Сергей Мельник - Чужие игры

Сергей Мельник

ЧУЖИЕ ИГРЫ

Часть 1

ТАНЦУЮТ ВСЕ

Вот как-то удалось мне в жизни совместить две, казалось бы, несовместимые вещи. В частности, любовь и столь же яростную ненависть к дорогам. С одной стороны, есть, определенно есть что-то душещипательное в веренице пройденных километров и в чехарде уплывающих куда-то за спину деревьев. Что-то такое зыбко невесомое, что наводит на томительные думы и вроде как убаюкивающе раскрепощает тебя, заставляя успокоиться и смотреть трезво в будущее. Но как всегда в путешествиях, как это уже бывало, и не раз, в прошлом, все это возвышенное настроение разбивалось хрустальными осколками о суровую действительность банального комфорта.

— Ну что вы там, барон? Живы ли вы, мой юный друг? — Граф Десмос постучал своей тросточкой по разлапистой ели, под которой я в задумчивости и в тягостных трудах пытался справить утренний туалет.

— Япона мать! Граф! — От его стука по стволу дерева миллиард капелек от ночного дождя, обильно засевших на ветвях, сорвались вниз леденящим душем на мое полуобнаженное, юное и еще не совсем оправившееся (от болезней) тело, заставляя подскочить на месте выше своего роста и пребольно коснуться темечком одной из ветвей. — … вас… в… и!..

— Барон! Я вас умоляю, где ваши манеры? — Расплывшись в улыбке и вскинув бровь, остановил мои словоизлияния глава вампирского гнезда. — Сдержанней надо быть, сдержанней!

— Да идите вы знаете куда, граф? — Меня аж дрожь пробила, когда остатки капелек, упавших за шиворот, завершили свой путь по моему позвоночнику вниз.

— Куда, барон? — Паршивец даже не думал убрать свою мерзкую улыбочку.

— За сухой бумагой! — буркнул я, вновь присаживаясь под елочку. — Эту вы, сударь, привели в полную негодность, промочив окончательно!

Две с половиной недели… две с половиной недели мы шли, караваном растянувшись по дорогам, полям, лесам и весям Финора. И если первое время нам везло с солнечными деньками и ласковым солнышком, то вот уже четвертый день кряду осень заявляет свои права, укрывая все непроглядной марью тумана, мелкой взвесью всепроникающего моросящего дождя и тяжестью полновесных капель, барабанящих по настилам повозок с наступлением темноты.

Нет, не успели добраться до столицы до дождей. Поплыли дороги, разверзлись хляби небесные, и грязища непролазная набросилась на нас, налипая не то что на колесный ход наших повозок, но даже лошадей заставляла с трудом выдергивать свои копыта из размякшей земли.

Теперь плетемся, не едем. Местами плывем, будем надеяться, что ползти на брюхе не придется.

По возвращению в лагерь я тут же плюхаюсь в инвалидное кресло, позволяя слугам укутать меня с головы до ног в теплые одеяла и подкатить к костру, где уже в спешном порядке накрывали утренний стол для завтрака моей персоны.

— Это ты там так орал? — вопросом встретила меня бабушка Априя, под хохот присоединившегося к нашему столу Десмоса. — Ты теперь каждое утро будешь оповещать лагерь о своем пробуждении и свершении естественных надобностей?

Что поделать, если мне все эти дождливые дни кто-то то и дело устраивал самое натуральное «западло» по утрам. Вспомнив вчерашний кошмар, я даже сейчас с ужасом ощущаю, как мое сердцебиение подскакивает до немыслимых высот. Вы только представьте себе мое состояние, когда я вчера встал чуть свет и с горем пополам забрался в кустики, радостно так присел и только собрался расслабиться, как ощутил чье-то прикосновение к самому сокровенному, оттуда, снизу! Да-да! Только глаза ото сна продрал, стянул портки, присел, а тебя кто-то потрогал за… В общем, я своими криками разбудил всех, даже тех, кто еще спал на стоянке, лишь уже выскочив из «куширей» и набрав дополнительную порцию воздуха для крика, обнаружил своего обидчика.

Интеллигентнейшей души зверь, а именно один из лесных братьев на моем попечении. Енот Профессор изволили этим утром прогуливаться по лагерю, а, завидев мое странное поведение и непонятные «орешки», кои я до этого старательно скрывал от него, решил проверить ряд научных гипотез, зародившихся в его мозгу, путем банального тыканья лапкой в оные «орешки». Чем чуть не вызвал у меня инфаркт в мои неполные двенадцать лет.

Подонок.

Так ведь и заикой можно стать.

Придерживаясь старинной мудрости, что утро добрым не бывает, не стал отвечать на подковырки и смешки Априи Хенгельман и Десмоса, а полностью погрузился в нирвану обжорства, подчищая все съестное со стола, что выставили для меня в походной скромности мои слуги. И если графа не очень прельщала еда простых смертных, то Хенгельман была вынуждена в скором времени попридержать язык, чтобы успеть с утра выхватить хоть что-то съестное из моих загребущих рук.

И снова дорога, снова ухабы и кочки, вновь серой стеной влажная пелена непрекращающегося мелкого дождя. Одно хорошо, это воздух осенью, в это время он особенный, уже холодненький и оттого еще более вкусный на мокрой земле и пряном аромате опадающей листвы.

Ходил я еще с трудом, верхом держаться в седле вообще бы не рискнул, так что в моем распоряжении на протяжении всего пути были тетрадки и записи, а также пусть пока частичное, но возвращение моих магических способностей вкупе с приобретенным опытом черной магии.

Творим?

Творим!

Помните, как там у Александра Сергеевича, у господина нашего Пушкина было?

О сколько нам открытий чудныхГотовят просвещенья духИ опыт, сын ошибок трудных,И гений, парадоксов друг,И случай, бог изобретатель…

Опыт, да, именно с опытом я стал видеть то, через что, казалось бы, еще вчера продирался, набивая шишки. В такие моменты, часто с грустью вспоминая сэра Дако, вот кого мне стоило бы в свое время внимательней слушать, а не тупо рассчитывать на вычислительные возможности моего Мака. Хотя чего уж там, Мака нужно возвращать, это незаменимый помощник, без которого я теперь словно без рук, без ног, а также лишен зрения и слуха. Свободного времени завались, так что извлекаю свои старинные записи с выкладками и начинаю вновь составлять узоры и плести узлы силовых основ для будущих заклинаний своего магического амулета — компьютера.

Сколько же я тогда допустил ошибок! Это невероятно, но теперь, когда я понимал, пусть и поверхностно, основы магии дьесальфов, я реально видел путь по минимизации и упрощению всей конструкции плюс силовой части. Ну и, как следствие общения с некромантами, имел ряд бредовых идей по обходному пути амулетных накопителей взамен сгоревших браслетов подвески.

Что там с некромантами? Кости. Да, я вот, ковыряясь как-то под вечер пером для письма в ухе, сообразил, что некроманты-то используют, даже не зачастую, а как правило, для создания амулетных структур и своих звезд призывов человеческое тело, элементную подноготную организма, беря за основы все эти унции невидимых материалов, в сумме дающих наше бренное естество.

Конечно, мощность расчетная будет не та что раньше, но ведь есть возможность подключения силовых накопителей, коих я в избытке уже насмотрелся, что в звездах, кои чертила Мила Хенгельман, что в основе магического искусства, которое мне в свое время преподавал Дако. Мне ведь что от Мака нужно? Чтобы он щиты и заклинания, как прежде, сыпал за меня, лодыря? Нет. Мне нужны его мозги, его вычислительные способности! Ну а уже как бонус позже восстановлю и остальное, на что пока моего энергетического потенциала из-за случившегося отката и полученных травм еще явно маловато.

Тут ведь сами понимаете, риск в разы возрастает. Нет, ну в самом деле, не подумали же вы, что я собрался обвешать себя костями и черепушками, зачаровав все это барахло, и словно какой-то папуас-людоед галопировать в будущем по улицам во всей своей красе? Нет, все гораздо проще, сложней ну и, как водится у меня, опасней. Я собирался оплетать вязью магических контуров свой личный запас потрохов и косточек, что по идее в энном количестве уже наличествовало в моем организме. Гениально, правда? Ага, в случае чего я не только откат заработаю, у меня еще скелет от перегрева рассыплется, изжарив меня изнутри. Это же оно, родимое, сопротивление материалов, у всего есть свой предел и пропускная способность. В том числе и у моего скелета. Вот только какая?

— Ульрих, скажи честно, ты зачем бабушку пытаешь и расспрашиваешь о том, чего тебе знать не следует?

Пользуясь случаем, я всячески расспрашивал Априю Хенгельман, пытаясь вызнать от нее те или иные вопросы ее искусства, понимая, что по приезде в столицу с Милой Хенгельман такого диалога не получится. Та быстро раскусит меня, послав ко всем чертям мои эксперименты, чем, несомненно, застопорит научный прогресс и общее благо мировой цивилизации.