Николай Романецкий - Обречённый на любовь

- Ты меня любишь?

Он удивленно отстранился и тут же ответил:

- Конечно.

Глаза ее сузились.

- Врешь ты все! - прошептала она, закусила губу и вдруг с размаху залепила ему пощечину.

Он плотоядно улыбнулся и схватил ее за запястья. Преодолевая яростное сопротивление, сжал в объятиях. И вдруг обнаружил, что примы рядом нет. Под ним, зажмурившись и счастливо улыбаясь, лежала Вита-горничная. Или официантка. А может, и сестра милосердия. Жмурилась она, как кошка.

Калинов отшатнулся: внезапно пропало все желание. Она с кошачьей грациозностью метнулась за ним, прильнула к его груди. И тогда он оттолкнул ее, оттолкнул так, что она, отлетев на кровать, ударилась затылком о стенку.

- Уходи! - прошептал Калинов.

- Почему? - Она поморщилась, потерла рукой затылок, грациозно устроилась на кровати.

- Уходи! - заорал вдруг Калинов. - Уходи, дрянь! Уходи!!! Ненавижу!

Она испугалась, вскочила с кровати. Он наступал на нее, продолжая вопить:

- Дрянь! Шлюха!!! Убирайся, кукла-подменка!!!

Она схватила коричневое платье, принялась натягивать его на обнаженное тело, запуталась в платье, как муха в паутине. Сжалась, ожидая удара. Калинов продолжал вопить, приближаясь к обреченно замершей девушке. Ее скрючившееся тело бесило его, хотелось схватить этот кусочек упругой плоти, разодрать на части и терзать, терзать, по-волчьи скалясь и захлебываясь горячей кровью.

Но тут в номер ворвался Джос, сграбастал Калинова за левое плечо и, развернув лицом к себе, ахнул кулаком в челюсть.

- Ты с ума сошел! - Джос был откровенно взбешен, но второго удара себе не позволил.

Впрочем, для того чтобы успокоить буяна, хватило одного. Калинов поднялся с пола, потирая челюсть и с удивлением глядя на Джоса. Вита, всхлипывая и размазывая по лицу грим и слезы, наконец справилась с платьем и выскочила из номера. Джос поднял с пола опрокинутое кресло, передвинул к столу и сел.

- Поговорим?

Калинов, все еще потирая челюсть, молча угнездился на кровати. Он по-прежнему смотрел на Джоса, но выражение удивления медленно сходило с его лица.

- Что это вы себе позволяете, уважаемый? - спросил Джос.

- Нет, это вы что себе позволяете? Какое ваше дело до... - Лицо Калинова вдруг озарилось догадкой. - Боже мой, я все понял!.. Ну конечно... - Он погрозил Джосу пальцем. - А я-то голову себе ломаю: что он тут делает...

- И что же я тут делаю?

- Хитрец! - Калинов покачал головой. - Я-то Зяблика подозреваю, а теперь ясно, кто к моей жене прислоняется.

Джос встал, лицо его превратилось в ледяную маску.

- Вы, кажется, вообразили себе, что у вашей жены со мной любовная связь?

- Конечно! Именно это мы и вообразили. Это и дураку понятно. Только такого болвана, как я, можно было за нос водить. Но больше, Джоузеф или как там вас, я такого не позволю!

Джос вдруг расхохотался:

- Ты и в самом деле болван, парень. Меня зовут Джошуа, а не Джоузеф...

- Мне один черт! Что Джоузеф...

- Не перебивай!.. Меня зовут Джошуа, и если ты покопаешься в своей памяти, то вспомнишь это имя.

- Никогда в жизни не был знаком ни с одним Джошуа...

- Меня зовут Джошуа, и я отец твоей жены. Я имею в виду Виту.

Калинов разинул рот, замигал. Джос улыбнулся и развел руками, снова сел за стол.

- А... А... А... А чем докажешь?

Джос качнул головой:

- Хотя бы могу рассказать, при каких обстоятельствах Джинджер заимела ребенка.

И словно молния сверкнула перед Калиновым. Он вспомнил тот давний разговор со своей будущей тещей, еще при первой жизни.

- Могу рассказать, - продолжал Джос, - но не буду. Замечу только, что обстоятельства были криминальными.

И Калинов сразу поверил. Потому что понял: лица Джоса и Виты были непохожи друг на друга, но было что-то одинаковое во взглядах, в мимике, в жестах, что-то неуловимое, но реально существующее.

Калинов вскочил, забегал по номеру. Джос с интересом следил за зятем: похоже, ситуация его восхищала.

- Я совсем ничего не понимаю, - заявил наконец Калинов. - Для чего мы все здесь? Вы, я, Вита, Зяблик... И где вы столько лет пропадали? Ведь Джинджер до сих пор любит вас. У нее просто лицо меняется, когда она вспоминает вас. Правда, вспоминает, как свою грезу...

- О нас с Джинджер мы сейчас говорить не будем - не время. А вот о вас с Витой поговорить стоит... Скажи, ты в самом деле не понимаешь, почему оказался здесь?

- Боже мой, конечно не понимаю! Зачем все это? Почему? У меня вторая жена на сносях, а я пропадаю здесь. Слава Богу, хоть время тут течет гораздо быстрее, чем на Земле! А то бы Марина с ума сошла... Меня загнали в лабиринт, показывают картинки, которые во мне бешенство вызывают... Кому это надо? И почему этот мир то слушается меня, то нет?

Губы Джоса тронула грустная улыбка. И с улыбкой этой он стал очень похож на Виту. Или Вита на него.

- Этот мир слушается тех, кто любит.

- Но я же люблю жену!

- Марины здесь нет.

- Я и Виту люблю.

- Любишь ли?.. Почему же тогда мир не слушается тебя?

Калинов подскочил, схватил Джоса за руку:

- Послушайте, ведь вы все знаете. Почему бы вам не объяснить мне?..

- Горек недозрелый плод, - сказал Джос. - Замечу только, что, при всей дикости твоего поступка, он мне нравится. И добавлю, что твое пребывание здесь зависит только от тебя самого. Насчет Марины не беспокойся, сколько бы тут не просидел, для нее минет лишь несколько часов. Но вряд ли она обрадуется, если получит в объятия мужа неожиданно постаревшим на несколько лет. - Он встал, потрепал Калинова по плечу. Думай, сынок, думай. И запомни: от тебя зависит не только твое благополучие.

Калинов думал. Думалось плохо. Мешали подозрения о том, что его опять водят за нос. Но с этим он ничего поделать не мог, слова Джоса приходилось принимать на веру. И думать.

Он решил, что главной целью Джоса является восстановление чувств между зятем и дочкой. В принципе такая цель была понятна, но что стояло за ней?.. И знала ли обо всем этом сама Вита?

Появление молоденьких Вит показывает, что не знала. Вряд ли бы ей понравилось, что мужу подсовывают ее юных двойников, это должно быть для нее унизительно.

Джос сказал, что выходка зятя ему понравилось. По-видимому, он принял ее за проявление ревности, а где ревность - там и любовь... Только я никогда не был ревнивым, уж Вите-то известно, она не раз могла в этом убедиться. А говорило во мне сегодня лишь оскорбленное достоинство.

И потом - Зяблика-то я все-таки видел. Неужели вместо него был всего лишь статист? Ведь при нашей последней встрече на Земле он явно дал понять, что знает, куда Вита исчезла...

Однако, чем больше Калинов думал, тем сильнее убеждался, что события можно расценивать как угодно. Все, все могут врать. Даже Вите он сейчас был способен не поверить, хотя они никогда по-крупному не обманывали друг друга. Трудно обмануть любящего человека, а когда он стал к тебе равнодушен...