Чемпион - Валерий Гуров
— Ты не девочка, чтобы с тобой на свидание ходить, откажусь, — Саня покачал головой. — Говори тут.
Цыган подошёл к Пельменю, огляделся, упёр острие ножа тому в живот.
— Вон туда идём, — зашипел он, указывая на небольшую крытую беседку. В таких мужики по вечерам домино раскладывают. Добавил. — Пикнешь, брюхо вспорю.
— Пори. Я не пойду. Сказал же.
Пельмень считал, что Цыган берет его на понт. И не станет борщить на глазах у свидетелей — вон бабка из соседнего дома залипла на подоконнике. Наблюдает. Делать не хер, интересно чем молодёжь занята.
Однако Пельмень грубо просчитался — обдолбанного Цыгана потянуло на подвиги.
То ли мацанка жесткая попалась, то ли ей шпана уже догонялась, вмазавшись до того чего крепче. Но лезвие ножа начало входить в пузо, дырявя майку.
Сначала на миллиметр.
Потом глубже.
Ещё.
По пузу стекла тонкая струйка крови. По майке расползлось красное пятно. Пельмень почувствовал, что Цыган не остановится. Проблема.
Мелькнула мысль — такая инстинктивная, заорать и привлечь внимание бабки. Но Саша ее отмёл. Так проблема неправильно решать.
— Хорош, пойдём, — сказал.
Цыган убрал нож от живота, его глаза полыхнули нездоровым блеском. Последовал хлопок по животу.
— Пойдём.
Направились к беседке. Цыган снова оглянулся — туда-сюда. Увидел бабку, расплылся в улыбке и помахал ей рукой.
— Здравствуйте, Клавдия Петровна!
— Васька, ты что там задумал! Немедленно прекращай! Я твоим все расскажу!
Понятно, что прекращать не стали — Клавдия Петровна перебесится. А запреты со шпаной работают плохо.
Зашли в беседку. Острие ножа снова упёрлось Пельменю в брюхо.
— Бессмертный? — снова зашипел Цыган.
Саня промолчал. Че не говори, это дебил не послушает. Так чего воздух зазря сотрясать.
Цыган начал шмон. Достал бабки. Переложил к себе в карман.
Пельмень терпел. Выжидал. Сейчас, ножик опустит и тогда к делу.
Цыгану показалось мало полученных рублей (бабки, бывшие в «тайнике» Вася тоже забрал).
— За косяк отвечать надо и за базар! — Цыган играл ножиком показушно, описывая у живота Пельменя восьмерку. — Ставлю вас на лаве, завтра принесёте по рублю с рыла. Понятно? Не принесёте — счётчик запущу. Пятьдесят копеек в день…
Рыжий детина с большим родимым пятном у живота, ткнул пальцем в Малого.
— Цыган, гля, у этого золотишко есть. Нужно?
Вася аж подобрался. Переключился разом на Малого. На шее у Сёмы висела чёрная ниточка, на ней — золотой крестик. Масенький такой, так сразу и не разглядишь.
— Стоямба, — прошипел Цыган и подозвал Малого к себе пальцем.
— Это мне б-б-бабушка на крещение п-п-подарила, — проблеял Сёма, разом побледнев.
Цыган потянул нитку, вытащил крест. Закивал — удовлетворенно.
— Снимай, че. Было ваше стало наше.
— Это мне б-б-ба…
— Ещё подарит. Снимай говорю, — перебил Васька.
Цыган прислонил нож к груди Малого.
Пельмень стиснул кулаки. И больше их не разжал.
— Пацаны, харе беспределить? — вставил.
— Хлебало завали, — рявкнул Цыган, снова зверея.
Нитку решил перерезать, не дожидаясь, пока Сёма крестик снимет.
— Не надо, пожалуйста пожалуйста… — завыл тот.
Пельмень выжидать дальше не стал.
Шаг.
Короткий прямой.
Удар напомнил толчок, но и этого хватило чтобы цыган которому прилетело в бочину, отлетел кубарём, перевернулся через скамью.
Пельмень попятился, выходя из беседки и становясь в боевую стойку. Непривычно то как, руки словно сардельки — неподвижные, мясистые.
— Беги Малой! — все, что успел сказать Пельмень.
И Сёма рванул, что дай Боже, аля Усейн Болт.
Бах!
Это уже прилетело в бороду Пельменю.
Жестко.
Саня видел удар — рыжий бил колхозника из под жопы. При ударе зажмурился. Чтобы уйти от такого удара достаточно чуть повернуть корпус или сделать шаг в сторону, на край — выставить жесткий блок. Но прилетело между рук. Вырубить зрячим разовым ударом — тяжело. Но Саня попятился, споткнулся и завалился по инерции.
Прокол он анализировал, падая как тот самый большой шкаф на землю.
Слились и завертелись беседка, небо, шпана.
Тело отказывалось слушаться.
Хлобысь!
Туша распласталась на земле. Шпана стаей одичалых собак бросилась на добивание.
Удары летели жёсткие, чувствительные, но таки без критического вреда.
Минусов у этого тела куча. Но есть один несомненный козырь — жировая броня, пробить которую не так просто.
Пельмень терпел, кое как перекрывался, прятал голову, чтобы не прописали пенальти. И думал о том, что Цыган, возбудившись вгонит ему перо под ребро.
Цыган поднялся, перелез через лавку. Глаза — безумные. Нож перекидывает из руки в руку. Несётся на Пельменя!
— Убью!!! — орет.
И пырнул бы!
Вот только раздался оглушительный свист. К месту ЧП нёсся участковый, в одной руке держа свисток, другой придерживая фуражку.
— Вон они, товарищ милиционер. Вон этот падлюка! Ножом угрожал дитю…
Клавдия Ивановна таки позвонила в ментовку. Или где-то участкового выцепила.
— Он наркотиками торгует, пакость такая цыганская! — причитала старуха, паля контору.
Позади молодого сержантика в своей манере скакал Сёма. Возбужденный, крест в кулаке зажал.
— Шухер!
— Мусора!
Банда Цыгана прыснула в стороны, как тараканы. Бить Пельменя перестали. Он лежал на спине и пялился в чистое летнее небо.
Приходил в себя.
Внутри все разом рухнуло. Похолодело в один миг. Подставила его бабка, подставила знатно. Теперь ни один дворовой пацан Пельменю не подаст руки.
Можно получить люлей, стать на счётчик, косяка спороть, можно даже обосраться как тогда на дискотеке и ходить с полными дерьма штанами! Но самый стрем — пожаловаться менту… Попробуй потом докажи, что я не я и жопа не моя.
— Пельмень!
Сёма вырос перед Саней, плюхнулся на колени и затряс его.
— Живой? Вставай! Мы спасены!
Пельмень взял Сёму за плечи и аккуратно отставил. Поднялся. Принялся отряхиваться от налипшей травы. Грязный весь.
К ним возвращался милиционер.
Поймать шпану участковый не поймал. Попробуй угнаться за молодыми подтянутыми ребятами. Но мацанкой заинтересовался. Видать бабка уши про наркоманию прожужжала. Все свои дела Цыган и подельники бросили на теннисном столе. Деньги Сани только с собой забрали.
Видя, что потерпевший стоит на ногах, мент двинулся к нему.
— Заявление писать будем?
Внимательно осмотрел Пельменя — с виду целый. А значит криминала нет. Статьи тоже.
— Неа, — Сашка покачал головой. — Пошли Сёма.
Пацанёнок захлопал глазами. Ослушаться не ослушался. И поплёлся, опустив голову. Участковый посмотрел на Пельменя внимательно. Но останавливать не стал. Так понял все. Проблем у пацана куда больше нарисуется, если оставит заяву. Да и самому менту заява на хрен не тарахтела.
Чего портить показатели раскрываемости.
В начале десятого пацаны вернулись во двор. С секций в ДЮСШ пришлось повременить. Но
