Владимир Покровский - Повести и Рассказы (сборник)

— А мы просто за компанию, — хором сказали Боб Исакович и Аскольд. — Мы, можно сказать, по ошибке сюда попали. По нетрезвому, то есть, делу.

Еще одним единым жестом О'Ты призвав присутствующих к молчанию, О'Ты свою речь решил во что бы то ни стало свою мысль до конца закончить.

— И выяснилось, — продолжил свои глубоким голосом О'Ты, — что Бог, к которому вы стремитесь или для исполнения желаний или, что еще прискорбней, в целях исключительно туристических, что этот самый Бог, за которого кое-кто из вас меня неизвестно почему принимает, — что вам он вообще-то враг. Что вы служите Комконне…

— Комкону, — тихо поправил Тим. — И не все.

— … Что все вы служите Комконне, для которой что Странник, что Бог — существа нежелательные и враги. Вы никак не можете понять, что Бог создал вас совсем не для того, чтобы ваши желания исполнять — стал бы он такую мороку на свою голову создавать. Совсем не для того, чтобы вы перед ним лебезили, чтобы вы его слюнявили и обливали потоками несправедливой и пошлой лести. Вы не понимаете, что Бог, если он, конечно есть, нужен вам как единственный наставник в этом мире, полном сложностей и запутанных противоречий.

Тим при этих словах отчетливо хмыкнул, но О'Ты предпочел это хмыканье не услышать.

— И вот теперь слушайте самое главное, — сказал О'Ты своим самым торжественным и где-то гулким тоном. — Слушайте и внимайте меня внимательно. Если бы я действительно был бы Бог, я бы таким гостям сказал бы следующие слова. Слушайте!

Здесь для выразительности он привстал и поднял указательный палец кверху. И открыл рот.

И в этот момент по поляне прокатился совершенно оглушительный хррум.

— Ой! — испуганно сказал О'Ты. — Я не верю своим ушам!

— Хррррумммм! — еще раз раздалось на поляне, причем где-то на ее краю. В рощах панически запищали.

На краю поляны стояла Мария и с большим удивлением раглядывала яблоко или какой другой похожий плод, только что надкусанный ею.

— Ой! — опять крикнул О'Ты. — Я не верю своим глазам! Правильно ли я тебя понял, женщина, что ты вот этот самый плод, только что сорвав, надкусила?

— Да, — удивленно согласилась Мария, все еще раглядывая надкусанный ею плод. — Оно ничего, хотя и зеленое. Только так громко хрустит! Это вы из них бражку свою гоните? Я правильно угадала?

— Женщина! — громовым, хотя и немного подвизгивающим голосом, воскликнул О'Ты, всех перепугав окончательно, — Да знаешь ли ты, что только что сорвала с дерева плод, который людям срывать никогда и ни при каких обстоятельствах ни под каким видом нельзя?!

— Нет, — ответила Мария, начиная подозревать, что сделала что-то не то. Тим всегда называл ее женщиной, когда она делала, с его точки зрения, что-то не то. Тем более, что в рощах и кустах навзрыд выли целые хоры кликуш, а с неба стал накрапывать подозрительно крупный дождик.

— Женщина! — еще раз громогласно воззвал к ней О'Ты. — Известно ли тебе, какие за это полагаются наказания?! Ох, несчастный я, несчастный, пустил их на свою голову, я столько его высиживал в этом плетеном кресле, а они пришли, и нате, пожалуйста, — за милую душу схрумкали!

Когда Марии угрожали, у нее портился характер. Вот и сейчас она не нашла ничего иного, как сказать этому О'Ты своим скрипучим, визгливым голосом, от которого Тим лез на стенку:

— Плакатик надо было прибить! Или хотя бы словесно. А то раскидают где ни попадя…

Схватившись за голову, О'Ты стал раскачиваться из стороны в сторону и горестно подвывать. Все остальные, исключая Марию, собрались вокруг него в целях скорейшего утешения.

— О'Ты бы с фруктами-то поосторожней, Мария! — укорил Марию Анатоль Максимович, ласково поглаживая О'Ты по плечу. — Особо все-таки, видишь, ценный гибрид, а ты его схрумкала.

— Да какой там гибрид, — проскрипела в ответ Мария. — Обыкновенное яблоко, да еще вдобавок червивое.

Неутешно рыдая, О'Ты все же счел нужным ее поправить:

— Не черви там! Змеи такие особые!

Змей Мария боялась, поэтому она огрызок плода откинула и завизжала самым противным визгом. Змеи, как выяснилось, в свою очередь, не переносили женского визга и поэтому панически покинули убежище и порскнули в гущу рощ, где сразу же панически завизжал уже целый женский хор.

Визги плюс невероятный галдеж, поднятый мужским контингентом наших путников, плюс конечно еще горестное состояние О'Ты, только что перетерпевшего такую утрату заставили его гаркнуть с силой восьми баллов землетрясения.

— Да сгиньте вы с моих глаз долой, дайте, наконец, спокойно погоревать человеку!

И все они тут же сгинули: Анатоль Максимович, Тим с Марией, Проспер Маурисович, Боб Исакович и Аскольд, а также вегикел Максим и несколько попавших под горячую руку голых лесных женщин. Захватилась также и рюмка с неиссякаемым напитком, которую Анатоль Максимович от себя ни за какие мировые блага не отпустил.

В мгновение ока покинули они Планету, Где Все Можно, пробились сквозь невероятную тяжесть черной дыры с кружавчиками и шлепнулись на Большом Пустыре около Аккумуляторного Поселка, где проводили свой воскресный досуг друзья Тима, их родственники и знакомые. Которые при их появлении приветствено замахали бутылками и руками.

Вот так. Другим словом, как-то не очень получился у Анатоль Максимовича с компанией поход на Планету, Где Все Можно. Они не очень об этом рассказывали и, даже наоборот, говорили, что все просто очень здорово получилось. Но в глубине душ они немножко жалели, что не узнали, что он такое важное хотел им сказать, когда Мария схрумкала змеиное яблоко, Бог он там, Странник, или еще кто из той же странной компании. Хотя, в общем, если так посмотреть, вполне нормальная вышла у них прогулка.

Проспера Маурисовича они простили. Ну не так, чтобы официально сказал ему кто — мол, ладно уж, прощаем тебя, так и быть, живи, мол. Просто забыли ему. Тем более, что комконовцы-то как раз позора своего ему простить не смогли и от эксклюзивности его отстранили. Новый теперь на Аккумуляторной Станции Эксклюзивный, молодой такой парень, хмурый и подозрительный. И в одиночестве пьющий очень — после полудня к нему и не подходи.

Комконовцы от своего визита на планету внутри черной дыры с кружавчиками в полное пришли обалдение. Ничего они не могли в этом своем визите понять и наверх сообщать стыдились. Замяли, в общем, историю, как и историю с умыкнутым вегикелом, который до сих пор на Большом Пустыре стоит и внутрь себя пускает только Анатоль Максимовича и тех, кого он внутрь пустить разрешит. То есть любого, кто придет и попросит.