Никаких достоинств (СИ) - Валин Юрий Павлович
Глаза Горце были безумны. Вблизи было очевидно, насколько обманчиво его спокойствие. Он был дико возбужден: длинные ресницы едва заметно вздрагивали, ноздри тонкого изящного носа раздувались. Черная безупречная бородка и усы лишь оттеняли бледность лица. Он наслаждался победой как сексом, от него пахло сильными мужскими духами и разгоряченным телом.
— Да, монсеньор — прошептала я, не очень понимая смысл собственных слов.
Он подхватил меня под локоть рукой в перчатке, куда-то увлек. С тонкого клинка обнаженной шпаги еще капало, и вид расплывающихся по мрамору капель крови меня парализовал. В смысле, ноги двигались и грудь в декольте упруго покачивалась, но мыслительные способности оставались как тот мрамор пола — хоть как по ним стучи — все глухо.
Почему он «монсеньор»? Это же что-то иное значит.
Неправильный монсеньор рывком заставил меня повернуть и почти зашвырнул во внезапно оказавшуюся за колонной дверь, я едва успела управиться с пышными юбками.
Комната, много меньшая чем зал, но все равно просторная. Канделябры со свечами, запах все тех же духов, воска, еще чего-то странного, звериного.
— Итак, вы здесь! — Горце пинком захлопнул дверь и повернулся ко мне.
— Да, монсеньор — подтвердила я вполне очевидное.
— Эрницио и Гморе этой ночью умрут. Займитесь этим. На рассвете их семьи должны рыдать.
— Да, монсеньор. Значит, умрут оба?
— Это вас смущает, прелестная монна?
— Ничуть. Но в эту пору года ночи не так уж длинны.
Жуть, да что такое я несу⁈ Если он меня принимает за убийцу, это же не значит, что я…
— Этой ночью решится всё! В городе заговор — монсеньор смотрел мне в глаза и навязчиво играл шпагой. — Прелестная Маргери, но продаете ли вы свое несравненное искусство только мне?
— Разве у вас есть повод усомниться? — я вздрогнула. За спиной по полу клацали когти. Собаки⁈
Это были не собаки. На меня смотрели две ужасные твари. Хотя их темные тела действительно походили на собачьи, но крылья, морды с клювами, длинные хвосты… Ближайшая тварь приоткрыла хищный клюв размером с утюг, недобро уставилась на меня круглыми желтыми глазами.
— Маргери, вы боитесь грифонов? — засмеялся хозяин зверей.
Да, боюсь. Как выяснилось, грифонов я боюсь, очень-очень, прямо до слабости в животе. Но признавать этого не стоило.
— Монсеньор, я лишь слабая девушка, и этот запах…
— Это всего лишь звери, им свойственно вонять — Горце махнул оружием на крылатых монстров, те поспешно заклацали когтями и убрались под письменный стол. Черт их знает, как они там помещаются, ну да ладно.
— Смотри мне в глаза! — тихо и свирепо приказал монсеньор. — И не забывай, что я знаю, кто ты такая.
Острие шпаги оказалось у меня под подбородком. Я чувствовала, какое оно острое, и изо всех сил попыталась проснуться. Тщетно.
— Отдай! — лицо Горце вновь заливала бледность возбуждения, ноздри жадно втягивали воздух. — Отдай мне!
— Что? — я держала голову гордо и высоко поднятой, поскольку жало шпаги не оставляло выбора.
— То, что у тебя в левом рукаве, коварная шлюшка.
Я коснулась левого рукава, нащупала утолщение и достала стилет. До этого мгновения я и понятия не имела, что он там прячется. Легкая игрушка, длиной с указательный палец, упрятанная в изящные серебряные ножны. Милая вещь, но пришлось ее положить на протянутую мужскую ладонь.
— Отравлен? — белые зубы монсеньора на миг блеснулиотвратительной улыбкой.
— Понятия не имею. Моим туалетом обычно занимается прислуга — смехотворно оправдалась я.
— Несколько легкомысленно с вашей стороны, милая монна. Но пусть так. Вы надеетесь на прислугу, я надеюсь на вас. Награда будет достойной.
— Я готова, монсеньор — без колебаний заверила я, ибо шпага намекала на однозначность выбора.
— Тогда успокойте меня, прекрасная монна. Пожалуй, я сейчас слишком возбужден — прошипел Горце, и, наконец, слегка отвел клинок.
Я понимала, чего он хочет. Отвратительное животное, похуже тех двух грифонов, вместе взятых. Властитель города, у него политика, заговор, убийства, дуэли, а он насилует девушку, да еще угрожая ей оружием. Как мерзко! Не буду я ублажать его разнузданную похоть! Пусть протыкает, я выдержу боль, проснусь…
Или не проснусь? Входящая в грудь шпага уж очень острое ощущение, и…
Мысли вихрем проносились в моей голове, а та часть меня, которая Маргери, не колебалась ни мгновения. Не забыв изящно подобрать юбки, я опустилась на колени. Золотая пряжка, мелкие жемчужные пуговицы, все довольно сложно, но мои пальцы умели разбираться в подобных головоломках. Мерзкий Горце начал дышать со свистом, потом фыркнул носом от нетерпения. Его очевидное возбуждение так и рвалось наружу. Но я — Маргери не спешила, поглаживая маньяка сквозь уже расстегнутую одежду.
Ой, меня же уже тошнит. Я, в смысле не я, а эта Маргери, действительно шлюха. Я просто не могу…
В середине тела монсеньор Горце оказался надушен сильнее всего. Его напряженная жажда высоко торчала из бархата брюк, мои пальцы поглаживали этот жар, а я преданно смотрела вверх, в глаза властителю.
Какие у него черные, безрассудно блестящие глаза. Не о заговоре он сейчас думает, если вообще думает. Ему едва миновало тридцать лет, но жестокости в нем, как в равнодушном семидесятилетнем старце. Но он не везде старик…
Длинные, почти женские ресницы Горце затрепетали. Сейчас он закричит и ударит меня эфесом шпаги. Пора принять его безумный жар в целительное и успокаивающее тепло моего рта.
Я просто не способна такого делать, но Маргери способна. Она оказалась в этом искусстве такой профи, что поверить невозможно. Может, училась играть на какой-то свирели или флейте? Во всяком случае, действо походило на музыку. При исполнении я не отрывала взгляда от лица всесильного хозяина. О шпаге он забыл, смотрел опьяненно, иногда его бедра судорожно шли навстречу. Я принимала все, сколько и как он хотел. Из-под стола на нас глазели грифоны, иногда они там ерзали, скрипя крыльями и когтями, от этого мне становилось страшно. Но странным образом этот страх усиливал мои собственные ощущения. Я не оставалась равнодушной к бесстыдству ситуации — мне нравилась власть над мужским телом. Стоит погладить кончиками пальцев чуть дальше, сдвинуть губы чуть плотнее, и монсеньор Горце со стоном пообещает мне что угодно. Пускай это мимолетная и почти иллюзорная власть, получив свое удовольствие, мужчина немедленно грубо отпихнет меня. Но он будет знать, что я — чудесное ощущение. Опытные сластолюбцы ценят изысканность ощущений.
Горце был отвратительным человеком, юная монна Маргери оказалась не менее отпетой тварью, но еще и почти волшебницей. Ах, если бы ей не мешали препятствия неудобной мужской одежды.
Он дышал все чаще и чаще, я-Маргери одной рукой обвила мужские бедра, другой продолжила холить вздувшийся кошель между мужских ног, но тут Горце захрипел:
— Нет! Оставь меня, чертовка, я должен сохранить силы.
Я немедля отпустила его плоть, и покорно откинула голову. Мужская ладонь сжала мой подбородок:
— Позже, маленькая тварь. Чуть позже! Сначала дело!
Я согласно опустила ресницы. Мерзавец наконец отпустил меня, и принялся небрежно наводить порядок в своей одежде. Хотя это ему давалось с трудом, нужно признать — большой выдержки мужчина.
Поднимаясь с пола, я спросила:
— Где мне найти молодых Эрницио и Гморе? Простите меня, монсеньор, но я недостаточно хорошо знаю этот город.
— Знание города вам мало поможет, эти трусливые животные ловко скрываются. Но есть кое-кто, способный дать нам подсказку. Я полон надежд его уговорить — Горце хищно улыбнулся. — Но сможете ли вы соблазнить и убить негодяев до рассвета? Эрницио и Гморе — любовники, весьма преданные друг другу.
— Тем лучше, монсеньор. Юношей, столь ценящих общество друг друга, не придется разлучать. Это было бы жестоко в их последнюю ночь. Надеюсь, в городе найдется ложе, способное вместить троих.
— Вы дьявольски самоуверенны для своих восемнадцати лет. И никаких колебаний, не правда ли? — монсеньор с улыбкой смотрел на меня.
