Евгений Филенко - Блудные братья

Лэрдзорид вдруг осекся на полуслове и замер с открытым ртом. Кратов, трудно поводя осоловелыми глазами, уже собирался спросить, что так озаботило почтенного старца. Как вдруг и сам все понял, и даже отчасти протрезвел.

Озма, умостив голову на руках, чтобы не падала, и смежив веки, тихонько и нежно что-то напевала, скорее даже — просто мурлыкала. Временами, будто забываясь, ее голос набирал силу — и вновь затихал. Слов было не разобрать, да и не нужны они были.

Под низкими каменными сводами в удушливом полумраке трепетал голосок волшебной флейты.

«Всякий раз, когда это происходит, — подумал Кратов, — передо мной словно открываются двери в иное измерение. Где все иначе, все устроено гармонично и прекрасно, соткано из лучей света и порхающих звуков музыки. Бог знает как она Делает это своим голосом… И я едва успеваю туда заглянуть, как все закапчивается. И на мою бедную голову рушится шершавый, грубый, дурно пахнущий, так называемый материальный мир. Конечно, я переживаю шок. И любой на моем месте переживает то же самое. И нам плохо здесь, и хочется обратно… в страну Оз. Потом-то, конечно, мы приходим в себя, забываем пережитое, холодно и отстраненно делимся впечатлениями, что— то по-дилетантски пытаемся оценивать и сравнивать. Хотя в глубине души понимаем, что этому нет оценок, не с чем сравнивать. И в каждом из нас навечно остается крохотный, согревающий душу осколочек сказки. И мы уже никогда не станем прежними. Мы будем чуть добрее и лучше, чем были. — Он поглядел на застывшее, словно неумело вырубленное из пористого камня троглодитовым инструментом лицо Лэрдзорида. — Но ведь и эхайнам тоже перепадает от этого волшебства! И никому не понять, что они, несчастные, непривычные, не готовые ни к чему похожему, переживают в такие минуты…»

Голова Озмы наконец упала, голос прервался.

По морщинистым щекам Лэрдзорида бежали слезы.

— Что это?.. — просипел он перехваченным горлом. — Что это было? — Он нахмурился, словно пытаясь ухватиться за внезапно промелькнувшую догадку. — Кто вы такие? Откуда появились? Вы что — ангелы?

Кратов отрицательно помотал головой.

— Я уже точно не ангел, — пробормотал он неверным языком. — Вот она— может быть…

— Драд-дхэйам, — выругался эхайн. — Как такое возможно? Я даже вытрезвился от хмеля! То-то я смотрю, а этот дуралей Шьесс на карачках перед ней ползает! Да тут всякий не то что на карачках, а и на пузе поползет… У меня внутри все болит, вот уже сорок лет не стихает, едва я первую жену похоронил… а теперь вдруг все прояснилось и успокоилось. Будто было мне отпущение всех грехов. — Он с опасливым благоговением посмотрел на мирно спящую Озму. — Это светлый ангел залетел в мой дом. А я даже не умею его приветить как полагается…

— Сейчас этому ангелу нужна только мягкая и чистая постель, — сказал Кратов.

Лэрдзорпд не глядя, через плечо, театральным шепотом гаркнул что-то на все том же варварском наречии — прислужники вышли из столбняка и кинулись выполнять распоряжение.

— И еще здесь что-то прозвучало насчет Рыцарского Устава, — продолжал Кратов.

— К демонам эту дрянь! — рявкнул Лэрдзорид и в испуге прихлопнул свой рот широченной ладонью. — Да простит пречистая янтайрн мой гнусный голос… Я не хочу даже вспоминать о воине. Как можно после такого?..

— Можно, — возразил Кратов. — Если совершенно умозрительно… У вас есть текст Устава?

— Нет у меня текста, — проворчал эхайн. — Зачем мне текст, когда я его наизусть помню… зря, что ли, зубрил его в унтерской школе?

— Отлично, — сказал Кратов. — То есть, конечно, безобразие, что в доме нет Рыцарского Устава!

— А на кой он нужен? — упирался Лэрдзорид. — Уж всех моих воинов давно нет в живых, а я свое под знаменами Нишортуннов давно отбарабанил.

— Все равно — непорядок… Что там говорится насчет ответственности солдат за их злодеяния против мирного имущества, скота и живых душ?

— Ничего такого не говорится, — удивленно сказал Лэрдзорид. — Солдаты в том неповинны. Что с них взять? А отвечать должны полководцы.

— Нельзя ли сформулировать поточнее? Продолжая удивляться, Лэрдзорид сформулировал поточнее.

— Прекрасно, — заявил Кратов. — То есть, разумеется, полный бардак… В этом поселке есть суд?

— Есть, — покачал головой Лэрдзорид. — И чем же я провинился перед пречистым яннарром?

— Наоборот, — промолвил Кратов. — Вы меня иесказано выручили. И не только меня. Так что ждите новых милостей от гекхайана.

— Нечего мне ждать, — буркнул старик. — Не вернет он мне ни жен, ни детей.

Неслышно приблизился один из прислужников, что-то прошелестел, указывая в направлении тростниковой сдвижной перегородки. Кратов поднялся из-за стола — хмеля как не бывало.

— Сейчас я уложу янтайрн Озму в постель, — сказал он, — а сам наведаюсь в ваш суд. Если случится что-то непредвиденное… Берегите ее, гекхайэдд.

— Я ее сберегу, — пообещал Лэрдзорид, глядя в сторону. — Я ее так сберегу, что демонам тошно станет. Я за нее всякому горло перерву, не посмотрю, что т'гард…

7

Поселковый судья Дзатлэг, одних примерно лет с гекхайэддом, внешностью своей, однако же, напоминал отнюдь не Отца Тука, а пожилого, разморенного жарой льва. Седая грива была в беспорядке рассыпана по необозримым плечам, тусклые глазки прятались в морщинах, огромную рыхлую физиономию украшали пышные бакенбарды и густые висячие усы. На столе перед судьей лежала обязательная для отправления правосудия металлическая наковальня Традиций, а кристалл Справедливости был зажат в могучей лапе.

— Что угодно яннарру? — прохрипел судья Дзатлэг.

— Защиты от беззакония, разумеется, — объявил Кратов, приближаясь.

Судья смахнул просторным рукавом невидимую пыль со столешницы и, примерившись, грянул криссталлом о наковальню. Под деревянные своды воспарил чистый металлический звон. Эхайны, бесшумными тенями блуждавшие по залу суда и шепотом переговаривавшиеся, на мгновение застыли.

— В чем суть претензии? — вопросил судья.

— Я, Константин Кратов, — звучным голосом, как и полагалось, начал тот, — этлаук, — при этом слове дряблые щеки Дзатлэга дрогнули: он явно был осведомленнее хлебосольного и недалекого гекхайэдда, а несколько эхайнов опрометью кинулись к выходу, — временный гражданин города Тритоя, что на планете Эльдорадо, желаю обвинить военное руководство Светлой Руки Эхайнора, первым среди коего числится тсокхард Авипкух Вемлугд, седьмой тмонг Абшиз-гэмб, а последним — ашпайг Кьеллом Лгоумаа, третий т'гард Лнхлэбр, в преступном и злоумышленном нарушении традиций и законов Светлой Руки, в частности — Уголовного уложения в том смысле, что допущено и не пресечено неправомерное осуждение и наказание лиц, находящихся вне пределов юрисдикции означенного Уголовного уложения.