Лестница власти 2 (СИ) - Владислав Добрый
— Храбр, познакомься. Людмила Торжкова. Помнишь, я тебе о ней рассказывала? — промурлыкала мне на ухо Лизавета.
Мы с ней некоторое время смотрим друг другу в глаза. Я спокойно жду, когда она начнет говорить. Наконец, лиценциатка перетрахавшая, как минимум, половину школяров мужского пола, отводит взгляд и говорит:
— Да я не к вам пришла. Я к этим двум. Слышьте, парнишки. У меня к вам дело есть. Дело касается любви. Вы мне нужны как мужчины. Оба. Отказы не принимаются.
И Илья, и Сергей сначала побледнели, потом испуганно посмотрели на неё. Она, по очереди, на них, с многообещающей улыбкой. Тогда они повернулись ко мне, теперь уже в их взгляде, кроме ужаса и паники, плескалась и надежда.
Придется их спасать. Кто, если не я. Я откинулся в кресле, закинул одну ногу на колено другой, и сказал:
— Барышня, а вам не кажется, что вы ведете себя бесцеремонно?
Глава 6
С женщинами всегда одно и тоже. Сначала они не те, чем кажутся, потом они говорят, что все не то, чем кажется, потом ты и сам думаешь, что всё это, кажется, не совсем то. А в конце концов, всё оказывается именно так, как ты и думал.
Людмила Торжкова первая в этом мире, на ком я с уверенностью разглядел косметику. Если не считать моей мачехи. А она, конечно, не считается — в их случае это скорее часть соответствующего статусу костюма. они забавно красились — если в нашем мире девушки красились, чтобы выглядеть красивыми то тут для этих целей в ход шли заговоры и магия. А красились, чтобы что-то сказать. Людмила подняла вверх неестественно черные брови, приоткрыла накрашенные красным губы и показала мне ладони своих рук. Жесты миролюбия и открытости, распространенные по всему миру. И не только по одному, как я только что убедился. Людочка заговорила голосом, который она полагала дружелюбным:
— Что вы, уважаемый Храбр! Я же вовсе не в том смысле. Куда мне до вашей открытости чувств! — она опустила руки вниз, вцепившись в ляжки парней своими коготками. — Дело в том, что мне нужна их помощь в опасном деле. Защитить меня от страшной опасности. Надеюсь, честь не позволит и вам бросить даму в беде?
Я задумался. Меня по прежнему напрягала безжизненность в глубине её глаз, прячущаяся за игривым блеском. У меня странное чувство, что я такое уже видел.
— Рассказывайте, Людмила, — чопорно ответила Милена. — Мы бы хотели сначала выяснить подробнее, о чем идет речь.
— Дело в том, — сказала Людмила, тяжело вздохнув и поглаживая колено одной рукой Сергея, другой рукой ногу Ильи. — Что я хочу спасти томящегося в подземелье прекрасного принца. Уверяю вас, речь идет о любви!
Её руки резко вцепились во внутренние стороны бедер её соседей по дивану. Илья томно охнул, но проявил волю и мужество — вскочил и спрятался от Люды за диван. Сергей попытался было последовать его примеру, но ему не хватило физической подготовки и он остался в когтях Люды.
— Сначала расскажите, что вам от нас нужно, а потом мы примем решение, — сказал я. — И не надо юлить.
— Юлить? От юла? Ха-ха-ха, какое смешное слово! А вы такой выдумчик, Храбр! — все же начала юлить Люда.
— Сейчас я встану. И мы, с моими друзьями уйдем. Разговор будет окончен. Не тяните время. насколько я понял, у вас его нет, Людмила, — усталым голосом следователя сказал я. — Вкладывайте все.
Я правильно почувствовал. Она была в отчаянии. И цеплялась за нас, как бульдог за вкусняшку. Люда рассказала нам интересную историю. История звучала как бред или сказка. Сдавленные, удивленно-панические вздохи Сергея лишь добавляли рассказу Люды нужного антуража. Нам предлагалось пройти в подземелье, отчего меня настоятельно отговаривал и Гриша и Канцлер, разогнать привидений тренировочным оружием, перебраться через пропасть, найти принца и… И оставить их с Людой наедине. Разумеется, чем больше она говорила, тем меньше я был склонен влипать в эту историю сам, или позволить это сделать Сергею или Илье, хотя они явно чувствовали себя обязанными Люде. Но закончила она свой рассказ предложением сделки:
— А за это я вам расскажу, как эти ваши чудные вещи разбудить. Ну извините, немного подслушала, о чем вы тут беседуете…
Разумеется, я согласился.
* * *
Первый урок прошел как обычно, не считая того, что Хват в этот раз был с помощниками. Сегодня мне позволили помахать деревянной палицей, в специально отведенном месте. Подальше от остальных, чтобы не зашиб никого. Илья водил балду по дорожке и постоянно падал. Торс тренировочного механизма был открыт, и было видно как Илья потеет и старается, но отчего-то сегодня ему управление не давалось. Поэтому он даже до колес допущен не был.
Мне привинтили новую руку с намертво принайтованой деревянной дубиной. Я так думаю, что покупать настоящую, с пальцами, слишком дорого. Все равно сломают. Я залез в кабину, схватился за “ручки управления” — неподвижные скобы, обвитые затейливыми металлическими лентами, и буквально почувствовал “балду”, как свое тело. Только большое, неуклюжее. Хват пристально вглядываясь в мое лицо, спросил:
— Что, бронь чуешь? Это хорошо. Но ты не отвлекайся на это. Через недельку полегче будет.
Я кивнул и деревянная башка сверху кивнула синхронно со мной. Это неприятное раздвоение и в самом деле отвлекало и сбивало с толку. Один раз я упал и почувствовал как саднит моя деревянная жопа. Именно, деревянная. Даже не саднит, а… я как будто почувствовал повреждения… Можно назвать это болью. Теперь я понимал, что описывали отцовы гридни в своих разговорах. Пока сам не почувствуешь, трудно понять. Это был трудный урок, я тоже потел и старался, но за полтора часа сносно попадать тридцатикилограммовый дубинкой туда, куда целил, так и не научился. Как будто управляешь своими руками с помощью сломанного контроллера. То работает, то нет. Жутковатое чувство.
После конца урока, Хват выключил все тренировочные брони, вытащив из них что-то, больше всего похожее с виду на берестяное письмо, но по функционалу примерно равное ключу доступа.
Приказать нам уйти он не мог, он мог только продемонстрировать всем своим видом, что нам пора.
— Нам надо немного с оружием поработать. Наверно, на обед не пойдем, — вежливо сказал я Хвату. Очень хотелось добавить “Вы же не против”, но по отношению к Хвату, как нижестоящему, это