СССР: вернуться в детство?.. (СИ) - Войлошников Владимир

К магазинам я подлетела без десяти два, и в очереди была уже пятнадцатой (да-да, очередь перед закрытой дверью – с часу до двух продуктовые на обеде). Ну, пятнадцатая – это неплохо, без молока не уйдём! Было слышно, как за двумя дверями погромыхивают выставляющиеся ящики из толстой проволоки, в которых привозили молочку. Стеклянно звенела тара.

Молоко у нас в Иркутске всегда было только литровое. По пол-литра наливали кефир, сливки, ряженку. В маленьких баночках по двести миллилитров – только сметану. На этом в те замечательные годы ассортимент молочки в стекле заканчивался. Поверх бутылок на молочку у нас в Иркутске никаких маркировок и этикеток больше не клеили. Вся необходимая информация продавливалась на крышечках из фольги. Иногда они были разноцветные, но иногда (наверное, когда нужная фольга заканчивалась) – одинаково серебристо-серые.

Иной раз сметану привозили только разливную, и бабушка для такого случая ходила в магазин со своей банкой. Бывало, что и молочная бочка приезжала. Для разливного молока мы держали трёхлитровый бидончик. Да, мне всегда казалось, что разливное молоко вкуснее, но мама не очень одобряла: то в бидон недольют, то бочки недомоют, то, пройдохи такие, водой бодяжат. Не знаю, как на счёт недомоя, вроде, никто не помер. Меня другое удивляло: я никогда не могла угадать, по какой схеме появляются эти бочки и сметаны. А всё время с бидоном тоже не находишься, как дурак.

Иногда, внезапно, непонятно по какой причуде, молоко вдруг вместо бутылок привозили в треугольных* пол-литровых картонных коробках. Но сегодня должно быть обычное – гремят же.

*Странно-неудобных, не призмой, а тетраэдром.

Вообще, в этом магазине было два отдела: молочный и всякий-разный (сейчас бы я условно назвала его «прочая бакалея», а в детстве никак не могла определиться). Но все стоящие конкретно ждали молока. Пока стояли, я заглянула в кошелёк: три рубля с копейками. Ну, молоко, положим, сорок шесть, это я помню. А сметана? Баночку надо.

– А сметана сколько стоит? – спросила я у бабульки, за которой стояла.

– Так, тридцать семь копеек! – подняла брови бабуля.

– Спасибо, – я углубилась в подсчёты. Получалось, мне нужно два литра молока и сметану. Рубль, двадцать девять. Ну-ка, может, я мелочью наберу...

Ровно в два загремели замки. Сперва глухо – внутренняя дверь в магазин открывается, потом громко – непосредственно перед нами, двери в «предбанник». Народ втёк стремительным потоком и меня заодно внёс. Никто, надо сказать, из очереди меня вытеснить не попытался – а за нами к открытию собралось ещё человек сорок. Люди плавно заполнили больше половины пространства для покупателей, весь длинный паровозик – в основном пенсионеры и дети (работающие-то на работе все) – сложился петлями и спрессовался. О личном пространстве здесь весьма условное представление.

Продавщица попалась бодрая, очередь таяла на раз-два. Вот и бабуля передо мной составляет кефирчик в авоську.

– Мне две бутылки молока и баночку сметаны! – я высыпала в блюдечко перед продавщицей свои копейки.

Она шустро пересчитала и сгребла мелочь, выставила продукты:

– Следующий!

В том месте, где очередь заканчивала стоять сплошной стеной, послышались недовольные голоса:

– Женщина, ну куда вы без очереди?!

– Да вон моя внучка! – я узнала взволнованный бабушкин голос.

– Баба, я уже купила! – крикнула я, сгружая свои бутылки в сумку.

В ответ на мой тоненький вопль стена бабусь раздвинулась и вынесла меня на берег, где хлопала крыльями взъерошенная баба Рая. Волосы аж из-под пухового платка выбились, что ж так волноваться-то...

– За хлебом пойдём? – предложила я.

– Ну, пошли, – она вздохнула. – Масло надо было спросить.

– Нету масла! – услышала продавщица. – В понедельник будет привоз.

– Ну, вот! – почему-то обрадовалась я. – Пошли, булочку с изюмом купим?

– А чё, стряпанно не хочешь? – удивилась она, выходя из магазина.

– Тогда мало молока взяли, – резонно возразила я. – На стряпню сразу бутылка уйдёт!

– Хм, – бабушка поджала губы. Молоко водой разбавлять она не любила. – Тогда картошки пожарю с колбасой?

Она, наверное, не столько спрашивала меня, сколько думала вслух. Но идея жареной картохи – да с колбасой! – вызвала у меня приступ восторга. Так вкусно, как бабушка, никто это делать не умел.

– Давай!

В хлебный мы всё же зашли и булок купили, хотя вид открытых витрин, наполненных хлебом, который люди брали просто руками, вызывал у меня желание зажмурить глаза. Мама дорогая... Хорошо, у нас хоть был пакетик с собой, потому как в магазинах никакой упаковки было не предусмотрено, даже купить.

С другой стороны, забыла я, что ли, как мы с Танькой и Иркой летом за хлебом ходили? Пока назад булки тащим – что они, что я корки пообкусываем. Вкусно же, пока горячий. Хрустит. А пахнет одуряюще! А пакетов чаще всего не было, мдэ.

ОТ СЛОВА ХУДО

Дома я наелась булки с молоком, потом борща со сметаной – именно в таком порядке, не могла удержаться, аж тряслась, помыла посуду (это всю жизнь моя обязанность) и пошла к себе. Была у меня мыслишка: кое-какие зарисовки к будущей повести поделать. Тем более, бабушка сказала, альбомов мне ещё купит. Можно сильно себя не ограничивать...

Всё было здорово, пока я не поняла, что плохо помню линии сопок вокруг Коршуновского ГОКа. А как выглядит карьерный самосвал в восемьдесят первом году – вообще имею весьма смутное представление. Да и анатомию зверей бы подглядеть где-нибудь, чтобы не опростоволоситься со своими художествами. Блин, как интернета-то не хватает! Мне надо было много чего. Как выглядит Москва и, в частности, вокзал? Поезда дальнего следования – внутри и снаружи? И прочее, и прочее...

Единственным путным источником информации на данный момент могли быть книги. Энциклопедии, альбомы с фотографиями или рисованными картинками. Нет, лучше с фотками, а то знаем мы этих фантазёров.

А единственным источником книг в больших количествах была что? – Библиотека!

Местная, детская художественная, сидящая пока в приспособленной квартирке в соседнем доме, для этих целей не годилась совсем. Набор книг там был убогий. Вот когда они в новое здание переедут, в пристрой к девятиэтажке, тогда у них и хранилище приличное будет, и в читальном зале всякое интересное. А пока... В школу, что ли, ломануться? Прикрыться матушкой, напроситься в библиотеку? Библиотекарша там, вроде, неконфликтная тётка была – если там работает сейчас именно та, которую я помню. Постараюсь навести дипломатические мосты. Другого варианта у меня всё равно нет.

Значит, в понедельник нужно будет постараться совершить рейд в школу.

А пока... я пристроилась у окна и сделала несколько зарисовок. Сильно мне хотелось нарисовать бабушку, но я очковала раньше времени вскрыться. Надо будет в этой школьной библиотеке что-нибудь про обучение рисунку и живописи найти, типа я сама по книжке научилась. Научилась же я как-то сама читать? В три года, никто не знает – как. Значит, и это вполне сможет прокатить. И в тему рано проявившегося таланта вполне впишется.

Потом мы с бабушкой ужинали, и я снова в подробностях расспрашивала её обо всяком житье-бытье: и что она из детства помнит, и про революцию, и про войну... Потом она пошла новости смотреть, а я всё-таки достала вторую непочатую тетрадку и сделала целую кучу заметок.

Посмотрела на свои записи.

Ой, проблемы будут у меня с аттестацией... Почерк-то фактически взрослый, скоропись. Нет, пишу я очень разборчиво, но букву «т», допустим, привыкла писать полупечатным вариантом, а не так, как положено, тремя крючочками. И «ш» всё время снизу подчёркнуты, а это по требованиям запрещено. Мда. Ну, буду стараться, что сказать.