Юрий Рытхэу - Интерконтинентальный мост

Оставив лишь один канал связи с Александром Вулькыном и диспетчерской совхоза, Иван Теин принялся за дела. Их становилось все больше. На экране-дисплее один за другим возникали поступившие за последние дни официальные документы. Они передавались по правительственному каналу прямо в память-сейф, доступ к которому по специальному коду имел лишь Иван Теин и два его заместителя. Заместители председателя Уэленского сельского Совета заменяли председателя лишь во время его недомоганий или отъезда.

Много было материалов и запросов в связи с готовящимся постановлением правительства о новой ориентации хозяйственной деятельности народов Чукотки, согласно последним научным рекомендациям. То, о чем сказал в своем недавнем выступлении по центральному телевидению председатель окружного Совета Григорий Окотто, скоро станет законом. Время от времени в популярном среди северян журнале «Арктика сегодня» появлялись статьи о будущих моржовых и китовых фермах. Ивана Теина особенно заинтересовал план превращения Мечигменской губы в китовый заповедник.

Да, планы были грандиозные, обещающие большие изменения в жизни людей Чукотки… Надо бы съездить в Анадырь, посоветоваться…

Послышался стук в дверь.

Это был Петр-Амая.

— Извини, что помешал…

— Видишь, сколько разных документов, писем, — Иван Теин кивнул на экран дисплея. — Только для ознакомления со всем этим сколько времени требуется. Чувствую, мы стоим на пороге больших перемен, — задумчиво произнес Иван Теин.

— Это естественно, — отозвался Петр-Амая. — При всей стабильности и привлекательности теперешняя жизнь на Чукотке не может дальше оставаться прежней. Рано или поздно, но надо будет подниматься на новую ступень…

— Все это верно, — сказал Иван Теин. — Но у меня такое ощущение, что с каждой ступенью так называемого прогресса, усовершенствования хозяйственной деятельности, технического прогресса мы что-то теряем…

— Мы с тобой уже не раз говорили об этом, — ответил Петр-Амая. — А что делать? Остаться вот такими, какие мы есть теперь, с игрой в прошлое на старой Уэленской косе, с той же игрой в морской промысел?.. А не получится ли так, что мы и впрямь отстанем от развития, от прогресса, и не пройдет и двух десятков лет, как сюда будут приезжать толпы туристов, чтобы поглазеть на диких чукчей?

— Ну, допустим, представления о так называемой дикости у людей давным-давно переменились. Ты знаешь, сколько народу хочет поработать в оленеводческом стойбище Папанто? Очереди на несколько лет!

— А скажите людям, которые так рвутся пасти стадо оленей, что им придется это делать всю оставшуюся жизнь, много ли найдется согласных?.. Эти отпуска в стиле «ретро» во многом объясняются модой, хотя, правду сказать, после такого отдыха чувствуешь себя прекрасно…

Сам Петр-Амая, пользуясь расположением своего друга Папанто, все свои свободные дни старался проводить в оленьем стойбище.

Петр-Амая поглядел в окно.

— Боюсь, что нашу ярангу снесло волной, — сказал он задумчиво.

— Новую поставим, — сказал Иван Теин. — На том же самом месте, где всегда стояла яранга наших предков.

Петр-Амая поднял глаза на отца. Трудно иногда с ним разговаривать. Всегда остается что-то недосказанное, затаенное, ощущение непонимания. И с каждым разом все больше и больше.

— Как долго Френсис собирается здесь быть?

— Сколько потребуется, — настороженно ответил Петр-Амая. — Она единственная, кто из американцев действительно работает для книги.

Стараясь говорить как можно мягче, Иван Теин произнес:

— Дорогой мой сын… Если не хочешь все испортить, не надо этого делать…

— Чего не надо делать? — не понял Петр-Амая.

— Это демонстрация…

— Что — демонстрация? — Но это Петр-Амая произнес уже по инерции, хорошо поняв, что имеет в виду отец.

— Пусть она едет домой.

— Но мы любим друг друга, и фактически мы муж и жена… Мы муж и жена по старинному эскимосскому обычаю, когда главное — любовь и взаимное согласие.

— Но перед нынешними законами, как нашими, так и их, — вы не муж и жена. Пусть Френсис сначала решит свои дела с Перси.

Петр-Амая снова поглядел в окно и наконец увидел их. Крепко держась друг за друга, преодолевая напор ветра, шли Ник Омиак и Френсис.

— Они идут сюда.

— Значит, ты пришел подготовить почву? — слабо улыбнулся Иван Теин.

— Но, как видишь, не получилось, — развел руками Петр-Амая.

Они спустились вниз, чтобы встретить гостей.

Иван Теин был подчеркнуто любезен и гостеприимен. Он тут же попросил принести чай.

Когда все расселись по креслам. Ник Омиак обвел взглядом рабочий кабинет председателя Уэленского сельского Совета, единственным украшением которого был Государственный флаг Советского Союза, развернутый позади рабочего стола. Потом пытливо посмотрел в лицо Ивана Теина, Петра-Амаи и спросил:

— Вы, как я догадываюсь, уже обо всем поговорили?

— Поговорили, — отозвался Иван Теин. — Вы знаете мое мнение на этот счет. Оно не изменилось.

Френсис, испуганная и растерянная (она поначалу не хотела идти сюда), вопросительно посмотрела на Петра-Амаю.

— Знаешь, Френсис, — он произнес это внятно и громко, — есть еще бюрократы и в нашей стране, и даже в Уэлене!

Принесли чай, который был выпит в тягостном молчании. После этого Петр-Амая проводил гостей до больницы.

Иван Теин смотрел им вслед, ветер нес их троих, подталкивая в спины, и сердце его разрывалось от жалости и сочувствия и к сыну, и к Френсис.

Глава вторая

Ярангу пришлось строить почти заново. Наружная стена, обращенная к морю, была полностью разрушена. Вода проникла в чоттагин, сдвинула бревно-изголовье, повалив полог. Он лежал в углу мокрый, жалко съежившийся, словно снятая одежда с усталого путника. Часть поддерживающих купол столбов рухнула, и крыша чудом держалась на оставшихся. Можно было перенести ярангу в другое, безопасное место, на лагунную сторону косы. Но весь смысл сохранения древнего жилища заключался в том, что оно стояло именно на том же самом месте, где в незапамятные времена поселились предки Ивана Теина по чукотской линии. За многие прошедшие века морские волны не раз обрушивались на ярангу, возможно, даже полностью смывали ее, но люди опять возводили жилище на раз и навсегда выбранном месте. Видимо, это в человеческой натуре; природное окружение считать существенной частью самого себя.

Закончив работу в сельском Совете, Иван Теин шел через замерзшую лагуну, мимо школьного катка под навесом с ярким освещением и музыкой, направляясь в старый Уэлен. Не одного его постигла беда. Яранга Эйнеса, стоявшая у подножия Маячной сопки, с трудом была обнаружена за несколько сот метров от старого места. Она представляла собой груду обломков. Пришлось заново возводить древнее жилище, и свежие, еще не успевшие потемнеть желтые моржовые кожи на крыше резко выделялись на фоне остальных, серых и черных.