Кирилл Бенедиктов - «Если», 2004 № 12

Собственно, в этом нет ничего плохого. Оформление книги задает тон или, если угодно, дает установку на восприятие произведения. Эскапистский характер фантастической литературы предполагает своеобразный механизм взаимодействия контента и воображения, произведение должно «цеплять», необходима некая эмпатия… Вот обложка и является такой пружиной, запускающей механизм поглощения, погружения читателя в мир произведения. Человек смотрит в окно — и вдруг видит невероятный ландшафт.

Возникнет у него желание попасть туда, пройти с героем, изображенным на обложке, по его тропам — зависит от мастерства, от таланта художника. Может, поэтому столь важна прорисовка, почти фотографическая точность изображения, адекватность текста и картинки. А если на обложке мешанина стреляющих, летающих и еще невесть каких устройств, если вместо одного, максимум двух персонажей куча мала людей или нелюдей… Но может в какой-то момент и такой продукт будет пользоваться успехом. 13 % за коллаж — вполне весомый результат, и число потребителей такого продукта может возрасти в зависимости от причуд моды.

А мода переменчива. Одни издатели пытаются не отстать от нее, вторые хотят стать ее законодателями, третьи заботятся о коммерческом успехе и воспроизводят находки вторых методикой первых.

Пусть это каждодневная работа, конвейер, но ведь и ремесленник, достигая вершин своего мастерства, становится практически волшебником…

И все бы хорошо, но эти 25 % своим выбором смазывают картину. Можно, конечно, найти объяснение и этому феномену. Вот, к примеру, сейчас пользуются определенным спросом «кирпичи», оформленные под академические издания. Возникает новый ресурс товарности — респектабельность, претензия на лоск. Книга, выламывающаяся из пестрой мешанины однотипных обложек, к тому же притягивает взор пресыщенного покупателя, зашедшего в отдел фантастики. Изысканная обложка, как правило, дополняется изрядной ценой… Нет, все же не складывается мозаика. Каким образом коррелирует дискриминация зарубежных иллюстраторов с устойчивым, хоть и небольшим спросом на коллаж — считавшийся низким штилем оформительского искусства? Почему любителей обложек в исполнении наших художников всего в два раза больше, чем тех, кому по барабану любое оформление? Есть ли общая тенденция во всех этих процессах за последние годы?

Оказывается, есть. Тиражи-то, господа хорошие, падают. У отдельных корифеев, конечно, еще зашкаливают за сотни тысяч экземпляров, но таких можно пересчитать по пальцам. Фантастика перестает быть массовой литературой. Всплески интереса к фантастике — как к приему — еще будут, особенно в свете нынешних кинематографических прорывов, но пока неизвестно, кто воспользуется этим прорывом — производители книг или компьютерных игр?

Издатели могут пойти на эксперимент и выпускать фантастическую литературу, допустим, в строгих одинаковых обложках, на которых черным по белому указаны лишь автор и название, ну и пусть еще «жанр». Почему-то кажется, что радикальных потрясений на книжном рынке не случится. Популярных авторов поклонники не оставят вниманием и рублем, а дебютанты получат свои пять тысяч экземпляров.

Иными словами, так называемый «массовый читатель» исчез и его место занял «квалифицированный потребитель», вкусам которого не всегда легко угодить, но который зато хорошо знает, что ему нужно.

Иначе бы он не принимал участие в этом опросе и не читал эти строки.

Вл. Гаков

НЕОПИСУЕМЫЙ ЧУДАК ИЗ ГЛУБИНКИ

Именно таким был недавно ушедший Р. А. Лафферти, всего двух лет не доживший до своего девяностолетия. Как всякий чудак (многие, впрочем, не колеблясь, называли его гением), он нередко попадал в поле зрения критиков.

Однако, основательно «покопавшись» в его корнях и его творчестве, большинство отступалось, разводя руками. Решительно невозможно описать эту странную личность! Тем более не поддается рациональному анализу еще более «неописуемое» творчество Лафферти. Но с тем, что без этого автора современная фантастика заметно поблекла бы, сегодня согласны все, в том числе, наверное, и читатели журнала «Если», в котором Лафферти был одним из самых публикуемых зарубежных авторов.

В биографии писателя при всем желании не отыщешь ничего, что дало бы исследователю хоть малюсенький ключик к его творчеству.

Родился Рафаэль Алоизиус Лафферти 7 ноября 1914 года в маленьком городке Ниоле, затерявшемся в одном из самых «деревенских» штатов Америки — Айова. Отец будущего писателя владел небольшой фермой (к землице его потянуло только после того, как он в пух и прах проигрался на бирже), а мать работала учительницей в сельской школе. В 1918 году семейство Лафферти перебралось еще дальше на запад — в штат Оклахома, сначала в деревушку Перри, а потом в город Талсу. В Талсе Рафаэль Лафферти прожил всю оставшуюся жизнь, почти никуда из своей глубинки не выезжая. У него даже машины не было — не потому, что не на что было купить, а потому, что за почти девять десятков лет жизни Лафферти так и не удосужился обзавестить правами. В Америке одно это гарантирует постоянное, внимание прессы — чудак, эксцентрик! Но писатель и журналистов не жаловал, что уже делало его личностью подозрительной.

Впрочем, один «ключик» все же имелся. Родители Лафферти были ревностными католиками и своих детей воспитали соответствующе. Как вспоминал потом писатель, в его детстве было только два ярких события — первое причастие и горящий крест куклуксклановцев на соседнем пустыре. Вообще-то ревностный католицизм среди американских фантастов — явление не менее редкое, чем отсутствие автомобильных прав. Кордвайнер Смит, Уолтер Миллер да Джин Вулф — вот первые, кто приходит на ум, и во всех этих редких случаях научная фантастика тоже получается редкая, «штучная».

После католической школы жизнь его была исключительно приземленной, если не сказать рутинной: незаконченная учеба в местном университете, затем заочные инженерные курсы и работа в компании по производству электрооборудования. В эту рутину вторглась война: в 1942-м после Перл-Харбора рядовой Лафферти отправился сражаться с японцами на Тихом океане. Он дослужился до сержанта и вернулся в Талсу с боевой медалью за участие в кампании по освобождению Новой Гвинеи. После этого почти тридцать лет проработал на одном месте и ушел на пенсию в 1971-м. Впрочем, к этому времени у Лафферти появилась и другая работа, по душе. Это была литература.

Писать он начал также необычно поздно — по американским стандартам.