Болотник. Книга 4 - Андрей Алексеевич Панченко
День клонился к закату, и в воздухе стало холодать. Тогда я, окончательно отчаявшись найти себе нормальное место для ночлега, решил остановиться, прямо возле ручья. В одном месте, между кустарником, была узкая полоска относительно чистого пространства, куда водой нанесла много лесного мусора: травы, веток, хвои и листвы. Очевидно летом, после половодья, ручей стал гораздо уже и мельче, и принесенная водой «плавняк», успел хорошенько высохнуть. Я втиснулся в закуток и первым делом развел костер, чтобы согреться, а затем принялись готовить ужин.
Вечером я подсчитал броды. За день, я перешёл двадцать пять раз разных ручьев и рек в брод, не считая сплошного хода по ручью, когда на берег было невозможно подняться! Ночью было необычайно холодно, от ручья прямо тянуло стужей. За все одиннадцать дней на болоте я так не замерзал. Ночь я практически не спал, всё время подкидывая в костер дрова, чтобы согреться. Только ближе к утру, мне удалось забыться коротким, беспокойным сном.
Утром я встал абсолютно больным человеком. Слабость, ломота во всём теле, и самое главное, у меня явно жар. Заболеть умудрился, из-за того, что мои ноги постоянно были в холодной воде. Но отлёживаться, и устраивать дневку мне нельзя, в этих зарослях крыжовника нет никакой пищи, да и дрова тут не найти. А это всё значит только одно — мне нужно во что бы то ни стало двигаться дальше. Снова придётся лезть в холодную воду.
Дальше я двигался уже в полубреду, через силу заставляя себя идти вперед. Не смотря на отсутствие еды, есть мне абсолютно не хотелось, а это признак не хороший.
Только через несколько километров, у меня появился шанс расстаться с «ледяным» ручьем. Я уже едва передвигал ноги, когда на моём пути попалась звериная тропа, которая пересекала ручей. Кто её натоптал, я даже рассматривать не стал, не до того мне было, копыта какие-то отпечатаны на застывшей грязи, значит животное довольно крупное, и пройти по его следам вполне возможно. Недолго думая, я выбрался из ручья, и пошатываясь пошёл по тропе.
Я явно брежу уже, перед глазами то круги, то Аленка на меня ругается, то Семён рядом идёт, пытаясь подбодрить. Практически тут же, моё друг и любимая жена превращаются в злых китайцев, которые почему-то едут на лощадях, или в улыбающегося жуткой улыбкой Палыча, с динамитной шашкой в руке, из которой торчит дымящийся бикфордов шнур.
— Покури браток — заботливым голосом говорит мой мертвый враг и тычет в меня динамитной шашкой. Я с трудом пытаюсь отмахнуться.
— Да что же ты буйный то такой?! — возмущается Палыч, и поднимает сбитую мною динамитную шашку с земли, тут же засунув её себе в рот — ладно, сам покурю, чего добру пропадать. Давай мужики, надо его до лагеря дотащить, а то помрёт здесь.
Китайцы на лощадях подъезжают ко мне, и я пытаюсь продать свою жизнь по дороже, с трудом поднял посох и врезав ближайшему бандиту по ноге.
— Да вяжите его быстрее! А то сам покалечится и нас покалечит, вишь, здоровенный какой! Бред у него, к фельдшеру его надо — глумится на до мной не желающий спокойно лежать в могиле Палыч. На меня всей гурьбой набрасываются китайцы. Не в силах сопротивляться, я рычу как зверь от бессилия и теряю сознание…
В себя я приходил только на краткие, мучительные мгновения. Жутко хотелось пить. Вот меня куда-то несут, больно схватив за руки и ноги. Железные пальцы впились мне в запястья, перекрывая доступ крови к кистям рук. Вот, надо мною склонился какой-то бородатый и пропахший дешёвым куривом мужик, и что-то спрашивает у меня. Он очень низко наклонился, и я чувствую его зловонное дыхание, на своём лице, зубы он явно не чистит, и очень любит лук. Вот с меня сдирают одежду, и я дрожу от холода, но согреться нет никакой возможности. Голова тяжёлая, я силюсь что-то сказать, попросить, что бы меня оставили в покое, но меня никто не слушает, я полностью беспомощен.
— Ты кто? Как тебя зовут? — слышу я требовательный голос, который явно привык командовать.
— Кирилл… — с трудом произношу я — воды…
— Димка, дай ему воды! — кричит мне почти на ухо человек, и продолжает расспросы — кто ты?
— Оперуполномоченный… — хриплю я. Они же, наверное, видели моё удостоверение, думаю я, совсем забыв, что оно осталось у меня вместе с рюкзаком в аэролодке.
— Отряд твой где, уполномоченный? — голос говорящего со мной человека явно подобрел, но задавать вопросы он не прекращает.
— Нет отряда — шепчу я и снова впадаю в какое-то полубредовое состояние.
— Что случилось с вами? — сквозь шум в ушах слышу я очередной вопрос.
— Китайцы напали — скрывать мне нечего, я рассказываю свою историю.
— Ты как выжил?!
— Не знаю… я по болоту и реке шел… — выдавливаю я из себя, говорить у меня уже почти нет сил.
На время меня оставили в покое, и я лежу, с закрытыми глазами, слушаю разговоры людей, окружающих меня.
— Ты слышал Макаров? Где-то рядом хунхузы шляются. Совсем обнаглели твари! Ещё один отряд разбили, только уполномоченный жив остался, не знаю, надолго ли правда… Жар у него сильный, говорит по реке уходил, видимо застудился.
— Да откуда тут хунхузы то? Всех же повыбивали вроде? Может путает он чего, командир, смотри как мается бедолага. Последнею китайскую фанзу уже года два как ликвидировали.
— Может и так… А может и новая банда завелась. Может не последняя та фанза была, тут же глушь такая, что бронепоезд спрятать можно! Да много что может быть! Всё равно, надо усилить бдительность, караулы каждый час менять, и проверять не забывай их. Нарвёмся еще не дай бог…
— Вот что ты опять командир бога поминаешь? Нет его, ты что, политинформацию не слушаешь? Комиссар же говорил, это всё продуманно, что бы трудовой народ эксплуатировать! Мы тут вообще, для чего и кто мы такие? Мы агитационный отряд! А ты что ни слова — «не дай бог», «ради бога» и так далее!
— Отвали Макаров, просто, к слову, пришлось. Да и вообще, хорош агитацию разводить! Иди делай, чего я тебе сказал!
— Отвали,
