Воробей. Том 2 (СИ) - Дай Андрей
Чарыков давно перерос и свой чин и свою должность. И это не только мое личное мнение. При всем моем скептическом отношении к деловым качествам министра внутренних дел, генерала Тимашева, в чем-чем, а в людях Александр Егорович разбирался отменно. И хотя генерал был отъявленным консерватором и сторонником возвращения в «любезную сердцу старину», а Чарыков наоборот был ярым западником, и даже имел в определенных кругах кличку «американец», министр почему-то определенно вятского губернатора протежировал.
Валерий Иванович вообще удивительная личность. Выпускник Павловского кадетского корпуса, служил, в том числе и на Кавказе, где был ранен. Одно время был офицером Томского егерского полка. Много путешествовал. И по Европе, и в Египет, и Иерусалим, и даже в Америку. После перехода на гражданскую службу, состоял чиновником по особым поручениям при графе Адлерберге, министре Императорского двора, и начальнике Почтового и Удельного ведомств. И тут отличился. Будучи отправленным с ревизией почтовых учреждений Сибири, объездил ее всю. Добрался до Камчатки и Кяхты. По возвращению в Известиях Русского Географического Общества издали его «Заметки о торговых путях в Восточной Сибири», в которых Валерий Иванович ратовал за развитие пароходного сообщения по Оби и развитию торговых отношений с Китаем. Знакомо, не правда ли?
После Крымской войны был откомандирован Департаментом уделов в Голландию, Бельгию и Францию. Знакомиться с западноевропейским опытом добывания и использования торфа. Что и проделал с успехом. И даже открыл в Москве заводик по производству фарфора, печи которого отапливались как раз торфом.
По результатам поездки в Европу издал в Москве «Путевые заметки за границей» — по сути, практический путеводитель по Германии, Швейцарии, Италии, Франции и Голландии. В это же время предпринял ряд попыток основать всевозможные производства. Включая опытовую сельскохозяйственную станцию по селекции сортов злаковых.
После начала Великих реформ перебрался с семьей в Самару. Служил в Губернском, по крестьянским делам Присутствии. Был избран Саморским уездным предводителем дворянства. В Шестьдесят седьмом назначен Симбирским вице-губернатором, и по болезни губернатора, графа Орлова-Давыдова, исправлял почти все время его должность.
С шестьдесят девятого — вятский губернатор. При вступлении в должность, обещал вяткинцам закон и порядок, и за без малого семь лет неукоснительно этот достойный лозунг претворял в жизнь. А сколько он приложил сил, чтоб железный путь из Перми в Котлас начали строить, одному Богу известно. Линия не особенно прибыльная. Наши, доморощенные подрядчики предпочитают вкладываться в более доходные предприятия. Тем не менее, дорога была построена, и стала частью Великого Транссибирского пути.
Потому и еду я в Вятку, а не куда-либо еще, что именно там, в этом древнем русском городе, сойдутся, наконец, два маршрута — Пермь-Вятка, и Вятка-Казань. Мостов ни через Волгу, ни через Каму еще нет, но не это главное. Теперь, после открытия постоянного движения, будет окончательно соединены Сибирь и Центральная Россия. И по этому маршруту, и в Россию и в Европу смогут двигаться, быстро и дешево, сибирские товары. Металлы с Урала. Зерно и масло с Алтая. Мясо бесчисленных стад Барабинской и Кулундинской степей. Машины Томского завода, включая двигатели для миноносцев и паровозы. ТэТэшки — Томский транспортный. Не побоюсь этого слова: лучший локомотив на сегодняшний день в мире.
Стоит мне только забить этот пресловутый «золотой» костыль, и жизнь в стране окончательно изменится. В этой реальности не будет ограничительных препон по поставке сибирского зерна в Россию. Кроме всего прочего, это покажет удивительную плодородность целинных земель на Юге Сибири. И привлечет еще больше переселенцев. И если все пойдет, как я рассчитывал, к рубежу веков, Западносибирские губернии войдут в плеяду коренных, перестанут считаться колониями.
О взрывном росте русско-китайской торговли я уже и не говорю. Это само собой. Если с любого завода, любой фабрики, товары можно будет за считанные дни доставить до конечного потребителя, этимобязательно воспользуются. Что увеличит торговый оборот в несколько раз. И как следствие — налоговые поступления.
Нам, стране, державе, нужно много денег. У нас еще планов на сто лет вперед!
Задумался, замечтался так, что как мой сосед рот открывает, что-то мне рассказывая, видел, а что именно говорил — не слышал.
— Простите, Александр Степанович, — улыбнулся я. — Задумался. У меня супруга в начале осени родить должна. Беспокоюсь. Это третий ребенок у нас будет.
— Отчаянно, это самое, — покачал настоящей дедморозовской бородой Андреев. — В ваших-то летах.
— Не там мы с Наденькой и стары, — хмыкнул я. — Мне только к Рождеству ближе сорок будет. Супруга и того моложе. На Господа уповаем, но хорошим доктором акушером уже озаботились.
— И тем не менее, это самое. Вона что вокруг-то творится, Густав Генрихович!
Архитектор — большой перепутанник. Как он меня только не называл. И Густавом Германовичем, и Германом Карловичем… Я первые разы еще поправлял соседа по купе, потом перестал. Зачем? Мне от него, по большому счету, ничего не нужно. Встречи в вагоне поезда — мимолетные встречи. Поговорили, вывалили на другого пассажира все свои эмоции, да и разошлись. И практически полная гарантия, что никогда больше не встретимся. Единственное что: придется ведь как-то этому Андрееву еще золоченый знак в торжественной обстановке вручать.
— А что такое? — вскинул я брови. По моему мнению, ничего экстраординарного вокруг не творилось. Все в пределах ожидаемого.
— Ну как же, как же, это самое, — оживился Андреев. — Газетки же, это самое, почитываете. Немец-то, как с французом сцепился! Бульдожьей хваткой! Не иначе, это самое.
— Нам-то что с того?
— Так был бы жив Великий Государь наш, Николай Александрович, я бы, это самое, и не ждал ничего отвратительного с того. А так, это самое, как бы наши регенты увещеваниям не поддались, да не повели бы, это самое, Отечество наше многострадальное, в ту потеху.
— Вот как? И кто же на них так повлиять может, что они страну на бойню потащат?
— Так известно кто, это самое. Премьер-то у нас — истинный немец. О том только и разговоров в Собрании, что Лерхе эти всего третье поколение в Державе. Хоть и свои, это самое. Да не совсем. Поговаривают, будто к премьеру нашему из Берлина посланник специальный ездит, и все-нито с ним согласовывает. Германец никогда бы не рискнул с французом биться, кабы, это самое, на то согласие в Петербурге бы не получил.
— Интересная теория, — хмыкнул я. — А мне вот кажется, что новая Германская Империя вполне себе самостоятельную политику ведет.
— Ай, бросьте вы, это самое, Генрих Густавович. Какое там. Молоды еще сами с усами быть. Страна-то может и империей обзывается, а корона у кайзера — королевская. Пока еще весу наберут, пока их орел крылья расправит…
— А в газетах печатают иное…
— А вы, это самое, голубчик, все к печатному слову веру имеете? Я, простите, запамятовал. Вы по какой части служите?
— По гражданскому правлению.
— И что же, поди и до статского советника дослужились, коли, это самое, первым классом в пути следуете?
Я развел руками, соглашаясь. Статским советником я десять лет назад прибыл в Томск для вступления в должность тамошнего губернатора. Так что и не солгал ни капли. Дослужился же.
— И что, это самое? Все что по вашему правлению в газетах пишут, истинная правда?
— Врут, подонки, — засмеялся я. — Такого иной раз насочиняют, не ведаешь, то ли смеяться, то ли плакать.
— Вот видите, Герман Гансович, — продолжил назидательным тоном архитектор. — Это самое, выходит, что по вашей части врут, а по иным одну только правду излагают? Неужто вы верите, что они вот возьмут, и прямо в «Ведомостях» укажут: дескать, так и так, германский король-кайзер снова депешу телеграфом прислал. Испрашивает разрешение из Балтийского в Северное море броненосец перевести.
