Без права на ошибку - Вязовский Алексей

– Больше амурного свойства, – совсем уж секретным тоном сообщил Масюк. – Думаешь, Рокоссовский здесь просто так? Там такой скандалище, что хоть кино снимай. С актрисой Серовой в главной роли.

Что-то в Москве я слышал об этом. Вера рассказывала. Дескать, генерал закрутил с Валентиной Васильевной и даже живет в ее квартире. Но я-то помнил, что Серова выйдет замуж за поэта Симонова. И тот даже напишет ей знаменитое стихотворение, которое про жди меня, и я вернусь. Или уже написал? Что же там было?

Мы это стихотворение столько раз переписывали в тетрадочки на фронте, цитировали любимым в письмах…

– А ну-ка повтори!

Изо рта удивленного Масюка выпала папироса. Я даже не заметил, как процитировал стихотворение вслух.

– Что повторить?

– Вот этот стих!

Я прочитал вслух «Жди меня». Аркаша в удивлении покачал головой:

– Очень талантливо! Дай-ка я запишу.

– А ты разве его раньше не слышал?

– Нет, – Масюк покачал головой. – А кто автор? Разве не ты?

– Слышал где-то, – отмазался я. – Но написал точно не я.

И чтобы побыстрее перевести разговор со скользкой темы, спросил:

– Так что там с Рокоссовским? Наш его песочил?

– Да не очень, – адъютант почесал в затылке. – Спросил только, правда ли.

– Хитер ты, Аркадий, всё слышишь, – улыбнулся я.

– Так работа такая, что сделаешь, – изобразил скромнягу Масюк.

– Ладно. А что ответил… – я кивнул в сторону начальства.

– Как и положено настоящему мужику: что брехня всё. Мол, артистка нравится, а шуры-муры крутить некогда, да еще и семья…. Вот Михаил Петрович и забрал его с собой, мол, раз личной жизни никакой, а жена потерпит. Как заместителю командующего ему работа найдется.

Размышлять о стратегических задачах фронта и судьбе Второй ударной мне не очень хотелось. Тут хоть до утра обдумайся, а я изменить ничего не могу. Тем более что отвлекли меня. Лейтенант Ахметшин, кто же еще. Как черт из коробочки выскочил, и опять без всякой субординации.

– Тащ болковник! Баймали! – закричал он, распугивая легших поспать ворон и военнослужащих в окрестностях Вишеры.

– Вот как с таким служить, а? – спросил я Масюка. – Подведет под монастырь ведь когда-нибудь. Заберешь себе на воспитание?

– И ждать очередного Епишина на пороге? – вспомнил Аркадий историю появления Ахметшина. – А вдруг тот генералом стал? Расстреляет ведь.

– Что орешь? Кого поймали? – прикрикнул я на подбегающего татарина.

– Диверсантов! Две штуки, тащ болковник! Бривет, Масюк! Как и думали – ждали, они бришли, взрывбакет взрывался, оба живые! Вот!

– Ну молодцы. Пойдем к командующему, он тебе медаль даст. Или даже орден.

– Мне награду не надо, Бётр Николаевич. Зачем уважаемого человека тревожить набрасно? Ему босле кто-то доложит, без нас.

Встречался Ахметшин с Кирпоносом всего один раз. В Киеве еще. И генерал произвел на него неизгладимое впечатление. Парень натурально дрожал весь, вспотел и, как мне показалось, был на грани большого конфуза. Испугался. Наверное, мне тоже надо побыстрее стать генералом, чтобы татарин начал вести себя как следует.

– Ладно, сам доложу.

Я вернулся к тому блиндажу, где обосновался командующий. Память обо мне еще не выветрилась, так что прошел я беспрепятственно.

– Что там еще у тебя? На сегодня раздача люлей закончена, приходи завтра.

Ого, пока меня не было, что-то случилось, и у Михаила Петровича настроение улучшилось? Чудеса случаются.

– Хочу доложить о поимке немецких наводчиков. Сейчас Ахметшин…

– Петр, сядь, – он показал на лавку. – Давай я тебе еще раз объясню, последний. Ты ж не дурак вроде, понимаешь. Вот смотри, кто их там поймал?

– Младший лейтенант госбезопасности Бедридзе, он командует ротой НКВД, и мой помощник, лейтенант Ахметшин.

– Это событие какого уровня? Фронт? Нет. Армия? Дивизия? Полк? Ну батальон, может. Ты знаешь, сколько за сутки в полосе фронта ловят всяких диверсантов, разведчиков, корректировщиков огня и прочей шушеры? Ты поинтересуйся. Зайди в особый отдел, к Мельникову, он расскажет. Как ты думаешь, Петя, если мне о каждом случае помощник по особым поручениям докладывать будет, останется у нас время на всё остальное? Ты думаешь, я не видел, как ты дурачка включил со своим «Виноват, исправлюсь»? Где ты учился, Петя, я преподавал, извини за грубость. У нас задачи здесь большей частью стратеги-че-ские. Понимаешь значение этого слова? Не грех, если ты случайно людям помог, это наш долг. Но не можем мы залезть в каждую щель. Делай свою работу, а Бедридзе пусть ловит кого положено ему по службе. Доходит?

Я кивнул. Вот это меня смачно мордой по столу вывозили. Еще и носом потыкали, чтобы запомнил получше.

– Я пойду тогда, товарищ генерал?

– Скажи там Масюку, пусть чаю мне сделает. И если чего не понимаешь, спрашивай, не стесняйся. У Рокоссовского, у Мельникова, у Стельмаха. У меня даже попытаться можешь, если повезет, – грустно улыбнулся он.

Утром я попал в состав высокой комиссии. Честное слово, не хотел, но некстати подвернулся под руку. А вот нечего прогуливаться в сладком безделье на возможных путях передвижения начальства.

Выловил меня Рокоссовский.

– Так, полковник! Соловьев?

– Он самый, товарищ генерал.

– И где ты ходишь? Давай ко мне в машину, поехали командующего догонять.

Ехали не очень долго. В дороге молчали. Я навязываться не стал, мне не положено, у Константина Константиновича свои думки, наверное, были. Мы, конечно, почти друзья – чай один раз вместе пили, но сегодня он особенно молчалив. Так что потряслись вместе в машине, на том и всё.

Доехали до каких-то Селищ. Припарковались возле моста через Волхов. Ого, да тут начальников – как собак нерезаных. Все собрались, наверное: и комфронта, и особист, и авиатор какой-то в звании полковника, и чуть в сторонке человек шесть толпится. И мы с Рокоссовским присоединились.

Мост был явно поврежден попаданием авиабомбы. Быки на месте, но в полотне зияют огромные дыры. Рядом с ними вяло копошатся саперы. Тащат бревна, что-то пилят на козлах. Я посмотрел в небо. Слава богу, сегодня была низкая облачность, моросил мелкий дождь. Нелетная погода.

– Ну что, товарищи, как видите, у нас опять беда, – сказал Кирпонос, показывая на мост. – Движение будет восстановлено через шесть часов примерно. Но что-то надо делать. Товарищ Журавлев, – обратился он к низенькому, почти квадратному летчику, – что скажете?

– Гарантий дать не могу. У немцев преимущество в воздухе. Будут бомбить и дальше, – угрюмо ответил он. – Зенитки нужны сюда. Хотя бы перестанут с пикирования кидать. Точность упадет.

– Не дают мне зенитки! Обещали дивизион, но пока все идет на защиту Москвы.

Вот чего не отнять – столицу теперь бомбят сильно меньше. Плотно прикрыли Москву аэростатами, зенитками, плюс ночники навострились сбивать немецкие бомберы. У Веры даже отменили ночные дежурства на крышах домов. Значит, зажигалок стало существенно меньше.

Начальники спорили, ругались, а я разглядывал мост. Да, что-то делать нужно. Иначе Вторая ударная останется без танков и снарядов. Что толку, что прикрыли железнодорожную станцию, если дальше Волхов? Ни разу не Волга, конечно, но ты пойди, перекинь через нее все добро целой армии…

– А теперь послушаем специалиста по нестандартным решениям. Петр Николаевич?

Это он меня спрашивает, что ли? Я вздрогнул. Предупредил хоть бы. Тут думать надо. А собравшиеся на меня смотрят, будто я приезжий фокусник, пообещал кролика из шляпы достать, а сам курить пошел. Остается только признать, что никаких мыслей, даже глупых, по этому поводу нет. И вдруг… Наверное, я посмотрел на Рокоссовского, и меня осенило. Ну, про актрису вспомнил, потом про кино, и пришел мне на ум послевоенный уже, глупый и бестолковый фильм про поддельный аэродром. «Беспокойное хозяйство» вроде назывался.