Нагибатор Сухоруков (СИ) - Кленин Василий

— И… как? — я пытался вспомнить, кто на этот раз победил в Игре, но не выходило.

— Нет. В финальной группе его точно не было. Наверное, с бревна еще вылетел. Говорю же: плюгавый он совсем.

— Слушай, Доби, — протянул я, вчитываясь в удивительные комбинации цифр на листочки. — Ты сейчас, наверное, брось все дела. И найди мне этого уникума. Как бы он не уехал из Излучного.

— Найду, владыка! Сразу вести к тебе?

— Нет, зачем же? У меня сейчас совет будет. Ты главное найди его. И не дай уехать. В гостевом доме посели, если нужно. За мой счет.

Долговязый секретарь кивнул и удалился. Я повернулся к Бобчинскому.

— Совет казны собрался?

— Уже ждут, владыка.

— Ну, пошли.

Глава 2. Я мог бы быть богатым

— Мы передали Широкому Дубу восемнадцать чаш из стек-тлы, — настаивал Луч Света, хмуря лицо. — Это наша последняя плавка. Отдали всё целиком, как велели. Для закупки металла.

— Я получил три пятерки чаш! — гневно хлопал ладонью по бедру смотритель рынка. — Три пятерки, и то две были с дефектом! Поэтому золота только на четыре кулака.

— Я вру, значит? — заиграл желваками мой главный «инженер». — Чаши сдавали в присутствии Ннаки. Пусть подтвердит!

Мясо медленно поднял глаза. Заматерел мой казначей. Нарастил солидности и на боках, и на пузе, и под подбородком. Был таким живым, подвижным, как ртуть, а теперь лишнее движение сделать лень. Но хватку не растерял. Даже приобрел. Хватка у горца стала поистине крокодилья.

— Чаш было пятнадцать, — весомо произнес Ннака. — Почтенный Циль Наукаль, наверное, что-то перепутал.

Воруют, суки! Быстро мои четлане этому научились. Богатство развращает независимо от культурных особенностей и уровня развития. Я точно знал, что мой ухватистый оцколи начал приворовывать еще в Крыле. Он уникальный в этом плане человек — везде видит выгоду. Потому-то я многое ему спускал — он ведь и для меня выгоду находил. Но в последнее время малоизвестную здесь иудейскую заповедь «не укради» стали нарушать всё шире. Объемы производства и торговли растут, людей вовлекается всё больше и больше, логистические цепочки удлиняются — и проследить за всем нет никакой возможности. А системы контроля нет. Невозможно ее организовать при почти бесписьменном обществе.

Конечно, Ночка изо всех сил работает над своей идеей буквенной письменности. Но одной идеи оказалось мало. У Ийохали в ее алфавите накопилось уже почти шестьдесят букв. Я понимал, что некоторые лишние и дублируют друг друга — но с советами не лез. Пусть азбуку создает носитель языка. И девушка создавала. Она сильно увлеклась идеей, а я подпитывал эту «топку», как мог. Но надо признать: буквенная письменность плохо приживалась у четлан. Я даже принуждал некоторых проходить у Ночки обучение, но головы индейцев концепцию усваивали плохо (мои секретари, например, не смогли). Пандемия дислексии какая-то! Так что этот вариант письменности прогрессировал медленно. А ведь казалось: создам школы, построю новое общество…

Ннака же своей пиктографией особо ни с кем не делился. Он в своих пометках прекрасно ориентировался, четко знал, что у него есть, сколько и почем. И понимал, что это знание дает ему власть. Ведь он и только он мог манипулировать информацией… и никакого внешнего аудита!

…Сжимая и разжимая правый недоразвитый кулачок, я вглядывался в своих экономических советников. Кто же? Кто врет? Луч Света демонстративно смотрел в окно, где вдалеке стояло его заметно разросшееся «конструкторское бюро». Моему технологическому гению, по большому счету, было наплевать на все эти дрязги. Его манили открытия. Наверняка в КБ сейчас в разгаре какой-то очередной проект, и Циль только ждал момента, когда сможет уйти со скучного совещания и заняться настоящим делом. Любимым детищем «инженера» были, как ни странно, не стекло, не тумбага, а банальная зольная вода. Луч Света нашел этому раствору кучу применений: в плавке, в стирке, в отбеливании…

«Нет, это, конечно, не он, — мысленно качнул я головой. — Значит, случилось страшное: Широкий Дуб спелся с Ннакой».

Когда-то, еще только создавая рынок в Излучном, я поставил во главе человека максимально далекого от моего ушлого горца. Дуб был из рода Капибар, у него имелись свои интересы, и я надеялся, что казна с рынком будут соперничать. Но неотвратимое случилось.

В принципе, мне плевать на эти три чашки. Важно, что двое человек, в руках которых вертится почти весь мой оборот, вступили в соглашение. Я вспомнил, как недавно Ннака подошел ко мне и сообщил, что в две зерновые ямы попала вода, и маис пропал. Нужно закупить семена к севу. Я тогда не обратил внимания, а мне рассказали, что на День Змея куча народу ходила по рынку, площади и предлагала всем маисовое пиво. Не из моего ли «пропащего» зерна его сварили? И кому достались прибыли? Я не знаю, что случилось на самом деле: возможно, Ннака оперативно распорядился промокшим зерном. Или никакой воды вообще не было. Но пара десятков мешков зерна — это уже не три чаши.

Это надо как-то пресечь.

— Последний расплав у нас странный получился, — Луч Света словно услышал мои мысли и повернулся к столу. — Мы сейчас добавляем в расплав порошок малахита — ну вы уже видели красноватую стек-тлу?

Все кивнули. Я тоже. Красить стекло получалось пока плохо, но народ ничего подобного не видел и хватался за бурую посуду, как за произведения искусства.

— Паитцин смешал два тигля, но не учел, что расплавы в них были разной жаркости, — продолжил «инженер». — В итоге они плохо смешались, и весь расплав вышел необычным.

Луч Света достал из поясной сумки вытянутый слиток стекла: чересполосный, то матово-белый, то кроваво-бурый. Где-то в мутной белизне размазывались багровые капли — интересный вышел рисунок…

А главное — запоминающийся.

Циль положил полоску на стол, чтобы все могли ее рассмотреть, а я — взять в руки.

— Боби, вызови старшего из стражи дворца, — махнул я секретарю и обратился к подозреваемым в мошенничестве. — Сейчас мы продолжим совет, а золотые пойдут в ваши дома. Устроят обыск на предмет поиска посуды вот с таким узором. И молитесь Змею, чтобы они у вас ничего не нашли!

Луч Света откинулся на спинку стула (он был одним из немногих четлан, кто сразу полюбил этот предмет мебели), еле сдерживая улыбку. Ннака сохранял каменное спокойствие, видимо, абсолютно убежденный в надежности своих тайников. А вот Широкий Дуб поплыл.

— Владыка… — робко начал он, но я не желал слушать его оправдания.

— Сам принесешь?

Тот молча кивнул.

— Крысы амбарные! — я грохнул левой рукой по столу. — Вы — моя опора! Я полагаюсь на вас! А вы крысить?!

Я вскочил, развивая этюд «гневный босс». Даже Мясо слегка отодвинулся.

— Вы думаете, я ничего не вижу? Или думаете, вы такие бесценные, и вам всё позволено? Не надейтесь! Жалеешь вас за прежние заслуги, а вы на шею садитесь! Но вот этого, — я ткнул пальцем в пеструю стекляшку. — Я не потерплю! Вы мое воинство обворовали! А за это чересчур большого наказания быть не может! За это и без погребения можно остаться! Хладным трупом по реке уплыть! Ясно? — рыкнул я персонально на Ннаку, ибо тот казался мне недостаточно напряженным.

— Так я-то что, володыко? — невинно округлил свои глаза Мясо.

— Цыц! — хлопнул я снова ладонью, так, что посуда дзинькнула. — Ты Дуба только что передо мной выгораживал! Думаешь, не знаю я, что вы оба в доле?!

Я не знал. Но предположить, что оцколи будет какого-то защищать забесплатно — это уж увольте! Так что рыльце… рыло у моего казначея в пуху, к гадалке не ходи! Непонятно только, кто из двоих в этом деле инициатор.

— Значит, так. Воровать запрещаю. Именем Змея. И по воле его буду карать виновных. Теперь за каждым будет догляд. Советую, если что уворованное есть — верните. Казна примет. А Ннака ничего не утаит, — с нажимом завершил я.

Сел. Продышался (а то сам закипать начал, поддавшись театральным эмоциям). Но всё равно остался осадочек. А ведь совещание так хорошо начиналось!