Станислав Лем - Человек с Марса (Сборник)

— Какая-то алюминиевая верба, — сказал я. — Посмотрите, профессор.

Арсеньев осматривал мою находку с величайшим любопытством: брал в пальцы каждую веточку, подносил к ней электрометр — но все безрезультатно. Потом он огляделся вокруг.

— Полетим дальше над ущельем по следу трубы.

— Этот чертов магнетит будет сильно мешать, — заметил я.

— Ничего, зато труба теперь отзывается собственным голосом.

Мы вернулись к вертолету. Тут Арсеньев остановился и влез на высокую глыбу.

— Подождите, я должен это исследовать…

Включив аппарат, он начал обходить место посадки.

— Труба лежит здесь совсем неглубоко… и это пустое пространство… Не знаю почему, но все это мне не нравится… Не понимаю… — Он говорил отрывисто, словно только себе самому. — Доктор, — обратился он вдруг к Райнеру, — как вы думаете, может ли вот та пропасть быть погасшим вулканом?

— На Земле, судя по горным породам, я ответил бы, что это исключено… Обвалы тоже дают совсем другую картину… Но здесь я могу сказать только одно: не знаю.

— Почему труба подходит к поверхности? Случайно ли это?

— Кажется, я понимаю, что вас удивляет, — сказал Солтык. — Труба должна лежать глубже, не правда ли? Если бы мне как инженеру пришлось устанавливать такой крупный силовой проводник, я заложил бы его на глубине не менее шести метров.

— Я думал не только об этом, — произнес Арсеньев, — но и это странно… Странно… — повторил он. — Невольно приходит в голову предположение, что сначала была проложена труба, а потом рельеф местности изменился…

— Вы хотите сказать, что труба была проложена, когда не было еще ни кратера, ни ущелья? — спросил я.

— Вот именно. Знаете что, пойдемте к тому большому валуну; может быть, оттуда будет виднее.

Мы прошли несколько сотен шагов по темным камням. Я шел быстрее других и первым очутился в суживающемся каменном горле. Ниже, еще метров через двести, ущелье кончалось. В рамке темных скал светлела обширная долина, в центре которой лежало озеро. Черная неподвижная поверхность воды с торчащими довольно далеко от берега острыми утесами шла вдаль, затянутая легким, как дымка, туманом. Со всех сторон спускались осыпи, окружая озеро огромной крутой воронкой. Среди каменных глыб и изломов группами торчали зубчатые скалистые шпили. Справа на темном фоне склонов выделялся белый кружок. Кто-то подошел так близко, что задел меня за плечо, но я не обратил внимания. Это оказался Арсеньев, и мы почти одновременно с ним поднесли к глазам бинокли.

Я несколько раз зажмурился, так как мне показалось, что я ошибся. Но нет, резкость была прекрасная, и бинокль в порядке…

Среди крутых обрывов стоял Белый Шар. Точнее, это был гладкий свод, возвышавшийся среди каменных глыб математически точной линией, сплошной и четкой, без всякого следа неровностей. Он очень резко выделялся в этом хаосе каменных обломков.

— Удастся вам посадить там машину? — спросил Арсеньев.

Я ответил не сразу, определяя расстояние в бинокль. Повсюду утес на утесе, торчащие острые края, повсюду тянутся нескончаемые ряды глыб, входящие темными осыпями в ущелье. Кое-где одни обломки торчали на других в таком необычном положении, что стоило отвести от них глаза, как начинало казаться, что они теряют равновесие и падают.

— Приземляться здесь опасно, — сказал я. — Если глыбы поползут, машина перевернется. Винт может погнуться. А если пойти туда пешком? Это недалеко — не больше трех километров.

— Не знаю, не лучше ли вернуться на ракету, — медленно проговорил Арсеньев. — Жаль, что у нас нет гидропланного шасси… Можно было бы сесть на озеро.

Он думал о надувных резиновых шарах, на которых вертолет может опускаться на воду. Мы оставили их в ракете, чтобы не брать лишнего груза.

— Возвращаться сейчас на ракету? — воскликнул я. — Сейчас, когда мы так близки к решению загадки?

— Решение загадки вовсе не кажется мне таким близким…

Остальные собрались вокруг нас и оглядывали в бинокли огромную каменную пустыню. Арсеньев опустил индукционный аппарат к земле и водил вокруг себя его устьем.

— Труба, кажется, действительно опускается туда, к этому шару, — сказал он. — Но слышимость очень плохая, мешает магнетит…

Высокие осыпи железной руды, начинаясь от ущелья, покрывали склон суживающимся книзу клином. Далее камни становились светлее, как и по всей долине. Арсеньев вскинул аппарат на спину и прикрепил его к широкому плечевому ремню.

— Ну что ж, пойдемте… Ведите, пилот!

Чем ниже мы спускались, тем хаотичнее становилось окружение. Камни, выскальзывая из-под ног, увлекали с собой другие. Оглянувшись, я уже не увидел вертолета: он скрылся в глубине ущелья.

Склон становился круче, и идти было все труднее. Камни летели вниз от одного прикосновения. Один раз большая груда их стремительно рухнула вместе со мной, но я успел отскочить в сторону, на плиту, опирающуюся о ребро склона. Утомительный спуск затягивался. Мы уже миновали нижнюю границу магнетитов, и вся поверхность осыпей мерцала теперь мелкими кварцевыми искорками, словно шевелилась.

— Постойте-ка, — сказал Арсеньев и снова взялся за аппарат, направляя его вертикально к земле. — Труба недалеко, но… — Не договорив, он подошел и подал мне кабель.

Я включил его — и вздрогнул: таким близким и сильным было это равномерное гудение. Арсеньев взглянул вверх, словно определяя расстояние, отделяющее нас от ущелья, и двинулся вперед. Белый Шар постепенно приближался. Трудно было определить его высоту: слева торчали четыре скалистых шпиля, справа сгрудились остроконечные обелиски, окруженные выветрившимися обломками. Между нами и шаром темнел узкий залив. Воды озера вдавались тут в сушу черным языком, вонзавшимся в крутые осыпи. Противоположный берег был покрыт растрескавшимися каменными глыбами и мрачно сверкавшими, вставшими почти дыбом плитами. Вдруг астроном остановился.

— Белый Шар говорит… — глухо произнес он.

Индукционный аппарат больше был не нужен: радиоприемник в шлеме гудел низким нарастающим звуком. Я поспешил вслед за Арсеньевым. Он, карабкаясь по глыбам, первым достиг залива и, не колеблясь, вошел в воду. Он шел все дальше, но вода доходила только до груди. Достигнув противоположного берега, покрытого покатыми плитами, мы помогли друг другу выйти. Поднявшись на возвышенность, мы снова увидели Белый Шар; его куполообразные сводчатые стены отбрасывали на поверхность осыпей легкую тень. Склон привел нас к полуразрушенным каменным шпилям. За последним из них было ровное, усыпанное мелким щебнем пространство. Белый Шар уже нельзя было охватить взглядом: он стоял над нами, как выпуклая гладкая стена. Мы подошли вплотную, и я прикоснулся к белой поверхности. Сердце у меня сильно билось. Поднял голову: шар высился, как безмолвная, неподвижная масса. Я прислонился к нему спиной. Вертолета не было видно: далеко, над осыпью, по которой мы спускались, темнело среди скал устье ущелья.