Владимир Кузьменко - Древо жизни (Книга 3)

- Ну, знаешь! Это уже слишком. По-твоему, мы должны были спокойно смотреть, как эти уроды гонят людей, как скот, чтобы живьем содрать с них кожу?

- Разве я осуждаю тебя? На твоем месте я сделал бы так же, но...

- Опять это "но"! Как вы, немцы, любите все взвешивать, все заранее рассчитать.

- Разве это плохо?

- Это хорошо, но иногда становится противно!

Вальтер обиделся.

- Мне, может быть, противна ваша славянская безалаберность, но я стараюсь не замечать ее. Во всяком случае, не говорю о ней вслух!

- Друзья, вы что? - вмешался Владимир. - Стыдно! Прекратите!

- Ладно, прости меня, Вальтер. Я погорячился.

- И ты меня...

- Все-таки какой странный, жестокий и, я бы сказал, безнравственный мир, подал голос из своего угла в кабине вертолета Саша. Он полулежал, прислонившись к тюку с палаткой, и, казалось, задремал, но, услышав разгоревшийся спор, проснулся.

- Непонятное всегда кажется странным, - ответил ему Вальтер. - И все, что не совпадает с нашими представлениями о морали, кажется аморальным. А между тем я бы не сказал, что этот мир так уж аморален, если принимать в расчет конечный результат.

- Что ты считаешь конечным результатом? - повернулся к нему Николай.

- Ты лучше смотри вперед, а то опять отклонишься от курса! Под конечным результатом я понимаю счастье.

- Ты считаешь, что этот народ счастлив?

- Несомненно!

- Счастье ребенка, который никогда не станет взрослым, - возразил Владимир. - Если согласиться с тобой, то любой дебил, который не сознает своей дебильности, тоже счастлив?

- Ты имеешь в виду отсутствие социального развития? Да, действительно, для цивилизации в целом это вроде дебильности для индивидуума, но ты слишком категоричен. Социальное развитие имеет причины - это своего рода вечный поиск выхода из нищеты. То есть для начала социального развития нужна нищета, голод, недостаток необходимых для жизни средств. Здесь же эти условия полностью отсутствуют. Ради чего должно идти социальное развитие? Оно здесь не нужно!

- Да, если система изолирована. Но если этот народ вступает в контакт с технически развитой цивилизацией, он беззащитен.

- Не так уж они беззащитны! Кибела, которая лишила их развития, достаточно хорошо их защищает. Где теперь титаны? Они исчезли вместе с их могучей техникой, а лапифы продолжают жить. Кибела дала им то, чего еще не достигла наша машинная цивилизация, - вечную юность и вечную жизнь. Что еще надо для счастья? Разве человек, который живет на почти голой, лишенной лесов и чистых рек планете, вынужденный ютиться в тесных комнатушках и есть синтезированную пищу, счастлив от того, что в его распоряжении триллионы киловатт энергии, ракеты со смертоносным грузом, способные уничтожить всю планету?

- Подожди, подожди! Ты сразу о бомбах. Но разве в этом суть человечества? А его культура, искусство, литература, музыка - это что же по-твоему?

- Все это только отражение социального развития, Николай, и если его нет, то излишним становится и отражение. Я бы сказал, что литература - основа всей культуры - это отражение конфликтов социального развития. И не только отражение, но и поиск их разрешения. Здесь же все атрибуты, сопутствующие социальному развитию, становятся излишними. Остается только то, что соответствует их уровню, их конфликтам. А их конфликты, помимо стычек с кентаврами, замыкаются на сексуальной сфере. Отсюда и чувственный культ Великой Матери Кибелы, с которым Владимир имел возможность близко познакомиться. Их оргии так же естественны здесь, как, скажем, посещение видеотек, театров, картинных галерей на Земле. Мы же не считаем зазорным просиживать часы в библиотеках или бродить по залам музеев. Почему же им, лапифам, считать зазорными их "игры" в честь своей Кибелы? Рытье же котлованов, с чего мы здесь начали, в представлении лапифов - верх аморальности и безнравственности. Сергей, если помните, говорил, что нам надо достичь взаимопонимания.

- С растительным разумом, а не с этими голыми донжуанами и мессалинами! возразил Николай. - Не путай "божий дар с яичницей"!

Вальтер растерянно посмотрел на Николая, потом вдруг рассмеялся.

- Никак не могу привыкнуть к образным выражениям русского языка. Ты хочешь сказать, что я сравниваю слишком разные величины?

- Вот именно! Ты хочешь понять мораль высокоорганизованного сверхмозга на основе сравнения с моралью этих дикарей.

- Не такие уж они дикари. Но дело вот в чем. Ты согласен, что Кибела держит весь этот мир, в том числе и лапифов, под наблюдением и контролем?

- Конечно. Не сомневаюсь, что и наш разговор уже записан в ее памяти.

- Да, я совсем об этом забыл. Тем не менее скажу. Вряд ли Кибела терпела бы этот народ, если бы мораль его вызывала у нее отвращение.

- А у тебя вызывает отвращение мораль муравьев, например?

- Вот как ты ставишь вопрос?

- А почему бы нет? С одной стороны, люди на нулевом уровне развития, а с другой - мощный сверхразум.

- Да, но уровень развития нулевой - социальный, а не биологический. По биологическим характеристикам они не отличаются от нас. Муравья ты при всем желании не обучишь высшей математике, а лапифа, думаю, особого труда не составит. Мне кажется, я могу назвать ключ к взаимопониманию.

- Интересно!

- Это терпимость. Высшим проявлением разума является терпимость. Терпимость к иным обычаям, морали, терпимость к инакомыслию. И сдается, именно такого характера испытание нам предстоит. Насколько мы, люди, способны к терпимости.

- Ты совершенно прав, Вальтер! - поддержал его Владимир. - Я сам думаю так же. Отец мне всегда говорил, что высшим качеством разума является терпимость к инакомыслию, уважение к другому, непохожему на наш путь развитию. Мы вышли в большой космос, и он спрашивает нас: будем ли мы уважать и понимать системы с иными направлениями эволюции или же примемся кромсать их и переделывать на свой лад. Это экзамен на зрелость цивилизации. Мы должны понять других, не мешать им идти своим путем и в то же время помогать друг другу, объединив наши разумы.

ВСТРЕЧА С ОРЕАДОЙ

- Нас, кажется, встречают! - Николай посадил вертолет в километре от поселка. Время было позднее, и они решили отложить посещение пещеры титанов до утра.

Владимир выпрыгнул на землю и остановился, пораженный увиденным. К ним, крича и размахивая руками, бежали от поселка его старые знакомые по заточению в долине. Он всмотрелся и увидел среди них Ореаду. Волна радости с примесью пока еще неосознанного беспокойства охватила его. Он бросился к ней навстречу. Еще несколько секунд, и вот она - такая дорогая, близкая, родная. Ореада, в свою очередь, не могла произнести ни слова, только глядела на него снизу вверх огромными, как сливы, глазами.