Секреты серой Мыши - Кира Страйк
Она была бесконечно рада «воскрешению» своей подопечной. Но к ситуации в целом относилась философски. Как сильные духом простые люди. Это не значит, что они не переживают и не горюют — нет. Просто понимают, что одними слезами ещё никто ни одному горю помочь не смог, закатывают рукава и, скрепя сердце, делают то, что требуется.
Миловидное лицо её искрилось лучиками морщинок вокруг глаз. И знаете, читалось в ней ещё какое-то здоровое кокетство, что ли. Не путать с наигранным жеманством, которое, кстати, вполне можно было бы ожидать от той… ну блондинки. Думаю, у особей противоположного пола эта позитивная, сердечная, улыбчивая тётка нарасхват. Она была прям живая. (Надеюсь, вы понимаете, о чём я говорю).
— Вот и хорошо, вот и молодец, ангелочек мой, — доносилось до меня грудное мурлыканье сквозь поток собственных мыслей, — сейчас в камин дров подложу и уложу тебя… бу-бу-бу… А то ишь, монеты за тебя стрясла, а на дровах экономит… бу-бу-бу…
Кажется, меня неудержимо клонило в сон. При всей искренней благодарности к пышечке, единственное, чего сейчас желала больше всего на свете — остаться одной. Поэтому продолжала молчать, как рыба в пироге, что с лихвой компенсировала добрая женщина, бесконечно разговаривавшая сама с собой. Слава богу, собеседники ей были не нужны.
Как только чашка опустела, я «смежила веки», всем своим видом показывая, что умираю, как хочу спать.
— Вот бы ещё разузнать, как её зовут? — уже натурально засыпая подумала я.
— Марлен, береги дрова! — послышался откуда-то издалека сварливый голос блондинки.
— О! Спасибо. — отметила про себя я и поддалась дрёме.
Глава 9
Спалось неспокойно. Перед глазами сумбурно неслись обрывки воспоминаний, событий, фраз. Помню, как переживала за близких, оставшихся там, в родном доме. Как рвалась утешить их, успокоить, рассказать, что жива. Мне, видимо, так сильно хотелось снова оказаться рядом с ними, что, по-моему, я их даже увидела.
Кажется, снова приходила Марлен, опять уложила мне на лоб влажную тряпку. Я приоткрыла глаза, ощутив прохладу заботливых рук на висках, и снова провалилась в забытьё.
Проснулась резко, с колотящимся сердцем и смешанным чувством облегчения и разочарования одновременно. С одной стороны радовало, что выбралась из кошмара, с другой — было тяжко осознать, что не туда, куда рвалась душа.
Опять захотелось поплакать. Всё окружающее казалось каким-то диким сюром. Но, всё-таки, я была слишком рациональна, чтобы так легко заподозрить себя в помешательстве. К тому же, в физическом плане всё подтверждало реальность происходящего. Всё то же тело, ручки, пальчики. Разве что ногти перестали отдавать синевой — в комнате заметно потеплело.
— Ладно, Крис, давай попробуем пошевелиться и осмотреться. - я потихоньку начала разминать руки.
Тело было онемевшее, слабое и слушалось свою новую хозяйку плохо. Скорее всего от долгой неподвижности. Сколько же девочка пролежала в кровати?
— Бр-р! А постель-бы сменить. И помыться не помешало бы. - отмечала я, отодвигая одеяло.
Под ним обнаружились длиннополая сорочка — ветхая, не раз штопаная и грязная, и соответствующие всему остальному тощие ножки, хорошей, впрочем, формы.
— Да чего ж ты такая худая, осспидя-а?! — с досадой подумала я, — Совсем тебя тут что ли не кормили?
Повернулась на правый бок и попыталась приподняться на локте. Дохлый номер. В голове тут же зашумело, закружилось. Я опять опустилась на подушку и натянула одеяло.
И тут меня разодрала злость.
— Нет, ну с этим однозначно надо срочно что-то делать. — пыхтела про себя я, — Никогда Михалёва вот таким безвольным поленом не валялась.
— Так, с рёбрами понятно. Но ведь не это из девочки дух вышибло. Наверное было повреждение внутренних органов. Как вот тут догадаться, если ты не медик и даже не участник самого момента травмы? И на вопрос «что болит?» можно смело отвечать — «всё болит, ничего не помогает»!
— Ну ладно, не всё болит, — я, успокаиваясь, прислушалась к своим ощущениям, — лёжа так вообще нормально. И аппетит есть. И бульон прижился в организме, я б и ещё не отказалась чего-нибудь погрызть. Значит, внутренности работают, а слабость и головокружение — от голода, обезвоживания и долгой неподвижности.
— Интересно, сколько мне теперь лет? Ладно, это вот всё надо срочно приводить в порядок. — теперь я уже прям ждала свою пышечку, но она не шла. И никто не шёл.
— Нет, да? — я ещё раз с надеждой глянула на заботливо прикрытую дверь, — Тогда так, пока хотя бы комнату изучу.
Шторы опять задёрнули, но сквозь них всё ещё пробивались лучи явно клонящегося к закату солнца.
— Ого, это я до вечера продрыхла? Та-ак, подушка, судя по ощущениям, явно не пуховая… и, — я принюхалась, — видимо, древняя. Всё здесь какое-то древнее, провонявшееся запахом кислятины, пыли и ветхости.
— На потолке деревянные балки, — я подняла глаза вверх, — люстры нет. Зато есть светильник. Правда без свечек.
— Стены неровные, серые, похоже, просто камненные. - я скосила глаза влево, — На моей — невнятный дряхлый гобелен. В дальнем углу вижу крепкий сундук, окованный железом и прикрытый замызганной шкуркой неведомой зверушки. Большего пока не разглядеть. Главное, в комнате есть камин! Я всегда была мерзлёй. Однако, похоже, с дровами тут напряжёнка, судя по недовольному окрику блондинки, услышанному мной уже почти во сне. Интересно, кто она мне?
Мысли перетекли на людей.
— Явно чувствуется хозяйская стать. И одета красиво. Правда, потрёпанно. Странно это всё… А Марлен — молодец. Раз камин всё-таки горит — значит умеет она противостоять барской воле. Хотя, судя по интерьерчику и фасонам одежд, меня явно занесло в глухое средневековье. А значит, слугам здесь не очень-то позволительно вольничать. Но пампушечка явно не обычная бессловесная прислуга в этом доме, как, например, та вторая, которая доктора привела. Есть у Марлен в этом доме некие преференции. Факт. Да и характер чувствуется — кремень. Ладно, разберёмся.
— Теперь мужчина. Как она его назвала? — я наморщила ум, вспоминая подробности встречи, — Рауль. Да. Кстати, мой отец. Неоднозначное впечатление. С одной стороны видно, что дядька добрый, сердечный, но вот это его смиренное «да, дорогая»… Это же «караул»! Взрослый мужчина, а ведётся, как телёнок… Не знаю, по-моему, в Лизкином сыне характера больше, чем в нём. Крутит им блондинка, ой кру-у-ти-ит. Как хочет. Обидно за мужика. Человек-то хороший. Но безвольный какой-то. Как надломленный. И дочку любит, но
