно, когда при таком числе один равный им в звании командует другими. Так что наместник награждений и продвижения для него добился — и теперь все зависит исключительно от собственных решений, благо великий князь Николай Николаевич спешно отбыл в Петербург, и вместо него остался будущий царь, хотя он старался даже в мыслях так не думать. Себе дороже может выйти, если во сне случайно проговоришься!
— Ваше высокопревосходительство! Пришли телеграммы из Шанхая!
Голос флаг-офицера, после предупредительного стука в дверь, неожиданно вошедшего в кабинет, прозвенел натянутой до разрыва струной:
— Западнее островов Такара прошлой ночью оказался торпедированным неизвестными миноносцами броненосец «Ринаун», который быстро опрокинулся и затонул со всей командой. Германский пароход спас и доставил в Циндао несколько японских матросов и отставного офицера Ройял Нэви!
Это не тот Безобразов, статс-секретарь, что возглавлял пресловутую «шайку». Должен был умереть в «год повествования», но вполне жив…
Глава 11
— Володя, ты ведь прекрасно понимаешь, что если племянник останется на троне, он погубит нас всех. Держава погрузится в революционный хаос, и лишь потом воспрянет. Но уже с другими правителями, нам чуждыми. Помнишь, как Пушкин припечатал, пока молодой был и дурной — «и на обломках самовластья напишут ваши имена».
— Да все пока молодые, умом не думали, за звонкой фразой гнались, чтобы так хлестко, наотмашь ее припечатать. Но мистики все эти поэты, не стоит отрицать очевидного, им свойственен определенный дар предвиденья. Тот же поручик Михайло Лермонтов написал вирши — «настанет год, России черный год, когда царей корона упадет»…
— И что здесь неверно? Ты про семнадцатый год припомни лучше — читал ведь адмиральскую тетрадку? Все ведь списочки с нее получили — сам корпел всю ночь пером, такое никому не доверишь.
— Постой, а ведь это действительно предсказание, — великий князь Владимир Александрович, командующий гвардией и столичным военным округом, вздрогнул, потер пальцем переносицу. И голос ощутимо осел, когда он заговорил после минутной паузы:
— А ведь он не хотел революции, раз черным годом для России назвал падение короны. Словно увидел те ужасы, что происходить будут…
— Почему словно? Он их видел, как и Фелькерзам, потому и испугался. Дар «кассандры» страшная штука. Демоническая…
— Постой, Николаша! Он и есть демон на самом деле, вспомни, что писал. А ты вспомни, в какой год он родился, и в каком убит будет. И припомни тетрадку — что случится ровно через сто лет? И через двести? Эпохальные события, ты не находишь? Сам ведь про то мне рассказывал!
Фельдмаршал мгновенно «спал с лица», со щек отхлынула кровь — вначале посерел, потом смертельно побледнел.
— Мировая война, а затем революцию — на восемь лет страну накрыло. Потом снова война, нашествие — и двадцать миллионов погибших. Через двести лет опять война, уже гораздо дольше, а там…
Побледнел теперь и сам Владимир Александрович, машинально перекрестился, его примеру тут же последовал Николай Николаевич. Взял графин с коньяком, щедро плеснул себе в бокал, так же налил двоюродному брату. Выпили торчком, по-гвардейски, в одно мгновение. Не закусывали, куда там — оба мрачные, как самая темная ночь. Переглянулись и закурили папиросы, пальцы заметно дрожали, когда чиркали спичками.
— Не нужно нам войны с немцами, не по зубам они нам. Победить не сможем, только себя погубим. Но и тевтонам нас одолеть, хотя кровушки пустят изрядно. А оно на хрен нужно!
Фельдмаршал забористо выругался, словно в манеже к великому сраму со смирной кобылы упал, потеряв стремена, под взорами многих собравшихся кавалерийских офицеров. Да и командующий гвардией, судя по гримасе, мысленно произносил слова, которыми не принято выражаться в приличном обществе к нарочитому румянцу почтенных дам и скромных барышень, прекрасно знающих подобные словесные обороты — а откуда тогда возьмется на прелестных щечках это самое смущение.
