Октавиан Стампас - Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1)

Пожив в Эдессе кум королю, он, видите, ли, заскучал и приехал проведать нас, как мы тут развлекаемся, не веселее ли в Антиохии, чем с эдесскими нежными красотками. Видя в нашем лагере раздоры из-за владения Антиохией, он говорит: "Давайте так, ни тому, ни другому, если уж из-за этого такая свара. А я, будучи великолепнейшим графом Эдесским, так и быть, согласен присовокупить к своим владениям и сей паршивый городишко Антиохию". Это еще больше подсыпало перцу в паприкаш93. Наконец, собрался совет всех вождей крестоносного воинства и стали решать, кому быть князем Антиохийским. Каждый доказывает свое и никто не может прийти к решению. Тут кто-то предлагает сделать так: кто первым своей лопатой до сундучка дотюкнулся? Ага. Дигмар Лонгерих. Вот пусть этот Дигмар и определит, быть князем Антиохийским Боэмунду или Раймунду. Бодуэна, естественно, всерьез никто не воспринял, хотя он и продолжал, собака, белениться. И Дигмар, Царствие ему Небесное, добрая был душа, говорит: "Противно слушать ваши споры и разногласия. Да подавитесь вы все своей Антиохией. Я лично иду дальше на Иерусалим. Кто со мною - становись!" Тут и наш доблестный граф Зегенгейм, вот он сидит, голубчик, встал этак подбоченясь и молвит: "Да обвалятся стены Антиохии на головы тех, кто пришел сюда только наживаться и получать титулы. Если вы не прекратите свой дрянной и безобразный спор, то клянусь, что мы развалим Антиохию до основания и сровняем ее с землей!" Вот как он выдал, наш Лунелинк, не смотрите, что он обычно такой вежливый и обходительный. Тут уж всем сделалось стыдно. Потом только выступил Годфруа Буйонский и стал призывать прекратить спор и оставить все как есть. Наконец и папский прихвостень... Простите, что я так грубо о епископе Адемаре, но уж мы то знаем, что это за птичка. Так вот, наконец, и он высказался, чтобы оставить титул князя Антиохийского за Боэмундом, поскольку он больше всех стараний приложил к тому, чтобы и городом овладеть, и Кербогу прогнать, и его норманны много голов положили, две трети их погибло за весь поход. На этом, слава Богу, все и окончилось. А вы говорите, чудо. Нет, не верю я, что эта железяка и есть настоящее копье, которым Господа Иисуса Христа на кресте проткнули. Чудес, к сожалению, не бывает.

- Да как же у тебя язык поворачивается говорить такое после всего, что произошло под стенами Антиохии! - воскликнул я в негодовании, потому что все можно стерпеть от Аттилы,-но только не его грубый материалистический склад ума, позволяющий ему делать столь дикие и безрассудные заключения относительно природы чудес и вообще их существования в мире.- А разве не чудо, что когда мы вырвались из ворот города и бросились на осаждающего врага, турки струсили и бросились бежать? Разве не чудо, что ни один из них не осмелился даже близко подойти к Боэмунду, несущему копье Лонгина? Нет, Аттила, ты как хочешь, можешь и помереть при своем глупом убеждении, что чудес не существует, но я верю, чудо произошло. Да я весь был охвачен этим чудом! Я не могу объяснить, откуда взялись тогда силы скакать, драться, преследовать врага.

- Да, я тоже верю, что произошло чудо,- поддержал меня жонглер Гийом.Иначе этого и не назовешь.

- Чудеса есть,- твердо сказала Елена.

Все остальные встали на мою сторону, кроме служанки Крины, которая воздержалась от каких-либо суждений на этот счет.

- Что же было дальше? Вы двинулись на Иерусалим? - спросила жена полководца Николая.

- Нет,- ответил я и приступил к окончанию рассказа о крестовом походе.Нам нужно было сначала закрепиться на отвоеванных рубежах, обеспечить себе тылы, захватить как можно больше городов в окрестностях Антиохии. Мы с Аттилой и Дигмаром пошли за Годфруа Буйонским на крепость Тель-Башир, которой овладели почти безо всякого труда. Оставив там небольшой гарнизон, двинулись дальше и взяли крепость Равендан. Во время штурма погиб мой добрый толстяк Дигмар. Стрела попала ему в щиколотку, но острие проклятой стрелы оказалось отравленным, и он скончался в страшных мучениях. Териак94, найденный у местного травника, когда мы захватили Равендан, не успел помочь - было уже слишком поздно. Перед самой смертью Дигмар перестал стонать и метаться. Он посмотрел на меня и промолвил последнее слово: "Адельгейда". После этого взор его остекленел, а выражение лица сделалось таким, словно он увидел нечто невыразимо прекрасное, величественное, и какая-то главная истина открылась ему. Потом мы еще воевали в окрестностях Антиохии против разрозненных отрядов Кербоги и эмира Дамасского. Выяснилось, что ссора между двумя этими великими полководцами тоже сыграла немаловажную роль в нашей победе в битве при Антиохии. Хотя это нисколько не умаляет того чуда, о котором я говорил вам с такой убежденностью. К осени крестоносцы значительно расширили свои владения. Роберт Норманский захватил портовый город Латакию, что оказалось весьма кстати, поскольку пристань Святого Симеона около Антиохии была, как я уже говорил, сожжена Кербогой. Боэмунд и Танкред с провансальским отрядом Раймунда Тулузского овладели сильной крепостью Мааррой, где вновь между норманнами и французами вспыхнул спор, кому владеть Мааррой, и в результате Боэмунду удалось-таки отстоять вновь свое право. Он, конечно, своего не упустит, и думаю, когда мы возьмем Иерусалим, он добьется, что его провозгласят королем и попечителем Святого Града. Потом наступила осень. Я ждал, что к сентябрю или октябрю вожди похода примут решение идти на Иерусалим. Но они все медлили и медлили. Говорили о том, что египтяне, недавно захватившие Иерусалим у турок, очень сильны, и необходимо как следует набраться сил для продолжения похода. К тому же, в августе скончался папский легат Адемар, епископ Ле-Пюи, а без личного представителя римского папы многие идти на Иерусалим отказывались, хотя другие, и я в том числе, убеждали их, что у нас знамя Святого Петра, у нас копье Лонгина, при нас множество священников, и если папский комиссар явится в уже освобожденный Иерусалим, то он скорее всего не огорчится, что город взяли без его ведома и благословения. Ближе к зиме было принято решение начать поход на Иерусалим весною следующего года. Первым уплыл во Францию Гуго Вермандуа. Затем и многие другие рыцари решились съездить в родные края, чтобы к весне возвратиться и продолжить поход. Я настолько истосковался по Евпраксии, что у меня не оставалось сомнений, ехать или не ехать. Возможность кораблекрушения страшила меня не больше, чем перспектива зимовки в Антиохии с тоскливым ожиданием и мечтами о далекой встрече с возлюбленной. Так мы с Аттилой оказались на корабле, отчалившем от Латакийской пристани, а затем - здесь, на Кипре. И после всего, что я рассказал вам, умоляю вас, прекраснейшая Елена, отпустите нас домой! Прикажите снарядить ваш корабль и пусть он доставит нас хотя бы до берегов Греции! Будьте столь великодушны!