Рожденные в СССР. Часть Первая. Пришествие (СИ) - Коруд Ал

После третьей сделали небольшой перерыв, чтобы не гнать коней. Сидоров закурил, Холмогорцев жадно вдыхал табачный дым, но от сигареты отказался. Пермяков это заметил и пробурчал.

— Я вот в жизни табака не курил, а рак легких все равно заработал!

— Не понял, а как тут оказался? — Холмогорцев захлопал глазами.

— Я тодысь, надо быть, как раз из клиники ехал, — вздохнул Василий, — чего там говорить, последняя стадия! Никогда не любил по врачам ходить, вот и тут поморгал. Так что здесь у меня истинно вторая жизнь, ребятушки. В этот раз прокачаю её точно веселее. Ладно, заканчивать надо, — он разлил еще по стакану. — Вам на ужин, а ко мне Светлана скоро подойдет. Так что остатки её.

— Прыткий ты все-таки браток! — усмехнулся Миша, но дальше подначивать здоровяка не стал. Себе дороже!

Пермяков ловким движением закинул жидкость в рот и смачно закусил колбасой.

— Ну а чего ждать, Мишуля? Пока стоит, надо женский пол радовать! Вон, на нашего Стёпу какая красуля заглядывает. Я бы к такой королеве и сам сробел подкатить, а этот орел, смотри, подход нашел.

— Это к кому это? — всерьез изумился Холмогорцев.

— Да не отмазывайся! — улыбнулся Михаил, прибираясь на самодельном столе. — Блондинка, высокая, лицо еще как у модели. Она постоянно на спортплощадку приходит и все больше на тебя глазеет. Да и ты то и дело мяч из-за неё пропускаешь. Познакомился уже?

— Да как-то не было резона.

— Ну ты даешь! Это такой шанс терять. Бутылку лимонада, кстати, забери! Завтра после обеда опять на разгрузку пойдем, так что освободи заранее время. Работы будет больше, но и оплата соответствующая.

— Понял.

Все-таки это был странный день. После ужина, состоящего из заурядных макарон с рыбой и пирожков с капустой, Холмогорцев решился прогуляться. Так, в спортивной форме с бушлатом поверх он и шел по аллеям парка. Уже смеркалось, солнце с каждым днем садилось все раньше и раньше и, как назло, заморосил мелкий дождик. Он уже повернул обратно к своему корпусу, как заметил впереди на дорожке светловолосую фигурку.

— Вы?

Женщина удивленно вскинула брови, затем тихонько с приятным тембром засмеялась.

— В другой обстановке я бы сильно удивилась такому странному возгласу.

В последних отблесках света её глаза лукаво поблескивали, и обычно теряющегося рядом с красивыми женщинами Степана сейчас, как будто в спину толкнули. Он достал из кармана бушлата бутылку лимонада и предложил.

— Хотите?

— Это что?

— Лимонад «Буратино».

Женщина снова не смогла удержаться и заливисто захохотала. Её смех звучал среди деревьев как звон несколько разнотональных колокольчиков. Она даже замахала руками, чтобы успокоиться.

— Извините, ради бога! Мне в первый раз в жизни почти незнакомый мужчина поздно вечером предложил выпить лимонада. Хотя в здешней обстановке это как нельзя кстати.

— Сейчас, — пробки в этом времени ставили на совесть, рукам она не поддалась. Пальчики-то свежие, не огрубевшие от работы.

— Тут неподалеку маленькая беседка была, — неожиданно предложила дама, — наверняка там найдется какая-нибудь железяка. Мы в жизни в детстве лимонад открывалкой не откупоривали!

Она быстрым движением подхватила Степана под руку и уверенно направилась к цели. Холмогорцев несколько поразился её решительности, но быстро вспомнил, что она скорей всего уже много повидавшая женщина.

Затем они пили лимонад и о чем-то болтали. Её звали Надеждой. Хорошее и доброе русское имя. О себе она почти не рассказывала. Только проговорилась, что жила в последние годы в Москве и потому несказанно удивилась родному Ярославлю семидесятых. К вящему удивлению Степана, Надя была его старше на пять лет, поэтому это время немного помнила. И далеко не все в нем ей нравилось. У мужчины быстро сложилось мнение о ней, как о женщине волевой, самостоятельной и отчасти непростой.

Затем он проводил её до калитки.

— Вот мы и пришли, дальше для вас хода нет. Боже, какая глупость, мы же совершенно взрослые люди!

— Мне объяснили тем обстоятельством, что такие предосторожности из-за того, чтобы мы, гости из будущего не устроили в этом санатории содомский вертеп.

— Вот как? Логово разврата! Знаете, я бы даже в нем активно поучаствовала. До свидания, продавец лимонада!

Она ушла, не оборачиваясь. Какая странная женщина, ни слова о будущей встрече. Он ей не понравился? Ну да, есть ли шансы у обычного паренька против такой яркой красотки. Но все-таки — «Надежда, какое милое имя!» Холмогорцев не осознавал, что до самой комнаты шел со странной глуповатой улыбкой. Илья также ничего ему не сказал, только молча выключил бра. Сосед по палате любил рано засыпать.

Глава 3. Будни свалившегося на голову попаданца. Ярославский ЦПВП. 28 октября 1974 года

Полынин по своей стародавней привычке расхаживал по кабинету. Холмогорцев уже привык к такой манере вести беседу и молча поглядывал на своего куратора. Он размышлял о том, кто же все-таки этот странный человек? Ну никак не похож он на простого майора КГБ в его понимании. Или, и в самом деле, они в эти времена были именно такими? Интеллигентен, образован, обходителен и умеет втираться в доверие. Хотя с другой стороны, что знает обыкновенный обыватель о товарищах из компетентных органов? Образы, созданные на киноэкране? Документальные воспоминания проплаченных пропагандистов по телевизору? Так что будем исходить из того, что и там работают люди и ничто человеческое им не чуждо.

Насколько Степан помнил, внутренним сыском и контрразведкой в стране занималось специальное, второе управление КГБ. Его же в семидесятые годы преследовали частые провалы. Поляков, Гордиевский, Калугин, Митрохин и многие другие были далеко не заурядными предателями, а весьма высокопоставленными сотрудниками, с покровителями из высшего руководства ведомства. И ведь наверняка все эти фамилии уже слиты, больно часто были на слуху. Так что в КГБ скорей всего до сих пор стоит большой, да что там говорить, огромнейший шухер. Чистки должны быть не хуже, чем в приснопамятном тридцать седьмом.

Да и политический сыск в том же втором управлении на поверку оказался ужасающе неэффективным. Идеологию нескольких важных для общества слоев он поменять так и не смог, зато снискал Комитету славу «грязной конторы». НКВД было в этом плане честнее: если враг — то расстрелять, а не сотрясать понапрасну воздух. К чему тогда непомерно раздутые штаты, бесконечная слежка за всем и вся, липовые отчеты для карьеры и разбухание внутреннего аппарата? Ведь именно за это и не любили, в общем-то, нужную для нужд государства контору. Сейчас Холмогорцеву было интересно, какую ветвь огромного ведомства представляет Полынин.

— Что вы на меня так странно смотрите Степан? Как будто вызываете на откровение. Извините, просто до вас у меня был довольно-таки сложный кадр. Ваша смена в целом на редкость положительная, вот и сорвался после беседы с подобной мразью. Это абсолютно непрофессионально и недопустимо. Извините еще раз!

— Лёва Новожилов?

— Настоящая фамилия у него другая.

— Я уже догадался. Некоторые люди этой нации бывают поистине несносны.

— Зачем же так! Я знаю много достойных людей из представителей еврейского народа.

Холмогорцев внимательно следил за лицом гэбиста, он явно не врет или просто отличный артист. Хотя хладнокровие вроде как одно из отличительных свойств этой профессии.

— Вы ведь сами, Кирилл Тимофеевич, из какой части вашего ведомства? Не очень-то похоже на человека, занимающегося внутренним сыском и диссидентами.

Полынин удивленно обернулся, затем его губы исказила саркастичная улыбка.

— Вы проницательный человек, Степан. Точно занимались только ремонтом вычислительной техники?

— Кирилл, вы не представляете, каким надо быть проницательным человеком, чтобы вести в нашей стране собственный бизнес. Пройти между Харибдой чьих-то личных коррупционных интересов и Сциллой государевых. Вернее, ложно трактуемых чиновниками под видом государственных. Гипертрофированное понимание собственной значимости и важности для общества — вот бич всех служивых людей в России. Кстати, порок, ведущий свой род еще из глубин седой древности. Обычный гражданин в нашей стране со времен народного веча защищен от государственного насилия крайне плохо. Не обольщайтесь, вашего времени этот факт также касается. Государственное часто ложно ставится выше общественного, интересы же рядового гражданина попросту никого не волнуют.