Юрий Петухов - САТАНИНСКОЕ ЗЕЛЬЕ (сборник)

Сашка пропустил большую половину мимо ушей. Уцепился за одно:

— Как это — во всех направлениях?

— Проще пареной репы! — разъяснило существо. — Ведь каждый поступок влечет за собою цепь других, так? А если там, скажем, человек поступает по-другому, что происходит?

— Что?

— Вся цепочка изменяется. Все складывается в общих рамках развития, но иначе, понял?

Сашка на вопрос не ответил. Но задал свой:

— И сколько может быть таких направлений?

— А сколько хочешь!

— Вот это да-а! — выдохнул Сашка. Ему вдруг показалось будто все можно переменить, все можно вернуть к лучшим денькам, к прежнему. Он поверил…

— Хошь, прошлое покажу? — поинтересовалось существо, подбрасывая Сашкину голову на ладони как волейбольный мяч.

Сашке не очень-то нравилось подобное обращение, но он терпел. В чужой монастырь не суйся со своими обычаями.

— Нет, не надо, и так видал, — ответил он. — Мне бы будущее!

— Какое?

— Ну-у… — Сашка не сразу сообразил, какое именно ему будущее нужно. — Да какое-такое?! Ну, то самое, которое должно было быть по цепочке-то по этой вашей.

— Понятно, — существо положило Сашкину голову на пол, отодвинулось, приподнялось на задние лапы — они оказались совсем короткими, раза в три короче передних. — Тут надо все четко выверить! Та-ак, лежал ты тут, это у нас до миллиметрика, та-ак-с, направление было задано такое, значит, тридцать восемь градусов… двенадцать минут… секунды, угол… прицельная щель, та-ак-с, все точнехонько. Все! Приготовились! На сколько обзор давать?!

— Как это? — не понял Сашка.

— Ну, стало быть, на сколько погружение в будущее и осмотр его?

Сашке стало страшновато. И он не решился на большой срок.

— Одной минуты за глаза хватит! — сказал он с искусственной бодростью.

— Минута, так минута! Значит, зададим начальный импульс послабже, вот и всех делов-то! Начали!

Существо отошло на три шага, качнулось, подлетело к Сашкиной голове и с такой силой пнуло в нее своей корявой лапищей, что голова футбольным мячом ударила в невидимую стену, но не отскочила от нее, а напротив, пробила! Сашка ослеп от яркого света, все замелькало, закрутилось перед глазами, замельтешило.

Он не сразу понял, куда попал и что происходит. А когда понял, ему и вовсе стало плохо. Огромным усилием воли он заставил себя смотреть, слушать — ведь всего минута была в его распоряжении.

Он сам, а точнее, его невидимая голова, висела над стоящими в огромной комнате людьми, висела эдакой люстрой. А люди стояли вокруг гроба. В гробу лежал он сам, Сашка, убранный цветами, лентами, прочей мишурой, лежал бледный, но отнюдь не безголовый — наоборот с самой настоящей головой, напомаженным лицом, подкрашенными губами… Смотреть было и впрямь тошно. Но Сашка смотрел.

Над гробом рыдала мать, стоял хмурый отец, чуть дальше друзья, товарищи, сослуживцы, родственники, знакомые и вовсе не знакомые люди.

Но больше всего поразила Сашку стоящая у изголовья Светка. Она была в подвенечном платье, фате. Она плакала, но как-то очень уж красиво и изящно, словно напоказ. Плакала, прикладывая к подведенным глазкам кружевной батистовый платочек, еле слышно всхлипывая, шмыгая носом. Никогда еще Светка не была такой красивой и привлекательной как сейчас, с нее можно было просто картину писать под названием "Добродетель у гроба" или "С любимыми не растаются". Сашка чуть было сам не зарыдал во второй раз.

Но его внимание привлек странный тип, стоящий рядом со Светкой и дергающий ее то за локоть, то за край фаты, то за платье. Тип этот был неказист и жидок. На нем поверх накрахмаленной белой сорочки была надета замызганная телогрейка, из кармана которой торчал разводной ключ. Тип был небрит, сизонос, мутноглаз, но зато он был при бабочке и в лаковых штиблетах. В руках он держал шляпу с зеленым перышком. Он шептал Светке на ухо. Но Сашка все слышал!

— Да пошли уже! — говорил тип Светке. — Горячее стынет!

Она молчала, хлюпала.

— Какого хрена с ним возиться, не понимаю, оживет, что ли?! Пошли, тебе говорю! У нас с тобой седни бракосочетание или что?!

— Щас! — нервно ответила Светка, выдергивая кончик фаты из грязной и отекшей руки. — Успеется!

— Ну, ты как хочешь, — заявил тип напыщенно и важно, — а у меня там шампаньское киснет!

Светка склонилась над телом, уронила на мраморный лоб слезинку. И прошептала типу:

— Передай, пусть без меня горячее на стол не ставят.

Тип дернулся было. Но потом опять припал к ней, шепнул:

— Ладно, я тогда, чтоб добро не пропало, посижу с полчасика на поминках у него… — он повел глазами на Сашку. Стакашек пропущу за упокой души!

Светка зашипела. И тип смолк. Ушли они вместе. Еще и минуты не прошло.

Сашку трясло и колотило, если вообще только может трясти и колотить голову без тела. Он готов был взорваться словно бочка, начиненная динамитом. Но не успел — его вдруг швырнуло обратно, в темноту.

— Ну как? — поинтересовалось существо.

— Нет, — ответил Сашка, — меня такое будущее не устраивает! Я туда не хочу!

— А куда ж ты хочешь?

— Надо еще поглядеть, может, в других-то направлениях получше будет, — с дрожью в голосе продекларировал Сашка.

— Ну нет! — отрезало существо. — Мне с тобой возиться недосуг! У меня обед скоро, прием, стало быть, пищи! А ты или тут лежи тихо, или давай назад вертайся! Там и сам выберешь направление! Лады?

— Лады? — машинально ответил Сашка. Перед его взором все еще стоял изукрашенный гроб.

— Ну, а лады, так и дело с концом!

Существо подкинуло на ладони голову раз, другой, а потом размахнулось и бросило ее в противоположную стену. Все произошло мгновенно. Сашка вдруг почувствовал, что лежит у батареи, что в руках и ногах покалывает, а голова разламывается от боли. Он жив? Жив! Да, он был жив! И это главное, все остальное приложится. Он приподнял голову. Но неожиданно накатила тьма, все пропало.

Сашка уже подумал было, что умирает, но темнота отступила. Пошатываясь, он встал сначала на четвереньки, а потом и в полный рост.

От дверей, так же ошалело, как и Светка, на него смотрел мужичонка-доходяга в ватнике и сапогах. На голове у него была зеленая шляпа с перышком, в руках обшарпанный чемоданчик, из-под ватника выглядывала чистейшая белая рубаха, стянутая в вороте цветастым галстуком. Вместе с тем как Сашка приходил в себя и постепенно выпрямлялся, мужик отходил к двери шаг по шагу, наконец и вовсе скрылся за нею. С лестницы еще долго неслось: "Вы у меня… я вас… мать вашу!.."

Голова болела жутко, заглушая даже ушибленное плечо и ободранные в падении руки. Сашка плюхнулся на диван, мрачно наблюдая, как суетится Светка. Та уже прикладывала к его лбу и затылку мокрое полотенце, ощупывала, бубнила без передышки.